Утро (1/1)

Ник снова спал плохо: вязкие грязные кошмары бродили по краю сознания?— голодные волки, вот-вот готовые кинуться и разорвать. А когда Мию брыкнула его ногой в живот, проснулся окончательно. В доме было непривычно тихо?— никаких тебе гудков машин, криков уличных торговцев и болтовни проституток под окнами. И какое-то время Ник лежал, слушал эту тишину; слушал дыхание Мию. Она несколько раз за ночь принималась бормотать что-то, возилась и вообще оказалась беспокойной. Лишь под утро, когда над самой крышей прокатился глухой раскат грома и зашуршал, окутал дымкой проливной дождь, вытянулась на животе?— угомонилась.Поднявшись, Ник бесшумно оделся. Постоял около футона, задумчиво изучая узор на нежной спине?— рыбья чешуя, цветы. В зыбком свете туманного утра?— сёдзи были раскрыты, и комнату наполнял запах дождя; сырой, темной зелени?— их близость показалась вдруг нереальным горячечным сном. Ночью все произошло естественно, правильно?— без лишних слов и объяснений. Оба знали, чего хотят и с готовностью отдавали друг другу весь свой жар. Он в тот миг потерял голову, привороженный заманчивой темнотой; очарованныйулыбкой, негромким голосом?— всей изящной мягкостью Мию. И то, как она прижималась к нему, выстанывала его имя. А потом смутилась, поймав его взгляд после особенно бесстыдных ласк, и он касался губами тонкой кожи под ее нижним веком, и нутро его обжигало чувством столь непреодолимым, что он без раздумий покорялся гулкому зову.Ник опустился в кресло. Минуты покоя под шум дождя; изгиб спины, тонкие руки, копна темных волос?— идеально. Отказаться от такого удовольствия он не мог?— сидел и смотрел на нее. Да и не позволил бы себе уйти, пока она спит. Не только потому, что чувствовал?— присвоил нечто дорогое (мысли о разговоре с Киёси Ник пока что решительно отодвигал), но и потому что скрыться вот так, не посмотрев ей в глаза, было бы подло.Проснувшись, она растерялась?— его нет рядом. Потом обернулась и заулыбалась так чудно, что Ник снова ощутил тянущую боль?— кости пробивали настойчивые побеги, давать название которым он не смел.Целовать на прощанье?— припечатать в губы, словно она содержанка?— показалось пошлым, неуместным. Нельзя рушить гармонию ливневого утра?— сизая дымка, разбавленная светильниками в дальних комнатах, обнаженные плечи и беззащитность. Сейчас ему было достаточно того, как она смотрит и улыбается. А что сердце его снова сделало непривычный кувырок, говорить необязательно. Кто знает, может, это последний раз, когда он ее видит.