Страдалец и лопаткой по лбу (1/2)

— Пааап, — мальчик сидел за столом на кухне, Арсений вообще-то находился прямо рядом с ним, потому совсем непонятно, отчего Антоша решил звать его так громко.

— Я вот не понимаю, ты чего орёшь? Я прекрасно слышу тебя, — сделал замечание мужчина, а потом полез за сковородкой и водрузил ее на плиту. Антон на замечание никак не отреагировал, только продолжил смотреть отчего-то до жути печальным взглядом, да вот только печаль эта была такой наигранной, что Арс просто не мог не закатить глаза. — Ну и что ты так на меня смотришь?

— У меня все болииит, — страдальчески так протянул Антошка, — И ты меня на улицу не пускаешь. И вообще мне скууууучно.

«Скучно». Что люди знают об этом слове? Да вообще-то много чего, скуку испытывал каждый. Вот и Антону скучно. Даже не так. Ему ОЧЕНЬ скучно. А что? Заперли в четырех стенах, на улицу не выпускают, делать просто нечего. Ну вернее как? Есть компьютер, игры, программы, да те же книги в конце концов, но Антону это все уже надоело. Он уже вторую неделю не виделся с друзьями, а на улицу выходил только с папой, да и то чаще всего до магазина и обратно, просто потому что не изъявлял желания идти куда-либо ещё. Нет, Арсений то конечно предлагал, но представить только, ему, Антону, четырнадцать лет, а он с папой чуть ли не под ручку гуляет? Как-то это все так по-детски и не солидно. Вот и приходится торчать дома, пытаясь найти себе хоть какое-то развлечение. Так и как назло ко всему этому ещё и разболевшееся горло и голова добавились. Летом! Как вообще можно было заболеть летом? Вот и подросток без понятия как, но каким-то образом он умудрился простыть. И вот что теперь? Он весь такой несчастный и вообще Тошка страдает. И испытывает сильнейшее желание капризничать и вести себя подобно маленькому ребенку. Ну да, гулять с папой значит не солидно, а вот это в его понимании как раз по возрасту подходит, ага. Но с другой стороны, на улице можно встретить кого угодно, а дома что? Дома только Антон, Арсений и кот, некому осуждать подобное откровенно детское поведение. А может это просто такие попытки разжалобить старшего, вдруг он сдастся? А может даже без «может».

— Что конкретно у тебя болит? — несколько обеспокоенно поинтересовался Попов.

Нет, вообще-то Арсений догадывался, что Антон не столько из-за своей простуды ноет, сколько просто из желания повредничать. И вот казалось бы, четырнадцать лет этому ребенку, а ведёт себя хуже пятилетнего. Скучно ему видите ли, на улицу его такого бедного не выпускают. Нечего было машину без разрешения брать, сам виноват вообще-то. И вообще, Арс прекрасно замечает, что «наказание» как-то не сильно на наказание походит. Ну потому что единственное, в чем это дитя ограничено — это прогулки. А в остальном что? Он может развлекаться хоть целый день, компьютер под боком. И ведь раньше то Антоша с удовольствием бы сидел в компьютерных играх безвылазно и даже бы не вспомнил о существовании мира вне компьютерной реальности. Но стоило ему запретить гулять с друзьями, так все, он сразу без этих прогулок жить не может, хотя до этого прекрасно справлялся. Это как называется? Мы не ценим то, что имеем, пока не лишимся этого? Что же, возможно, но это не значит, что Арсений отступит от своего слова и сжалится над эти «страдальцем». В конце концов, кара вполне себе справедливая, а значит возражения не принимаются. А то, что Антошка с ума сведёт его своим нытьем… Ну так мужчина уже привык, потерпит.

— Голова. И горло тоже, — подумав немного, объявил Антон. В принципе, об этом Арсений знал, потому и не удивился, этот ребенок все утро жаловался, но, тем не менее, не сделал ничего из того, что Арс попросил сделать. А мужчина просил, во-первых, измерить температуру, а во-вторых, выпить таблетку если уж головная боль настолько сильна. Но нет, Антон только ныть продолжает и все. — Мне кажется это все из-за недостатка кислорода. Мне срочно нужно на свежий воздух.

— А мне кажется это все из-за того, что ты вчера съел ведро мороженого, — хмыкнув, сказал мужчина. Нет, вот точно неправильное наказание какое-то, учитывая тот факт, что Арсений позволил ему это самое мороженое в таких количествах есть. — Я тебя сколько раз уже просил измерить температуру? — напомнил Попов, параллельно ожидая пока масло на сковородке разогреется.

— Да измерю я, измерю, — вставая из-за стола с тяжкими охами и вздохами, пробормотал Антошка, — И вообще вот причем тут мороженое? Это все твое наказание дурацкое. Давай его отменим, а?

