Горе-скалолаз (2/2)

Арс никак это не прокомментировал, он то, в отличии от классной руководительницы мальчика, прекрасно знал, что такое поведение вполне нормально для Антона. И на самом деле это мальчишка ещё ничего так держится, все предыдущие разы он просто пытался сбежать, а сейчас вон просто протестует и упирается, но продолжает сидеть на месте. Либо голова все-таки болит достаточно сильно, просто Антон в этом не признается, и не позволяет совершать резкие движения, либо мальчик пытается не показаться совсем уж трусишкой, в его то возрасте уже вроде как несолидно устраивать побегушки от страшных врачей.

— Тош, ты как? — мужчина опустился по другую сторону от ребенка и осторожно провел рукой по его спине. Волнение Арсения так и не отпустило и вряд-ли отпустит в ближайшее время, но он хотя бы видел, что Антоша более-менее цел.

— Нормально, — буркнул мальчишка, все ещё не желая поднимать голову.

Во-первых, в таком положении перед глазами ничего не плыло и не кружилось, а во-вторых, так он мог представить, что находится не в больнице. Ведь если не видеть окружающей обстановки, то и не так страшно вроде бы. Правда по-прежнему оставались звуки, которые не внушали Антошке доверия, но он всячески старался от них абстрагироваться. Получалось правда плохо. И с учительницей они поссорились. И с каким-то врачом тоже. Он сначала осмотрел его голову, опять, хотя это уже вроде как сделали другие, а потом накричал за то, что мальчик сопротивляться начал. А что Тоша разве ж виноват, что ему страшно? Зачем сразу кричать? И теперь вот, отправил делать какой-то непонятный рентген, а потом велел возвращаться. Но Антон не хотел! Ни рентгена, ни обратно к мало того, что страшному, так ещё и злому врачу! Мальчик осознал, что, по сравнению с ним, дядя Паша вообще-то был ангелом во плоти, относился к страхам Антона понимающе и всячески успокаивал. А тут что? Мало того, что Тошка всем своим нутром ощущает всеобъемлющий ужас, так его ещё больше пугают своим криком. Неужели это справедливо?

— Пап, пошли домой? У меня правда ничего не болит, — врал конечно, но как же сильно сейчас не хотелось здесь находиться. Антоша согласен потерпеть головную боль, но не согласен оставаться в этой обители врачей!

— Солнышко, посмотри на меня пожалуйста, — ласково попросил мужчина.

Антоша послушался, перестал утыкаться лицом в собственные колени и повернулся в сторону папы. Мир опять совершил какой-то непонятный кульбит, а в голове будто дятел поселился и норовил проделать дырку. И как же сильно этот дятел раздражал. Стучит и стучит, стучит и стучит, сколько можно в конце то концов? Кажется Антон никогда не испытывал такой ненависти к этой птице, как в этот момент. У него ведь голова, а не дерево, так зачем же тогда по ней так долбить?

— Ты почему обманываешь? — рассматривая мальчишку, поинтересовался Арсений, — Я же вижу, что у тебя все не очень хорошо. Скажи честно, голова болит?

Попов видел, как взгляд мальчика не сразу сфокусировался на его лице, видел как он болезненно скривился и видел, что зрачки у Антоши слишком сужены, хотя так явно быть не должно. И этот ребенок будет рассказывать ему, что все хорошо? Как же сложно с этим маленьким трусишкой.

— Ну болит, — отозвался Антон, — Но мне не нужен врач! И рентген этот дурацкий тоже не нужен! — крикнул мальчик и сам же от собственного крика поморщился.

Арсений вздохнул. И вот что спрашивается было лучше: попытки побега или вот такое вот представление? Пока он убегал, так его хоть поймать можно было и даже немного успокоить, а сейчас что? Он вроде как взрослый и потому побег себе уже не позволяет, но вот протестовать и кричать — это запросто? Но разве повзрослел не должно означать, что стал рассудительнее и перестал бояться? Хотя какое там перестал? Какое повзрослел? Ребенок ребенком, ну в самом деле. Просто маленький трусливый Антошка, которого хочется прижать к себе, пожалеть и спрятать от всего мира, который так не справедлив по отношению к этому немного вредному, но очаровательному зеленоглазому созданию.

— Я хочу домой! — объявил мальчишка, скрещивая руки на груди, — Делай, что хочешь, а в кабинет не пойду! Там врачи!

— Ну чего ты как маленький, Антош? — Арс провел рукой по мальчишечьей щеке, — Я понимаю, что тебе страшно, правда понимаю. И ты имеешь полное право бояться. Но солнце, нужно убедиться, что ты не получил серьезную травму. К тому же, бояться то совершенно нечего. Рентген — это, по сути, обычная фотография.

