Глава 1. Близкий друг (1/2)

Драко делал много ошибок в своей жизни, но это, кажется, была финальной. Он помнил почти всё, как вчера. Чётко и до боли тепло.

Вот они сидят в библиотеке Хогвартса на восьмом курсе. Драко, сложив руки на столе, с мягкой влюблённой улыбкой смотрит на Гарри, который, подставив руку под подбородок, следил за летающим пером с таким задором, словно ничего глупее и веселее в жизни не видел. После войны это и правда было так. В то время Гарри Поттера могла развеселить даже неправильно лежащая на столе книга. Драко не стремился влезать в голову Гарри, но старался быть рядом, чтобы ему было легче это переживать. Им легче. В библиотеке было светло и тихо, на столе лежала всего пара книг, которые принёс Драко, но учиться они тогда не собирались. У Гарри было совсем другое настроение. Малфой трактовал его для себя, как «Молчи, иначе я заплачу. Сделай вид, что так и должно быть». Драко делал вид, что смеяться с парящего пера - норма. Он понимал Гарри, но ему самому давалось легче сдерживания эмоций из-за вечной практики.

А здесь они уже на кухни у Гарри несколько лет спустя. Драко сидит за небольшим круглым белым столом, на который Поттер поставил поднос с фруктами, в руках он держит кружку чая, щедро предложенную хозяином дома. Гарри облокотился на тумбочку, с улыбкой жуя зелёное яблоко. На столе с его стороны лежала газета. Пророк снова написал возмутительную статью, из-за которой Малфою пришлось явиться лично, чтобы удостоверить Гарри, что всё, что там написано - ложь. Он не знал, откуда в Пророке узнали о его чувствах к Герою, но всё это должно было оставаться не более, чем написанным на бумаге бредом.

Гарри даже удивился, когда Драко пришёл. Он честно признался, что даже и не сомневался, что это ложь. Малфой облегченно выдохнул, стараясь не показать, как это его испугало. Перестраховка, уверял он Гарри, пока внутри что-то болезненно сжималось. Драко знал, что Поттер снова сошёлся с Джиневрой. Знал, что отношения между ними сложные, знал, что даже несмотря на это, Гарри до безумия любит свою девушку.

Знал и всё равно любил его. Как последний идиот.

Гарри был ему тогда рад. Они не виделись почти три месяца, потому что Драко был «занят», а на самом деле просто избегал любых встреч. В тот вечер Гарри много смеялся, они вспомнили будни в школе, избегая разговоров о войне так ловко, словно её никогда и не было. Гарри вспомнил день, когда впервые после войны подошёл к Драко, чтобы поговорить. Малфой не хотел ничего прояснять между ними, потому что боялся последствий, но упрямый и немного напуганный Поттер ухватил его за мантию, и Драко не мог ему отказать. Драко очень хорошо помнил тот день. Как замерло его сердце, когда он медленно обернулся, как затаил дыхание, заметив румянец на щеках Гарри. Но всё разбилось вдребезги сразу, как только тот заговорил.

Малфой даже под угрозой смерти не смог бы сказать, когда это началось. Когда во снах ему вместо войны стал сниться Поттер. Когда впервые ему приснилось, как Гарри останавливает его у лестницы и тянется к нему, кладёт руки на грудь, смотрит в глаза так пронзительно, что сердце сбивалось с ритма и становилось сложно не то, что дышать, даже смотреть. Как Драко впервые неуверенно поднял руку, чтобы положить её на талию, а затем прижать ближе к себе, возможно, обхватить за затылок и... Интересный факт, Драко так ни разу и не сделал этого во сне. Лишь один раз ему приснилось, как он стоит посреди какого-то поля, а потом резко оборачивается, почувствовав чужие присутствие, чтобы тут же его обхватили за шею до боли знакомые руки, а тёплые губы накрыли его. Это был первый и последний раз, когда во сне ему удалось урвать хотя бы немного чужого тепла. Даже фантомного. И не потому, что он был решителен, а потому что Поттер сам прибежал к нему. Это было больно, потому что в жизни такого никогда бы не случилось.

