9. (1/2)

В целом, все по-прежнему, ничего особо не поменялось с того дня, как Хелен силой забрали в психиатрическое отделение.

— Отпустите! Отпустите, прошу вас! — кричала Хелен, пока двое мужчин пытались запихнуть её в машину скорой помощи. — Мама, прошу, не делай этого! Мама! — голос из уст Хелен звучал крайне неестественно и пугающе, что, собственно, подтверждало невменяемость подростка, руки Саттердей были обмотаны белой тканью и привязаны к телу.

Этот день отпечатался у Хелен очень четко, как будто это было только вчера или на прошлой неделе, но никак не два года назад. Зайдя в спальню родителей, Хелен заметила стоящий на комоде немецкий бинокль. Саттердей хорошо помнила этот предмет лишь потому, что он ранее принадлежал Берку, после смерти которого Хелен хотела забрать себе, но отец не позволял и притронуться к вещам сына. И вот теперь ей ничего не мешает забрать то, что ей нужно, даже с лихвой.

На часах уже 6 часов вечера.

— Пора. — решила Хелен и вышла из дома, прихватив с собой бинокль и ещё несколько вещей.

Посмотрев в щёлку сарая, Хелен увидела, что тот парень, которого она в панике пришибла, уже пришел в себя и, кажется, уже пытается выбраться. На эти действия Хелен рассмеялась, не сдерживая эмоций.

— Вот болван. — девушка поставила лестницу и постепенно взабралась по ступенькам на крышу.

Открыв люк, Хелен с тем же весельем сказала:

— Что, очнулся?

Парень сразу же посмотрел наверх и в полутьме увидел некоторые очертания лица, свет настолько плохо падал Хелен на лицо, что Патрик даже не понял, парень это или девушка.

— Кто ты? — спросил он. — Чего ты от меня хочешь? Зачем я здесь?

Хелен не удержалась от распирающего ее тело смеха.

— Что ты ржёшь, дура?

«Или дурак»

Саттердей перестала ухахатываться, заслышав в свой адрес оскорбление, однако гнев всё-таки удалось удержать, что бывает крайне редко.

— Я вижу, парень, ты темноты боишься.