10 (1/2)
«Нам хочется понять: почему люди, с виду столь обычные, похожие на каждого из нас, обладают сердцем и разумом чудовища?»</p>
Хэролд Шехтер и Дэвид Эверит</p>
11/2007</p>
В комнате не остаётся толком никого, если не считать заснувшего прямо в соседнем кресле Лайта. Вот так вот, посреди ночи, в приглушенном свете включенных мониторов и под мерный стук чайной ложки, которой он мешает кофе в своём сахаре, думается лучше всего.
Он просматривает списки погибших в последний месяц преступников, одно за другим анализирует имена и места проживания этих людей, но не видит ничего подозрительного. Он не собирается отступать от своих изначальных догадок — он знает, буквально чувствует, что и Миса Амане, и Лайт Ягами виновны. Ему не хватает доказательств, сама суть этого дела ускользает прямо у него из-под носа — так, словно кто-то потусторонний выхватывает у него зацепки, едва он успевает их коснуться.
«Шинигами любят яблоки», — фраза всплывает где-то на задворках сознания, заставляя тряхнуть головой. Он не верит ни в богов смерти, ни в каких-либо других богов. Он знает, что всему этому должно быть какое-то рациональное объяснение. И он его найдёт.
Грохот по правую руку — это Лайт дёргается в полудреме и роняет блокнот со своих коленей. Он не обращает на него внимания.
Что же он упускает? Он даёт больше семидесяти процентов догадке о том, что сейчас личину Киры примеряет на себя другой человек. Он даёт тридцать процентов догадке о том, что этот человек никак не связан ни с Мисой, ни с Лайтом. Как? Орудие убийства — нет, способ, он зовёт это силой, — переходит от одного к другому? Может ли носитель силы потерять память, отказавшись от неё?
Вопросов больше, чем ответов. Он задумчиво покусывает большой палец правой руки. Среди предполагаемых жертв Киры нет никого, кроме преступников — его методы не меняются, а то и становятся обширнее. Он подмечает, что в последний месяц география убийств становится куда шире, а послужной список преступников — тяжелее. Кем бы Кира ни был сейчас, он уничтожает тех, кто виновен в особо тяжких преступлениях и почти не трогает мелких преступников.
Женский почерк? Более взрослый? Он пьёт кофе. Возможно, но делу не поможет. Список тянется бесконечно долго, словно Кира трудится без выходных. Сколько времени он тратит на выбор жертвы? Какими критериями руководствуется? Кого отправляет на плаху первым? Ему хочется понять мотивы этого существа, угадать его мотивацию — он уверен, что психологический портрет составить будет проще, чем найти зацепку среди тысяч однотипных убийств.
Он знает, что вторым Кирой является Миса и присматривается к её мотивации: у девушки явная зависимость от Киры настоящего — от Лайта. Он считает, что свои убийства она совершает лишь для того, чтобы добраться до него. Он считает, что первым — настоящим — Кирой является Лайт и не может сказать, чем мотивирован тот. Ставит на юношеский максимализм, на эгоизм и инфантильное желание добиться «идеального мира». Догадывается, что наверняка близок к истине.
Новый Кира напоминает ему скорее Лайта, нежели Мису, даже если это и женщина.