Засыпая в холодной и одинокой спальне, порою Драко не успевал контролировать свои мысли и те бросали ему картины того, как прямо сейчас рядом с ним лежит Гарри, как Драко обнимает его, а потом он открывал глаза и пустым стеклянным взглядом смотрел в стену. В такие моменты он жалел, что перед выпуском на балу даже ради шутки не смог попробовать позвать Гарри на танец. Он просто смотрел, как тот веселится с друзьями, рядом крутится Джиневра, пока он стоял в противоположной стороне Большого зала, прожигая взглядом его спину. Он жалел о том, что не решился. Так же сильно он жалел о том, что когда они, ради веселья, залезли на то самое дерево, где как-то дожидался Гарри Драко, и, когда Гарри уселся к нему лицом, едва ему не на колени, он его не поцеловал. Возможно потом он бы жалел, что поцеловал, но лучше бы он думал так, но хотя бы знал какие на вкус его губы. Тогда Гарри много смеялся, упираясь в ветку одной рукой, а другой сжимая плечо Драко, чтобы не свалиться. Их ноги были плотно прижаты друг к другу, и если у Драко от этого замирало сердце, то Поттеру было всё равно. Он был так близко к нему тогда... Даже если бы захотел, он бы не смог отстраниться, боясь упасть. Драко мог украсть несколько поцелуев, несколько вздохов. Но не сделал этого из-за страха. Он не хотел терять их появившуюся связь, как бы больно не было.

Как-то, в полу пьяном бреду, он захотел проверить, правда ли Гарри к нему ничего не испытывает. Это было глупо, но тогда он был слишком пьян. Они были у Гарри дома, как раз в один из периодов, когда тот вновь разошелся с Уизлеттой. Они пили вместе, а потом Гарри пошёл за добавкой, потому что они уже прикончили всё, что принесли в гостиную. Драко, едва гнущимися пальцами, расстегнул рубашку, а потом взялся за ремень. Но когда Гарри вернулся — он только засмеялся и отправил Малфоя просыпаться, а то на утро ему и так будет стыдно. И Драко бы заметил, несмотря на состояние, заинтересованность, мельком брошенный взгляд. Но ничего такого не было. Гарри не воспринимал его больше, чем друга. И тогда он окончательно это понял. А на утро, с больной головой, ужасно себя чувствуя из-за своей глупой выходки, он нашёл Гарри на кухне спящим. Видимо, отправив его спать в комнату для гостей, он пошёл убираться, но не дошёл до кровати и уснул только присев. Драко стоял в дверном проёме долгие десять минут. Он просто смотрел. Он вытянул одну руку на столе, а другую согнул, чтобы упереться в предплечье лбом. Очки скосились, волосы совсем разлохматились и лезли в глаза, но ему было всё равно, Гарри этого не замечал, провалившись в сон. Малфой долго с собой боролся. С одной стороны ему было страшно, с другой — он безумно хотел это сделать. Его тянуло с каждой секундой всё сильнее, и он не мог этому противостоять, слишком больно, слишком невыносимо. Слишком много «слишком». Он тихо подошёл ближе, осторожно убрал волосы с лица и мягко, нежно улыбнулся, как улыбаются тем, кем дорожат. Он дрожащими пальцами провёл по виску и наклонился, прижавшись губами к макушке. От такого простого действия всё его нутро замерло, а сердце и вовсе перестало биться. Гарри пах чем-то горьким. Скорее всего алкоголем, но было ещё кое-что сладкое, что Драко не смог определить. Но у него не было времени и желания испытывать судьбу. В последний раз погладив по волосам, он слегка их прихватил на затылке, наигранно злорадно посмеиваясь, когда Гарри проснулся и недовольно уставился на него.

Так было правильно. И так всё и должно было оставаться.

Однажды Драко даже пришла идея украсть у Блейза наручники и приковать Поттера к себе «случайно». Просто, чтобы побыть чуточку рядом. Но это было слишком нагло, глупо и жестоко по отношению к нему же. Он боялся знать, какого это — быть рядом с Гарри, потому что не смог бы дальше жить с этими знаниями. Ему оставалось лишь иногда мечтать о том, как он обнимает Гарри во сне.

Их дружба продолжалась. Её не поддерживали друзья Поттера, но тот не придавал этому особое значение. А Драко не мог всё это прекратить. Даже мучаясь от боли каждую секунду рядом с Гарри, он не мог отказаться от встреч с ним. Казалось, что это куда больнее, что просто смотреть — уже достаточно. На некоторое время он убедил себя в том, что ему достаточно просто быть другом и оставаться рядом. Он старался не придавать значение тому, что чувствует. Его боль не важна, пока Гарри улыбается. Драко любил смотреть на его улыбку и ещё сильнее любил, когда причиной улыбки становился он сам. Гарри как-то признался, что так много, как с ним, ни с кем не смеётся. Малфой тогда с улыбкой послал его к черту, лишь бы не показать, как больно стало от этих слов. Словно по сердцу полоснули раскаленным ножом. Он знал, на что шёл, но от этого не становилось легче. Даже от самообмана не становилось менее больно.

Драко хотел избавиться от своей больной любви. Как-то он сорвался после того, как Гарри, радостный, ему рассказал о том, как они с Джин помирились и что у них теперь всё хорошо. Он ещё час говорил о том, как любит её, и что они оба решили бороться за свои чувства, несмотря ни на что.