— Все равно не хочу!

— Антон, ты понимаешь, что если у тебя серьезная травма, то все может стать хуже? — Арс понял, что мягкий тон вообще не помогает и даже наоборот делает только хуже, даря ребенку ложную надежду, что, раз папа такой добрый, то и докторов удастся избежать. Именно поэтому он заговорил суть строже, — По твоему что лучше: быстро сделать все, что нужно сейчас, или потом, если, не дай бог, хуже станет, остаться в больнице на гораздо больший промежуток времени?

Тошка задумался, прикусив нижнюю губку. Плохая привычка, из-за которой на этой самой губе постоянно образуются трещинки, но с которой мальчик ничего не мог поделать. С одной стороны, Антоше прямо сейчас хотелось оказаться как можно дальше отсюда, потому что этот навязчивый страх, которые поселился в его душе совершенно не давал покоя. Но с другой, что если папа прав? Что если он слишком сильно повредил голову? Не просто же так она все никак не пройдет? Да ещё и головокружение это. Ситуация одинаково ужасная с обеих сторон. И совершенно непонятно, что страшнее: встретиться с врачом сейчас или дождаться момента, когда все может стать совсем плохо. И все-таки, Тоша подумал, что лучше сейчас, просто потому что папа все равно скорее всего вынудит его пройти осмотр. Антон ведь прекрасно понимал, что мужчина ему по сути предоставил только иллюзию выбора, когда на деле этого самого выбора не было вовсе. И, наверное, папу можно понять, он ведь переживает за него, хочет убедиться, что все в порядке, а Антон тут разводит драму. Но разве ж можно вот так просто избавиться от собственного страха? Он ведь сросся с душой мальчика, он теперь неотъемлемая его часть. И ведь Антон даже не знает в какой именно момент его жизни этот страх появился. Он просто есть и был всегда. А как можно избавиться от того, что всегда было с ним? Никак…

— Ладно, — сказал мальчик и кажется даже услышал как облегчённо выдохнула его учительница, — Но пожалуйста, можно мне не возвращаться к тому врачу, у которого мы были, когда только приехали? Давай к другому! Я правда согласен на другого, только не к нему! — Тоша решил, что раз с доктором все равно придется встретиться, то пусть это будет хотя бы кто-нибудь, кто не станет на него кричать из-за того, что он нечаянно дёрнулся из-за собственного страха. Конечно, при таком раскладе этот самый страх никуда не денется, но все равно ведь проще, когда тебя хотя бы понимают и не осуждают. Дядя Паша вот не осуждал. А этот чего?

— А почему ты не хочешь к нему возвращаться? — возвращая своему голосу мягкость и наполняя его заботой, спросил Арс.

— Он кричит на меня, — жалобно протянул мальчик, — Я просто испугался, отодвинулся от его руки, а он как давай орать. У меня и так голова болит, а тут ещё этот! — громче добавил он.

— Тише, зайчик, не нужно нервничать. Я попрошу поменять врача, хорошо? — мальчик кивнул. Обречённо правда, но все-таки.

Попов одной рукой притянул мальчишку ближе к себе, позволив ему положить голову на свое плечо. Конечно, если бы Арсений изначально оказался поблизости, то он бы не позволил доктору кричать на ребенка. Это как минимум некомпетентно, а как максимум бесчеловечно пугать и так перепуганного мальчика ещё больше. Но что уж теперь? Учительница правда могла бы и постараться защитить Антошу, но вообще-то это не входило в ее обязанности, а потому Арс просто не мог осуждать ее за бездействие. Ей просто нужно было приглядывать за ребенком, пока рядом не было самого мужчины, но приглядывать не означает любить и успокаивать. Она не его родительница, чтобы там не твердили люди о том, что школа — второй дом, а учительница — вторая мама. Глупости это все. Они за свою жизнь столько детей перевидали, что выработали иммунитет ко всяким капризам и страхам. А Арсений не выработал. Да и вряд-ли выработает хоть когда-то, по крайней мере, не по отношению к Антону точно. Ну потому что как можно не успокаивать это напуганное чудо, которое жмется в поисках защиты и немного дрожит от страха? Конечно же мужчина и обнимет, и шепнет что-нибудь успокаивающее. Просто потому что это его ребенок. И этому ребенку требуется именно его забота и поддержка.

