Пролог (1/2)

— Гермиона! Остановись! — голос матери эхом отбивался о мокрые каменные стены.

Всё вокруг воняло сыростью и магией. Некогда родной дом, в котором Гермиона выросла, теперь больше походил на разрушенную темницу. В воздухе витало тяжёлое чувство страха и обречённости. Светлые обои отклеились от стен, свисая бесформенным полотном, а пол покрылся тёмными пятнами.

Заколоченные окна лишали свет любой возможности просочиться с улицы и осветить хотя бы малую часть пространства. Было слишком темно. Слишком страшно. Гермиона поверхностно и быстро дышала, пытаясь сфокусировать зрение и рассмотреть силуэты в конце коридора. Прислонившись к дверному косяку, она вытянула вперёд руку с зажатой в ней палочкой.

— Гермиона! — её мать снова кричала. Она была так далеко.

Пальцы крепче сжали древко, когда Гермиона сделала первый шаг в темноту.

— Люмос, — дрожащим голосом. Силы заклинания было недостаточно, чтобы кончик палочки засветился ярко. Гермиона прочистила горло, сглатывая вязкую слюну. — Люмос, — уже громче.

Слабый огонёк зажёгся на конце. Этого едва ли хватило, чтобы осветить пространство.

Холодный промозглый воздух сочился сквозь тонкий свитер, разгоняя по спине рой мурашек. Они волнами гуляли по коже, концентрируясь на затылке, там, где Гермиона чётко ощущала чей-то цепкий взгляд. Чуть развернув лицо в сторону, она попыталась посмотреть себе за спину, но громкое и явное чувство страха не позволило повернуться полностью. Это чувство заставляло сердце трепыхаться, отбивая бешенный ритм о рёбра. Во рту совсем пересохло.

— Помоги нам! — Грейнджер дёрнулась, вновь повернувшись и пристально всматриваясь во мрак перед собой.

Рука начинала дрожать: так сильно она сжимала палочку. Это было её единственное оружие. Её единственная защита. Впереди была лишь кромешная тьма, и даже крики матери не придавали храбрости. Эта храбрость, которую приписывали всем гриффиндорцам, выветрилась ещё два шага назад.

Мерзкий холодок прошёлся по телу, остановившись где-то слева.

— Гермиона, — крик матери сменился на злобный шёпот, который теперь исходил не из темноты. Он гулял вокруг, проникая в сознания со всех сторон.

Кончик палочки тух с каждой секундой. Ещё мгновение, и мрак полностью поглотит всё вокруг. Гермиона громко задышала, руки вспотели, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— А-а-а-а!!! — надрывный крик разрезал пространство, заставляя Грейнджер сделать решительный шаг во мглу.

Она сорвалась на бег, пытаясь как можно быстрее оказаться рядом.

— Мама! Мама, где ты? — её голос был не похож сам на себя. Он охрип, огрубел.

Гермиона бежала долго, а коридор всё не заканчивался. Люмос окончательно потух, оставляя Грейнджер один на один с ощущениями. Яркими и резкими. Всё слишком обострилось, стоило последней капле света раствориться в сумраке. Она остановилась, пытаясь выровнять дыхание и успокоить сердцебиение. Это оказалось тщетно. Сзади послышался шорох, а после лёгкое дыхание коснулось волос на затылке.

Грейнджер оцепенела. Тело парализовало приступом нового страха. Она стояла так пять, десять, двадцать, шестьдесят секунд. Боясь пошевелиться, боясь сделать даже крохотное движение. А дыхание сзади становилось всё глубже, задевая теперь голую кожу шеи.

Гермиона зажмурилась, громко выдыхая через нос. Всё, что было нужно, лишь зажечь Люмос. Пролить хоть капельку света. И всё закончится. Весь ужас закончится. Задубевшие пальцы слегка сжали древко. Грейнджер еле приоткрыла рот, с болью размыкая слипшиеся из-за сухости губы.

— Лю… — голос отказывался вырываться наружу. — Люмос, — прошептала Гермиона.

Вспышка оказалась настолько яркой, что могла ослепить. И это бы случилось, если бы минутой ранее Грейнджер не зажмурилась. Свет из палочки не прекращал литься, когда Гермиона решилась приоткрыть глаза. Она увидела мать, которая, сгорбившись, сидела на коленях около стены. На её щеках засохли солёные дорожки. Рядом лежало безжизненное тело отца.