Драко поддерживал его. Выпил почти всю бутылку Огнеденского один, но поддерживал. Уверял, что у них всё получится, главное найти правильный подход. Он говорил это так легко, словно ничего не случилось. Гарри ни о чем даже не заподозрил, но когда Драко почти выгнал его, ссылаясь на то, что утром ему на работу, слегка обиделся. Малфой не выдержал, когда Гарри прижался к двери спиной и нахмурился совсем как ребёнок. На губы против воли скользнула нежная и влюблённая улыбка, которую он даже не попытался скрыть. Гарри слегка растерялся, но от своего отступать не спешил. Драко сократил между ними расстояние и резко прижал его к себе за пояс. Это было выше его сил. Пусть он будет себя потом ненавидеть, но это было невозможно. Гарри растерянно похлопал его по спине, не зная как реагировать на объятия, а Драко вдруг звонко рассмеялся. Так сильно и ярко, словно только что услышал самый веселый на свете анекдот. Слегка отстранившись, но всё так же пряча лицо в плече у Гарри, Драко нашёл ручку двери и повернул, толкая её. Та открылась, и Гарри слегка пошатнулся, потеряв опору.

— Обещаю, потом сделаю всё, что захочешь, — тихо, но уверенно прошептал Драко хриплым от смеха голосом.

— Уговорил, — фыркнул Гарри и ушёл.

Драко медленно закрыл за ним дверь, а потом стоял с минуту, смотря в пол, чтобы затем больно стукнуться лбом об дверь. Раз, второй, третий. И заторможено скатиться по двери на пол, впиваясь пальцами в собственные плечи до боли. Он упал на колени и... закричал. Громко, истерично, травмируя горло, позволяя всему, что копилось долгие годы, вырваться наружу. По бледному лицу катились солёные капли, срываясь с подбородка и разбиваясь о ткань брюк, впитывающих эту влагу. Драко склонил голову, упираясь в дверь макушкой, крепко зажмурившись, а потом резко закрыл рот ладонями. В голове билось лишь одно: «Этого не должно было произойти... Не должно. Не должно!».

После этого срыва Драко взял отпуск и уехал во Францию. Он четко осознал, что если ничего не изменить, эта боль сожрёт его изнутри окончательно. Он не мог этого допустить, не мог ради самого же Гарри. Он бы не смог понять, не смог бы простить, не смог бы выдержать и не пошатнуться. Драко был одним из столбов, которые поддерживали его мир в относительном порядке.

Во Франции он пошёл по клубам. Он проводил там почти всё время, выискивая человека, который смог бы заполнить дыру в душе, стереть эти ненужные и больные чувства из его сердце раз и навсегда. Искал и... не находил. От отчаяния хотелось упасть и больше не вставать. Драко пытался забыться. Он пил, как помешанный, выискивал случайные связи, но, в конце концов, не смог. Не смог никого подпустить к себе, не смог позволить себе прикасаться к другим. Цепь замкнулась. Он в тупике. Он пытался искать тех, кто похож на него. Но никто не мог заметить Гарри. Самое отвратительное было то, что он не просто желал его, как тело, не просто хотел, он любил его. Ему был дорог каждый миг, проведённый рядом, каждая секунда случайных прикосновений, каждая улыбка и каждый взгляд. Он мог в подробности произвести каждый их вечер и каждый разговор вплоть до того, какая футболка на нём была.

Это нельзя было вылечить чужим теплом. Ему нужен был именно он. Плевать как — это должен быть он и только он.

В первый же день, когда Драко вернулся, Гарри пришёл к нему. Обеспокоенный, нервный, неуверенный, хмурый. Драко не смог не улыбнуться ему. Не смог не протянуть руку и не потрепать по волосам. Он так соскучился по нему! В груди разливалось тепло вперемешку с болью. Так хорошо и так плохо.

— Что с лицом, Поттер? Тебя как будто премии лишили.

— Придурок, — буркнул Гарри, но расслабился.

Драко не должен был впускать его в дом. Не нужно было даже открывать дверь. Но было уже поздно. Когда Гарри перешагнул порог, Драко уже знал, чем закончится этот вечер. Знал и до безумия боялся, но не мог себя остановить.

Гарри был первым, кто после войны показал ему, что он нечто большее. Что он ни ничтожество, что он имеет права жить дальше, имеет права улыбаться и быть счастливым. Поттер был тем, кто подставил ему плечо сам того не понимая.

— Где ты пропадал? — усевшись на диван, Гарри подобрал под себя ноги. Он выглядел так органично в гостиной Драко, так уютно и так... правильно. Ничего более правильного Драко и представить не мог.