Если Антон согласился пройти осмотр, то это ещё совершенно не значит, что пройдет он его без сопротивления, возмущения и капризов. Это Арсений понял ещё давно, а теперь только лишний раз убедился. На рентген мальчишка шел как на плаху, долго смотрел на устрашающий, по его мнению, аппарат, так же долго не хотел усаживаться на предложенное место и не соглашался на то, чтобы не шевелить головой. И все-таки, путем долгих уговоров, Арсу удалось совладать с этим ребенком и Антоша действительно просидел спокойно. Хуже стало потом, когда они пошли к неврологу. Пусть врача и заменили, но мальчишка по-прежнему соглашался сделать хоть что-то, только после того как сначала повозмущался, поумолял отпустить его домой, обиделся и чуть было не стукнулся своей и так больной головой об стену, когда попытался увернуться. Благо Арс умудрился быстро среагировать и подставить свою ладонь, в которую Антон и влетел вместо стены. Собственно после этого Тоша и подуспокоился. Ну вернее как? От всех этих действий голова разболелась только сильнее и казалось поднакопленных ранее сил на сопротивление просто не осталось. И ведь главное чего боялся? Врач всего-то проверил рефлексы и глянул на получившийся рентгеновский снимок. Но для Антоши, конечно, и это было самой ужасающей жутью во вселенной. Что уж тут поделать, если этот ребенок так сильно боится докторов?

К всеобщей радости, особенно к радости Арсения, который уже напридумывал себе невесть что, никаких трещин или иных повреждений в костях черепа у Антона не было. А уж после того, как врач выслушал рассказ учительницы о том, как мальчишка вообще эту травму получил, и осмотрел самого Тошу, и вовсе выяснилось, что это сотрясение средней степени тяжести. Неприятно конечно, но не критично. Арс же за полчаса умудрился испытать столько эмоций, что сам находился в глубоком шоке от того, как он сумел со всеми ними справится. Сначала он опешил, как только услышал от женщины, что Антон грохнулся с какой-то непонятной постройки, состоящей из сложенных друг на друга стульев. Потом разозлился от того, что этот ребенок вообще додумался до такого. После выяснилось, что сам мальчишка не помнит, что вообще туда полез и злость куда-то испарилась. Что с этого дурня возьмёшь? Ребенок же, захотелось ему полазить. Ругать Антошу было жалко, он и так пострадавший, да и смысл если не помнит ничего? А потому Арсений просто махнул рукой на это дело, Антон и сам теперь вряд-ли полезет куда не следует. Следом к мужчине вернулся страх, потому что ну насколько вообще нормально, что ребенок не помнит, что с ним случилось? Доктор заверил, что все в порядке и подобное часто случается. Потом рассказал о том, что Антону теперь недельки две придется провести в максимальном покое, без лишних передвижений, чтения, телефонов, компьютеров и прочего. Просто лежать, а ещё лучше спать, а тело само приведет себя в порядок после сотрясения. Выписал какие-то обезболивающие, сказав, что первые дня четыре головная боль может сохраняться, также как и головокружение, посоветовал купить ещё какие-то витамины, название которых тоже написал на бумажке, да и отпустил их.

Больница Тошу уже откровенно достала одним своим наличием, потому он был искренне рад наконец-то покинуть это отвратительнейшее во всех проявлениях место. Ну и что, если его все ещё пошатывало, а перед глазами все немного плыло? Главное, что они идут домой, а не свалиться по дороге помогал папа, ухвативший не только за руку, но и за плечо. Весь ужас оставался позади, оставляя после себя только чувство измотанности, эмоциональной и физической усталости. Страх — одна из сильнейших эмоций, которую способен испытать человек, наверное поэтому он всегда изматывает сильнее, чем любые другие чувства. После пережитого страха остаётся странное ощущение, оседающее в душе. Словно поначалу внутри горел пожар, а теперь там летал только пепел. И он медленно падал, окрашивая душу в блеклый серый цвет. Скрывал под собой эмоции и краски, не позволял ни одному светлому пятнышку остаться не погребённым под общей серой массой. Но это пройдет. Конечно пройдет. Всегда и у всех проходит. Просто не сразу. Нужно немного времени, совсем немного.

— Вас подвезти? — устало спросил Арсений у классной руководительницы своего сына.

— Нет, спасибо, — женщина улыбнулась, — Я сама доберусь.

Арсений кивнул, будучи не в силах больше отвечать словами, и двинулся к машине вместе с мальчишкой. Чувствовал мужчина себя не лучше Антона. Переживания за собственного ребенка всегда оставляют неизлечимые шрамы на сердце и душе. Подобное не забываешь, никогда не забываешь. Конечно, всем людям свойственно бояться, но что может быть страшнее, чем страх за кого-то близкого и родного? Чем страх за своего собственного сына? Арсению казалось, что ничего. И ведь ещё сложнее даже не это, а то, что несмотря на этот страх ему всё равно приходится держать себя в руках и не выдавать его. Потому что он — рассудительный взрослый, который не имеет права терять голову, отдаваясь собственным волнениям. Нельзя отдаваться этому страху, нельзя, только не при мальчишке. Зачем Антоше знать, что папа на самом деле был напуган не меньше него? И вроде бы все позади, вроде бы все более-менее хорошо. Да вот только страх то этот никуда не делся. Вот у Антоши что? Уйдут сейчас подальше от больницы и завтра он уже и забыть успеет, что вообще в ней побывал. А Арсений? Арсений не забудет. Потому что даже самый незначительный страх за своего ребенка оставляет шрам где-то внутри.