— Гермиона, нет, — прошептала женщина.

Кончик палочки вновь стал тухнуть, пока Грейнджер пыталась осознать всё происходящее. С каждым мгновением света становилось всё меньше, дыхание сзади холоднее, а взгляд её матери всё более пустой. Набрав в лёгкие больше воздуха, Гермиона осмелилась вновь произнести заклинание. Так громко и чётко, вложив в него всю силу.

— Люмос! — вспышка вновь была ослепительной, но вместо привычного белого света, всё вокруг позеленело, а глаза её матери окончательно опустели.

Последнее, что чувствовала Гермиона — это страх. Он ожил и теперь протягивал к ней свои длинные костлявые руки. Он невесомо гладил по волосам, касаясь своим гнилым дыханием внутренностей. Он обнимал за плечи, вновь вынуждая сердце заходиться в бешеном ритме. Он шептал что-то рядом, выворачивая мысли самым мерзким образом.

Прежде чем мир вновь погрузился в кромешный мрак, Гермиона увидела его. Он стоял в углу, опустив голову, в длинной чёрной мантии, а на полу у стены лежали её родители. Родители, убитые Авадой, что была так мастерски скрыта сознанием за безобидным заклинанием Люмоса.

***</p>

Она открыла глаза беззвучно. Даже дыхание было ровным, и лишь испарина на лбу говорила о беспокойном сне. Вытерев ладонью холодный лоб, Гермиона медленно поднялась с кровати. В комнате было тихо, а предрассветное небо делало пространство в доме серым и безжизненным. В таком свете всё казалось плоским и ненастоящим, но для сонного сознания это было чистым холстом, на котором оно с азартом рисовало беспокойные картинки.

Гермиона тряхнула головой, прогоняя остатки ночного кошмара. Нащупав на стуле свою кофту и обув сапоги, она еле слышно вышла из спальни.

Словакия в конце сентября была отнюдь не приветлива. Холодный ветер гулял по узким улицам, навевая паршивое настроение, а голые ветви деревьев нагнетали и без того угрюмую атмосферу. Гермиона плотнее укуталась в вязаную кофту, вытаскивая из кармана пачку магловских сигарет и усаживаясь на верхние ступени крыльца. Она привыкла. Уже почти девять месяцев ночные кошмары стали чем-то обыденным, постоянным. Что не скажешь об ощущениях, которые с каждым разом становились всё ярче и реальнее.

Это пугало, хоть Гермиона и делала вид, будто это ничего не значит. Она умело лгала всем вокруг, даже себе, списывая эти до жути реальные картинки на продукты жизнедеятельности сломавшейся психики. Нервная система давала сбой регулярно. Глупо было предполагать, что война не скажется на ментальном здоровье.

Грейнджер вынула из пачки толстую сигарету, подкуривая её кончиком палочки. Зажав фильтр между зубов, она стала вертеть палочку в руках, раздумывая над тем, чтобы наколдовать Люмос. Это было просто, но простота эта пугала тем, что могла обернуться реальным ужасом, не получись это у Гермионы. Втянув в лёгкие густой дым, она на несколько секунд задержала дыхание и, собравшись, проговорила заклинание, одновременно выпуская дым изо рта.

— Люмос, — получилось хрипло.

Кончик палочки привычно зажёгся белёсым светом. Гермиона сглотнула, а после покачала головой, закрывая глаза.

Это был всего лишь сон.

Сзади послышался звук открывающейся двери и негромкие шаги, которые остановились рядом с Гермионой. Она вновь затянулась густым дымом, не сводя глаз с палочки.

— Почему не спишь? — вопрос получился тихим.

Рядом кто-то копошился, устраиваясь рядом с Грейнджер на ступеньках.

— С тобой невозможно спокойно спать, — в приятном женском голосе звучали нотки недовольства.

Гермиона хмыкнула и молча протянула пачку сигарет Пэнси, которая теперь сидела рядом, укутанная в одеяло. Она облокотилась о перила, вытягивая правую ногу на ступенях.

— Извини.

Пэнси аккуратно забрала пачку, на несколько секунд задерживаясь на холодных пальцах Гермионы.

— Не извиняйся, Грейнджер. Кто, как не я, сможет понять тебя? — она невесело улыбнулась, подкуривая сигарету.