— Мне нужно было отдохнуть, — не стал лгать Драко, садясь на кресло. Он хотел сохранить дистанцию, чтобы прийти в себя. Хотел остановить то, что рвалось из глубины души. Это будет неправильно, он не должен показывать Гарри правду. Тот не заслужил такого предательства.

— Что-то произошло? Ты никогда не пропадал вот так...

Гарри снова слегка нахмурился, смешно поджимая губы и мило хмуря брови. Драко подавил улыбку, скользнувшую на губы. Следовало ответить «нет». Гарри не должен ничего знать. Драко будет ненавидеть себя, если ранит его. Что ещё хуже, Гарри может начать винить в произошедшем себя. Он этого не хотел. Только не Гарри, только не он. Кто угодно, но не он. Его Драко хотел оберегать, а не заставлять грустить. Он хотел остаться его причиной для улыбок и только. Даже если от этого так больно, что хочется разбить кулаки об стену.

Когда это началось? Почему именно Гарри? Неужели Драко не мог уцепиться в кого-то другого? Разве это не было абсурдно с самого начала? Ещё после войны, все их встречи были абсурдны! Его чувства были абсурдны. Единственный, кто потакал его безумию — это сам Поттер. Никто во всём Лондоне не верил в искренность и нормальность происходящего. Честно признаться, Драко порою сам не верил. Но потом его чувства вновь брали вверх, и он нёсся к Гарри, словно умирающий от обезвоживания к воде.

Почему каждая малейшая эмоция Гарри вызывала в нём такую пустоту? Разве любовь должна подталкивать к бездне? Его чувства были неправильными до самой микроскопической частички. Весь он был неправильным в этом проявлении. Не имело значения, что именно гложило его, Драко нуждался в одном единственном, чего никогда не сможет получить. Это тупик, бездна, провал. Если его жизнь была на краю во время войны, то сейчас он по собственной инициативе спрыгнул вниз, надеясь на что-то, чего давно не существовало. Есть ли в этом мире хоть одно чувство, которое не будет убивать человека? Даже счастье может причинить боль. Всё дело в эмоциях, или во всём виноват человек?

Человек любит защищать то, что никогда не будет ему принадлежать. Разве в этом есть смысл?

Драко не хотел быть тем, кто ищет смысл, но сама мысль о том, что всё, что его окружает и его чувства — пустое, пугала. Так происходит со всеми. Как-то он даже слышал определение такого состояния от Грейнджер.

— Это личное.

И это звучит гораздо обескураживающе, чем должно. Словно он выдал тайну, которую никому нельзя знать. Но Драко не сказал и слова с намёком. Поттер такой человек, которому, пока не скажешь прямо, не поймёт. И это было выгодно и одновременно отвратительно. Малфой мог даже умереть, но Гарри так бы и не узнал о том, что в нём породил. Да и виноват ли в этом Гарри?

Гарри растерянно моргает, неуверенно улыбается уголком губ, словно не знает, радоваться за друга или нет, потому что Малфой сказал это слишком... пусто и безнадёжно. Даже не вкладывая именно такой смысл, но прозвучало слишком откровенно. Гарри перебирает пальцы, кусает нижнюю губу, пытаясь подобрать слова.

— Я... не знал, что ты...

— И не должен.

Драко перебивает почти со злостью, которая берётся откуда-то из глубины одиноко умирающей души. И он тут же злится сам на себя за то, что обидел того, кто ему дорог. Но иначе не мог, потому что это невыносимо — говорить о чувствах с тем, к кому эти чувства и испытываешь, зная наверняка, что они никогда не смогут быть взаимны.

Драко находит выход. Когда-то давно это стало привычкой. Если хочешь успокоиться — сделай себе ещё больнее. Он не мог разбить кулаки об стену или как-то по-другому себя поранить, да и не хотел особо, но избавиться от одной боли, заменив её другой всё ещё мог. Это был способ самоуничтожения.

— Как там Джиневра?

Гарри всегда менялся, когда речь заходила о ней. Он начинался светится изнутри, словно всё счастье выплескивалось наружу лишь с произнесением её имени.

Драко смотрел внимательно, впитывая каждую эмоцию до последней. Ему нужно было что-то, что отрезвит его. В предательских мыслях скачет желание сказать правду, но этого нельзя допустить, а единственное, что остановит — страх. Страх потери.

Он никогда так не смотрел на него, как на неё.

— У неё всё хорошо. Мы ведь снова живём вместе, поэтому каждое утро я могу её видеть... Она выглядит счастливой, я так рад, что все недопонимания улажены, и мы можем вздохнуть спокойно, — мечтательно и мягко произнёс он. С любовью.