Часть 7, в которой славный мужик встречает славную бабу (2/2)

— Трандуил — редкостная заноза в заднице. Сдается мне, свет таких не видывал. Мог он лечить, но не захотел. Или еще что. У него вечно какие-то тараканы в башке. Вот и сынок весь в него пошел, — пробурчал Арагорн и наложил чистую повязку с новой порцией перетертых листьев.

— Выглядит хуже, чем я ощущаю, — прошептала Тауриель. — А за такие слова о Владыке Трандуиле я должна бы вызвать тебя на бой. Но я не рискну.

Эльфийка улыбнулась, Арагорн хмыкнул, а Леголас все же решился открыть глаза и его тут же затошнило от вида раны.

— Это… нормально?

— У нее заново отрастает плоть, — раздраженно бросил Арагорн. — Так что видок мог быть и похуже. Вашему Нежнейшеству смотреть сюда противопоказано.

— Я не представляю чем вас кормить, — обескураживающе честно сообщил Арагорн, спустя неопределенно долгое время, которое они втроем провели у костра в молчании.

Тауриель без единого слова встала и принялась осматриваться. Арагорн тоже встал, но он бросил через плечо, чтобы они не смели уходить от костра и пасущихся неподалеку лошадей, и ушел в лес, сразу углубившись в чащу.

Леголас старался следить за тем, чтобы костер не терял своей силы, ничем другим в данной ситуации он полезен не был. Тауриель смогла найти неподалеку ежевичный куст и нарвала ягод. Скудно, но все лучше чем ничего.

— Звезды тут будто совсем другие, — прошептала эльфийка, когда они сидели тесно прижавшись друг к другу спинами и каждый смотрел в свою сторону, чтобы никто не смог к ним подкрасться.

— Думаю, они и есть другие. А твоя рука правда не болит?

— Правда.

— А вдруг на нас нападут?

— Будем защищаться, значит, — Тауриель нашарила руку друга и слегка сжала ее.

— Раньше… когда мне рассказывали страшилки про Того Кто Крадется Во Тьме, я иногда представлял, чтобы я сделал, если бы встретил его вживую. Но потом так получилось, что я его и правда встретил. Но все что я смог в тот момент… это только скулить, — Леголас зачем-то пожал плечами и принялся набивать рот ягодами, замер пережевывая. И вспомнил кое-что еще. — В подземельях Твердыни Темного Властелина я видел и других эльфов. Вернее, то что от них осталось. Иссохшие трупы, вот что возвращалось от Него. Я слышал… слышал, как эти твари рвали их плоть, слышал как булькала кровь эльфов во ртах этой мерзости.

— Сколько эльфов было? — глухим голосом спросила Тауриель.

— Три.

— Все мертвые?

— Да. Только пойманных я не видел ни разу. Полагаю их не держали долго, а сразу тащили к Саурону.

— Ты был единственным, кто вернулся в эту камеру живым. Хотя бы относительно живым, — раздалось совсем рядом. — И единственным кто возвращался туда снова и снова.

Тауриель испытывала целую бурю чувств: и желание вступить в бой, и тошнотное омерзение, и парализующий страх, и… благодарность. Несмотря ни на что, Арагорн выдернул Леголаса из этого кошмара, что стал реальностью для ее друга. И снова вставал извечный вопрос: так что же в итоге есть это существо? И что определяет в них самих добро и зло, свет и тьму? Разве одно хорошее дело может перевесить другие злые поступки? И можно ли вообще думать подобным образом, когда дело касается Света и Тьмы?

Тауриель даже замутило, и ей пришлось крепко зажмуриться. Вот бы рядом был кто-нибудь, кто мог однозначно указать с кем дружить и кого ненавидеть. Но, увы, она ушла из леса и оставила позади всех, кто раньше всю ее жизнь указывал ей как жить и что делать. Казалось вот она свобода, а на деле выходило, что мир превратился в один сплошной вопрос.

Арагорн высыпал орехи, которые нарвал в лесу для них с Леголасом и предложил их пожарить на костре.

Может мир и бесконечно сложный и страшный, но жизнь Тауриель продолжалась, и ей предстояло эту жизнь как-то жить.

Тауриель поблагодарила Арагорна и взяла орех.

Леголас попытался определить чего в нем больше: ненависти или благодарности. И если это ненависть, то на кого она направлена: на самого Леголаса или на Арагорна. И почему в этом безумном круговороте чувств он все время совсем забывает о Сауроне? И как он может считать себя представителем светлого народа, когда в нем столько удушающей ненависти? Как он может продолжать жить, если не сделал ничего, чтобы спасти тех несчастных, что были так же как он заточены в Твердыни Темного Властелина? Как они вообще все могут так жить, с каждым днем все больше погружаясь в ненависть друг к другу, недоверие, поглощаемые чувством вины и безволием, тратить силы на борьбу с коварной апатией и мыслями, что все предопределено и нет выхода из этого замкнутого круга взаимных обвинений и самобичевания?! Где найти ориентир в мире, что вот уже столько лет утопает в крови и страхе?

Один из орешков, принесенных Арагорном громко хлопнул и раскрылся, обнажив нутро. Изумительно запахло едой, и желудок Леголаса отвлек его от тяжелых раздумий громким урчанием. Эльф взял прутик и подтащил к себе готовый орех, опасливо коснулся пальцами, ожидаемо отдернул руку от жара и принялся всячески возиться с нежелающим даться в руки будущим ужином.

Арагорн смотрел на один за другим лопающиеся орехи и наслаждался блаженной пустотой в мыслях. Он думал обо всем и ни о чем конкретно: о том, как красив огонь, и о том, что придется снова возвращаться в бесплотные и мертвые земли по ту сторону хребтов, о том как аккуратно ест девчонка, о том как забавно хмурится Светлячок, когда вредный орешек не хочет даться в руки.