— Антон, не начинай, — предупредительно сказал Арсений, потому что эту «песню» мальчик заводит уже не в первый раз и Арс уже успел слегка устать от нее, — Я тебе уже сотню раз говорил, что ничего отменять не собираюсь. Если хочешь на улицу, то пожалуйста, пообедаем и сходим с тобой.

— Да ну так не интересно, — печально заявил мальчишка. Ну вот где справедливость? Антон все пытается пытается папу разжалобить, а он какой-то непробиваемый, вообще не желает навстречу собственному сыну пойти, ужас! — Я с Димой хочу. Ну, пап ну пожалуйста, ну отпусти.

— Иди измерь температуру и не морочь мне голову, — отмахнулся старший, сосредотачиваясь наконец полностью на готовке.

Антон ещё раз печально вздохнул, будучи ужасно недовольным тем, что папа уговорам не поддается, и пошел таки в комнату, куда Арсений ещё с утра притащил градусник и таблетки от головы, но сам Тоша их нагло проигнорировал. Ну потому что доставать папу было веселее. А теперь его вот отослали, ну нормально вообще? Собственного сына отправить измерять температуру, вместо того, чтобы поддержать бедного, несчастного и болеющего. Вот так вообще можно разве делать? Подростку казалось, что эти действия нечестные во всех своих проявлениях, но вряд-ли он способен хоть что-то изменить. Ну и ладно, тогда он просто продолжит папу терроризировать, это лучше, чем не делать вообще ничего. И что с того, что Арсений уже кажется устал от его бесконечного нытья? Антоша тоже устал дома сидеть, так что он просто восстанавливает пошатнувшийся баланс и справедливость.

Подросток взял градусник с тумбочки, принялся измерять температуру и пока сидел в ожидании, то задумался. Задумался над тем, настолько ли сильно у него болит голова, чтобы пить таблетки? Нет, она, конечно, противно ноет где-то в районе висков, но вообще-то эта боль вполне терпимая. Неприятная, но не более. Просто так пить таблетки не хочется, а потому выходит, что если все не настолько плохо, то можно и не пить. Это он для папы трагедию развел, потому что очень уж Антону хочется чтобы его такого несчастного пожалели, но на деле то все не столь критично. Вернее все вообще не критично. Ну болит горло и болит, ну ноет голова и ноет, ну конечности немного ломит, но это тоже не то чтобы совсем уж нестерпимо. В целом, жить можно.

Спустя несколько минут градусник противным писком оповестил, что измерение закончено. Антон увидел цифру в 37,3, хмыкнул, убрал градусник снова на тумбочку и вышел из комнаты, снова двинувшись на кухню. А что? Такую температуру даже не сбивают, Антошка точно знает. Но разыгрывать роль «самого печального больного», ему ничто не мешает.

Мальчик зашёл в кухню, Арсений уже жарил на сковородке кусочки колбасы. Зачем ее вообще жарить, если она изначально вареная — это конечно вопрос. Но в целом то Антон не против, жареная она вроде как даже вкуснее. Антошка задумался, запах от этой самой колбасы исходил очень уж вкусный. Вообще-то он уверен, что в холодильнике есть ещё и можно было бы ее взять, сделать бутерброд, чтобы перекусить пока обед готовится, но так же не интересно. Та, которая в холодильнике — не жареная, а ему хочется именно этой.

Антошка осторожно, аккуратненько так и главное молча подошёл ближе к Арсению. Тот его, конечно же, заметил, не слепой же и окинул задумчивым взглядом, уже ожидая, что сейчас снова начнется нытье. Не началось. Антон улыбнулся так по-хитрому, а потом протянул руку к сковородке, пытаясь пальцами зацепить кусочек колбасы. Затея, конечно, была провальной изначально, кто ж в здравом уме будет руки к раскаленной поверхности подносить? Но у подростка видимо инстинкт самосохранения не работает, по крайней мере, так это попытался объяснить себе Арсений, когда резко перехватил руку Антона, не давая ему обжечься.

— С ума сошел?! — воскликнул мужчина, а потом взглядом зацепился за деревянную лопатку, которой планировал переворачивать колбасу, но ещё не успел этого сделать, а потому она была чистой. — Антон, я все понимаю, правда. И я даже согласен терпеть твои капризы, но головой то ты думать можешь? Куда руки суешь?

— Да ну я же осторожно. Ой! — Арсений схватил эту самую лопатку, а потом взял и стукнул ею этого мальчишку по лбу.

Не сильно конечно, что он дурак что-ли? Сделать больно Антошке Арс не желал, только проучить слегка. А потому, подумав мгновенье, он ещё раз легонько стукнул лопаткой по Антошиному лбу. Не ну а что это он? Совсем уже в образ малыша вошёл что-ли? Настолько, что забыл об элементарных правилах безопасности? Это уже совсем не дело, ему четырнадцать, а не не пять, соображать уже прекрасно умеет, только не хочет почему-то этого делать. Это ж нужно было ещё додуматься, пытаться руки к горячей сковородке протянуть. Осторожно он, как же. А ожоги потом кто ему лечить будет?

