Введение (1/2)
Лондон. Октябрь. 1871 год. Над парком клубятся тяжелые темные тучи. Моросит мелкий дождь. Его холодные капли, стекая по мощеной дороге, собираются в прозрачные лужи. Падают листья. Красные, желтые, оранжевые. Они кружат цветным вихрем вокруг одинокой фигуры в плаще из темной кожи, который, развеваясь от порывов ледяного ветра, открывает элегантный костюм леди: из-под сюртука из черной приятной ткани видна накрахмаленная сорочка, а тесные брюки подчеркивают её скульптурное телосложение. Каштановые сапоги до колен дополняют изысканность одеяния.
Один из порывов ветра скидывает капюшон, прежде закрывавший темные распущенные волосы, едва достающие до лопаток, если представить эту девушку в более подходящей для этого времени наряде, и пронзительно изумрудные глаза, которые легко западут в душу любому мужчине, заставляя мысленно к ним возвращаться.
Серое унылое небо и черные стволы деревьев на контрасте создают впечатление, что кожа мисс светится изнутри белым светом. Несколько раз сморгнув холодные капли, аккуратным движением рук она поправила капюшон и, развернувшись, ушла в другой конец аллеи, где её уже ожидал изрядно продрогший вороной конь.
***</p>
На Лондон опустилось ватное утро. Раннее, промозглое утро, которое серым туманом обняло мостовые, одинокие фонарные столбы, спящие дома. По Бэйкер-стрит уныло проезжали пустые кебы, а за дверью с табличкой «221Б» царила тишина.
Вялый дождь будто бы нехотя барабанил по стеклу, медленно стекая и оставляя за каждой каплей извилистую, неровную дорожку, будто чудной след от ползущей вниз улитки. Зашторенные наполовину окна пропускали скудный свет с улицы, и приятный полумрак — томный и уютный, что создавался благодаря тяжелым плотным шторам, окутывал комнату. Несколько упрямых линий света блаженно блуждали по разложенным на столе нотам. Черные завитушки музыкального языка гармонично сочетались с пожелтевшей бумагой. Рядом лежала скрипка, а ее корпус цвета темной акации загадочно отбрасывал блики от пламени с камина. Осиновые дрова весело потрескивали, соглашаясь с благородным музыкальным инструментом, а искры улетали в угольно-черную трубу, оставляя после себя вкусный аромат леса. Возле столика примостились два удобных кресла с большими спинками, в одном из которых расслабленно полулежала девушка в синем платье. Она мерно сопела, изредка чуть меняя позу, а затем снова погружаясь в дрему. Её голова покоилась на спинке кресла, но все ниже склонялась к подлокотнику.
На лестнице раздались шаги, и вскоре дверь отворилась сильной рукой. В комнату быстро вошёл джентльмен лет двадцати пяти. Кудрявые непослушные волосы, не тронутые влагой с улицы, задорной шапкой окаймляли аристократическое бледное лицо. Оглядев серыми от сумрака глазами комнату, джентльмен остановился на светлой встрепанной макушке, что виднелась из кресла.
— Доброе утро, мисс Ватсон, — наконец мягко произнес он, отлично понимая, что его услышат, — опять уснули за книгой?
Сонное бормотание, шорох закрываемой книги — и вот из кресла поднялась молодая девушка, растеряно поправляя одежду.
— Доброе утро, мистер Холмс. Да, верно. Уснула за книгой. Снова. — в её голосе однако не слышалось недовольства, пока Джен отложила оную, чтобы снова присесть, но уже на подлокотник, и открыть глаза пошире — чтобы быстрее проснуться.
Одновременно со стуком в дверь в окно ударилась тяжелая капля.
— Да, войдите.
Холмс быстрым движением снял с себя темное пальто и размотал шарф.
В комнату вошла маленькая женщина преклонных лет, держа в руках поднос с чайным сервизом. Как и Шерлок, она обвела взглядом комнату, уделив особое внимание Джен.