Арагорн протянул сидящему рядом Леголасу очищенный орех, кивнул на смущенную благодарность и снова вернулся к созерцанию огня.

Несмотря ни на что, жизнь продолжалась. И ей в общем-то было плевать на внутренние метания юных эльфов и на усталую мрачность странника, что скитается по этой земле уже очень, очень много десятилетий. Звезды перемигивались в вышине, огонь трещал и делился теплом, орешки поспевали один за другим, ночные птицы вышли на охоту, их жертвы затаились в убежищах, лениво ползла припозднившаяся гусеница. И в этом контрасте был какой-то особый трагизм всего происходящего в мире.

***</p> Леголас даже пикнуть не успел, когда его схватили и утащили в кусты. Так стремительно, что даже Тауриель, идущая буквально на шаг впереди ничего не заметила. Позднее каждый из них будет заверять другого в том, что всему виной долгий и мучительный переход, а не их общая неподготовленность и невнимательность.

Арагорн прошел довольно далеко вперед, прежде чем остановился, стащил с себя повязку на лице и пристальнее всмотрелся вперед, затем поднял голову вверх и сказал кому-то, скрывающемуся в вышине ветвей:

— Фарамир, тебе заняться больше нечем?

— Арагорн! — вскрикнула Тауриель, но это было единственное, что она вообще успел сделать, прежде чем ее скрутили и повалили на землю.

Тот, кого она успела позвать, только отмахнулся и продолжил идти вперед, не обращая внимания на то, что тень соскользнула с чахлого деревца и пошла за ним шаг в шаг да так, что ни единый камень да даже песчинка не шелохнулись.

— Фарамир, я знаю, что ты за мной. Прекращай уже меня нервировать, — бросил Арагорн, не оборачиваясь.

— В какое очередное дерьмо ты впутался сам и впутал нас? — раздалось злое впереди.

Арагорн вздохнул и примирительно поднял руки вверх, раскрыв ладони и демонстрируя свою безоружность. Он сделал шаг вперед, но к нему тут же со спины прижалось тело, а к горлу прижался кинжал того, кого он ранее назвал Фарамиром.

— Рад тебя видеть, — сказал Арагорн, продолжая сверлить взглядом того, кто шел к нему навстречу.

— А вот я тебя нет, — рявкнули в ответ, но это нисколько не смутило Арагорна.

— Не притворяйся. Ты меня обожаешь и живешь от встречи до встречи.

— Вот уж кто жаждет встречи с тобой это Эомер. Он в бешенстве. Я серьезно, Арагорн, — говорящий подошел вплотную и наконец кивнул тени за спиной Арагорна. Тот убрал кинжал и отошел. — Эомер тебе голову открутит.

— А еще Гимли, — раздалось веселое сзади. — Он обещался выпустить тебе кишки. Того же жаждет Торин.

— Им всем придется ждать своей очереди.

— Я рад тебя видеть живым и здоровым, — сообщил Арагорн и крепко обнял недовольно хмурящегося мужчину перед собой. — Ты не представляешь, как я рад что ты жив, Боромир.

Тот, кого прозвали Боромиром, продолжал стоять камнем, но Арагорн мало обращал на это внимания, только крепче прижимая того к себе и вцепляясь пальцами до ломоты в суставах. В конце концов, Боромир оттаял и с тяжелым вздохом ответил на объятие.

— И еще притащил не пойми кого, — проворчал мужчина, но Арагорн уже понял: и тон, и слова только для проформы.

— Не бурчи. Я знаю, ты рад меня видеть. Ну давай. Улыбнись мне! Я из такого дерьма выбрался, только чтобы к тебе вернуться, а ты тут как не родной.

— Это эльфы! Арагорн привел к нам эльфов, брат! — радостно воскликнул подошедший Фарамир. — Я отродясь эльфов не видал!

— И было бы чудно, если до конца жизни бы не видел, — Боромир зыркнул на крепко обнявшихся Арагорна и Фарамира и зло сплюнул. Будто им мало хлопот без сраных эльфов!

— Они славные, правда, — Арагорн отлип от Фарамира и снова потянулся к Боромиру, но тот сделал вид, что не заметил и пошел к пленникам, которых связали и обступили плотным кольцом другие люди.

Боромир уставился на эльфов с таким свирепым выражением на лице, что Тауриель внезапно подумала, что Арагорн явно не так уж и плох. Реальный ужас из Мрака скорее всего смотрел на нее прямо сейчас.

— И за каким хреном нам эти детеныши?

— Ну ты чего, Боромир! Это ж воины! Не видно что ли? — от тона Арагорна Леголасу захотелось треснуть его чем-нибудь тяжелым.

— Она-то может и воин, но вот этот… Это же парень, да? Поди разбери их…

Леголас почувствовал что еще немного, и его хватит удар от ярости, переполняющей его тело с каждым мгновением.

— А ты развяжи нас и проверь, — дерзко бросила Тауриель, каким-то образом умудрившись растрепать зубами толстые (и немыслимо грязные) веревки у рта, чтобы суметь говорить внятно и громко.

— Проверить кто из вас баба, а кто мужик? — хохотнул Боромир, но уже совсем другими глазами посмотрел на эльфийку. Пристальным и изучающим. — Ладно. Тащите их.

— Да развяжи ты их, — предложил Арагорн.

— Ну уж нет, — бросил через плечо Боромир, уже отходя.

— Простите, не я тут командую, — развел руками Арагорн с таким лицом, что всем сразу стало ясно: ему ни капли не жаль.