— Ну и за что? — обиженно буркнул Тошка, потирая одной рукой лоб. Он то и не болел даже, но обидно то было. Это папа совсем уже что-ли обалдел по лбу лопаткой ему давать?

— Чтобы думать начал, — пояснил Арсений.

— Нет, ну у меня и так голова болит, — жалобно заявил Антошка, — Температура ещё, я тут может едва на ногах стою, а ты? Злюка. Собственного сына лопаткой! Не стыдно? — Тошка обиженно так поджал губы и скрестил руки на груди, отворачивая голову в сторону, чтобы не смотреть на мужчину.

— Не стыдно, Антош, вот ни капли, — чуть посмеиваясь сказал Попов, а потом нахмурился, — А теперь давай рассказывай, что там с твоей температурой. Она поднялась?

— Да, я ужасно болен, — мальчишка говорил так серьезно, что Арс и вправду напрягся, — Тридцать семь и три. Я пойду писать завещание.

— Дурень, — лопатка в третий раз приземлилась на мальчишечьий лоб, — Ты зачем меня пугаешь? Я подумал тебе действительно так сильно плохо.

— Да ну хватит уже меня бить! — Антон просто отобрал «грозное орудие» и переложил его подальше.

А то что это? Его совершено не устраивает сложившаяся ситуация, вообще это несправедливо, что папа ему по лбу дать может, а Антоша папе нет. Нет, он то, конечно, мог бы и попытаться отомстить, но где гарантия, что за такое не прилетит по жопе? Проверять как-то не сильно хочется.

— Хватит комедию ломать и строить из себя умирающего лебедя, — фыркнул Арсений, а потом заметил, что если колбасу не перевернуть, то она точно начнет гореть. Мужчина потянулся за лопаткой, а Тошка предусмотрительно так отошёл на шаг назад. На всякий случай. Арсений заметив это, только издал тихий смешок и вернулся к сковородке.

— Нет, ну тебе что вот вообще ни капельки меня не жалко? — Антоша добрел до стола и обречённо так опустился за него. И вздыхал так тяжко, драматично, ну точно актер. — Я тут такой одинокий, болеющий, на улицу не выходящий. Как этот орёл. Как там было? — мальчик задумался на мгновение, а потом вскинул палец вверх, — О, точно. Сижу за решеткой, в темнице сырой<span class="footnote" id="fn_33154092_0"></span>

— Ну началось, — Арсений закатил глаза. В который раз за этот день? Да он уже не помнит, но явно не в первый.

— Вскормленный в неволе орёл молодой, — тут Попов уже откровенно заржал, попытавшись прикрыть смех кашлем.

Ну а как тут не смеяться? Такую драму этот ребенок развел, такую драму. Ему бы в конкурсе чтецов поучаствовать, как раз хватает выразительности в голосе. Арсений уверен, что у Антона есть все шансы выиграть, с таким то подходом.

— Мой грустный товарищ, махая крылом, — Антон сделал очередную драматическую паузу, а Арс уже даже не пытался маскировать смех, хохотал открыто и без малейшего зазрения совести, — Ждёт пока ты меня наконец-то освободишь от тяжкого бремени оков под названием «домашний арест». — закончил мальчик совсем не так, как было в стихотворении и просяще уставился на мужчину.

Арсений пытался уследить за яйцами, которые он теперь жарил на сковороде все с той же колбасой, успокоить хохот и одновременно не поддаваться на провокации Антона. Щенячий взгляд он демонстрирует хорошо, ничего не скажешь, но только нехорошо получится, если Арс поддастся ему, Антоша же тогда поймет, что может с лёгкостью манипулировать им. А разве ж оно Арсению нужно? Чтобы собственное дитя им манипулировало? Не нужно, точно не нужно.

— Передай своему товарищу, что он может не ждать тебя раньше начала учебного года, — наконец отсмеявшись, сказал Арс, пытаясь чтобы его голос звучал строже. Он искренне надеялся, что ему это удавалось. О каком таком товарище идёт речь, Арс понял, сразу. Нет, друзей то у него полно, но подразумевал Антоша наверняка Димку, кого ж ещё?

— Не ну чё ты такой злой, а? Ты что совсем меня не любишь?

— Это кто тебе такую глупость сказал? — Арсений принялся доставать тарелки и перекладывать их на стол, — Очень люблю тебя, Тош. Но наказание не отменю, даже не надейся.

— Говорю же злой, — Антоша совсем по-ребячески показал мужчине язык.

Попов хотел было прокомментировать этот совсем уж детский, по его мнению, жест, но его отвлёк стук в дверь.

— Хватит уже на жалость давить, — сказал он, — Иди вон лучше дверь открой.

— Меня подпускать к двери? — вся печаль была мгновенно отброшена, зато в зелёных глазах тут же появилось много-много хитрости, — А не боишься, что сбегу?