1.15. (1/2)
В мире существует две категории людей, которых презирают даже самые презренные - это деревенские и детдомовские.
Фыркают в спину и в лицо, запрещают играть и общаться, не садятся рядом в школьной столовой и все это - независимо от того, где ты находишься.
Именно поэтому приют Яо для многих из них стал не просто местом, куда они могли податься. Директор Яо, сам детдомовский, научил их гордиться своим сиротством, своим братством, сделал все, чтобы каждый из них получил те же возможности, что и дети из полноценных семей.
Рин попала к нему в восемь и у нее было целых три года, чтобы убедиться в разнице между приютом Яо и всеми остальными местами, в которых ей довелось пожить. Удочерять повторно ее не брались, после смерти Робера и Сюань у Рин сложилась репутация приносящей несчастья, тем более, что сама она в той катастрофе выжила, получив лишь шрам и страшные воспоминания. Иностранное имя, записанное в паспорте и искажаемое всеми вокруг, только добавляло проблем, как и диалект, на котором Рин разговаривала. Сюань Лермон была из старой шанхайской семьи беглых интеллектуалов, потому это бы единственный вариант китайского, которому она смогла обучить свою приемную дочь. Но дочь была благодарна и всеми силами старалась сохранить знания диалекта. В память о Сюань, и потому, что шанхай яньхуа постепенно превращался в то, что она сама так любила и берегла - изящную вещь из прошлых времен, которая более никому не нужна.
Директору Яо было наплевать на происхождения и имена. И на репутацию бедоносицы тоже. Ему вообще было начхать, что представлял из себя ребенок до того, как поступал к нему в приют. Потому, когда Фэнхуан Констракшнз замахнулась на старинное здание и прилегающую к нему землю, приютские, как один, встали стеной между корпорацией и старым дедом, на которого целые отряды высокооплачиваемых специалистов пытались накопать грязи.
- Сколько мы должны вам за месяц? - спросила Рин у администратора клиники, отворачиваясь от окна.
За окном Лю Сюн и Суй Мяо показывали директору альбом предсвадебных фотографий. Жениться до выхода директора Яо они не собирались, но при нынешних ценах на такие альбомы ухватились за возможность сезонных скидок.
Директор Яо всегда был за то, чтобы его дети жили как можно более погруженными в реальный мир.
- Вы их еще в подвале заприте! - орал он на очередную комиссию, выступавшую против приютских в обычных школах с обычными детьми. - В консервные банки закатайте! А потом рассказывайте всем, что они безнадежны!
Инклюзивное обучение тоже не сахар, но по крайней мере каждый из них знал, чего можно и нужно ждать от мира снаружи, а самое главное - что от этого мира можно требовать.
- Вы не лучше и не хуже, - говорил директор, вытирая очередному подопечному слезы злости и обиды. - Никто не может выбрать, как ему начинать жить. И не смей сморкаться в рукав!
У сирот нет детства, вот и вся разница, вдруг вспомнила Рин, отплачивая еще месяц реабилитации.
Иногда она закрывала глаза и представляла, как холеную морду Ван Сянюна прошивают синеватые нити проклятия. И каждый раз ей приходилось напоминать себе, что это было бы ни к месту, не вовремя, да и вовсе запрещено. Карма кармой, а за проклятия без смертельной угрозы со стороны проклинаемого можно так получить, что мало не покажется.
Взяв в маленьком кафе при клинике чашку кофе, она устроилась за столиком снаружи, под все еще теплым ноябрьским солнцем Ханчжоу. К утру, перед самой планеркой растолкавший ее Лянь Янь всучил украдкой флешку с материалами по кварталу, в котором нашли куклу, и велел сваливать.
Рин открыла карты расположения дома с копилкой, в соседнем окне растянула спутниковые снимки территории и принялась разглядывать, оценивая насколько выбранное место подходящее.