***</p>

Созерцание потолка совершенно точно не было интересным занятием. Антон за последние четыре дня в этом убедился окончательно и бесповоротно. Лежит вот, ничего не делает, телефон нельзя, телевизор нельзя, да даже книги и те нельзя. А ведь и голова уже вроде не болит, ну разве что чуть-чуть, если слишком резко подняться с кровати. И вот чего лежит тогда спрашивается? А потому что врач сказал две недели дома сидеть и первую из них вообще по минимуму вставать с кровати, потому что сотрясение видите ли лечится постельным режимом. А вот зачем мозг при падении вообще решил трястись? Да ещё и так сильно, что дотрясся до этого самого сотрясения? Антоше вот его нынешнее положение совсем не нравилось, а поделать он ничего не мог. И скучно и грустно, и некому руку подать<span class="footnote" id="fn_32920157_0"></span>. Ну ладно, насчёт последнего это он конечно погорячился, там папа на кухне обед готовит, так что руку подать есть кому. Но все равно скучно! И грустно тоже, вот! А ещё бы не было грустно, лежать так целыми днями, кого хочешь тоска накроет. И ведь если первые три дня Антоша практически все время спал, от чего и сам пребывал в некотором шоке, но папе врач сказал, что так и должно быть, организм восстанавается, то теперь спать не хотелось совершенно. Но и занять себя было совершенно точно нечем. Нет, вообще Тошка может и встал бы, побродил по квартире для разнообразия, да вот только на нем вообще-то кот заснул. А какой изверг станет будить спящего котика? Будить спящих котиков — это вообще противозаконно, Антон в этом уверен. Вот он и лежал, продолжал смотреть в потолок и одной рукой гладил заснувшего питомца, который во сне забавно похрапывал.

В какой-то момент в дверь раздался стук, а поскольку Господину Котиусу на громкие звуки было абсолютно начхать, то Тоша, не боясь его разбудить, крикнул:

— Заходи.

Дверь тут же открылась и в комнату вошёл Арсений. Хмыкнул, увидев развалившегося на мальчишке зверька, и подошёл ближе, присаживаясь на край кровати.

— Ты обедать идёшь? — спросил мужчина.

— Я бы пошел, — заявил мальчишка, — Но не могу, — добавил он, улыбнувшись.

— Чего это? Опять голова болит? — несколько обеспокоенно поинтересовался Арсений, коснувшись рукой кудрявой головы.

— Нет. Просто он спит, а я не хочу его будить, — указал на питомца мальчик.

— Так он целый день спать может, что ж теперь вообще есть не будешь?

— Я все равно пока что не хочу, — сказал мальчик. Есть действительно не особенно хотелось, наверное потому что он ничего толком не делал, а потому и силы никуда не тратил, значит и восполнять их пока не требовалось.

— Уверен? — Антошка кивнул, — А чего хочешь тогда? Может чай? Или сок?

— Телефон. Или хотя бы книгу, — заявил Тоша, просяще уставившись в голубые глаза мужчины.

— Солнце, ну ты же и сам знаешь, что нельзя, — ласково проведя по плечу мальчишки, серьезно произнёс Арсений.

— Знаю, — грустно отозвался ребенок.

Арсений вздохнул. Конечно этому ребятенку нечем себя занять, но что поделаешь, если врач настоятельно не рекомендовал использование гаджетов и чтение? Чрезмерная нагрузка на глаза могла спровоцировать очередной приступ головной боли, а Арсу очень не хотелось чтобы это произошло. Но вот как его развлекать мужчина не знал от слова совсем. Оставалось только ждать и отвлекать мальчишку какими-то ерундовыми и бессмысленными, но забавными разговорами. Ну или можно было фокус показать, но Попов Тошке за одно только утро уже штук десять продемонстрировал. Не может же он каждый раз одними только фокусами ребенка развлекать?

— Тогда давай мне виски с колой, — печаль в зелёных глазах тут же сменилась хитрым блеском. Ага, Антоша видимо сам нашел, чем себя развлечь. Арсений от такой просьбы несколько приофигел и недоуменно уставился на этого невозможного ребенка. Виски с колой ему подавай, ну-ну.

— А по жопе? — тихо хмыкнув, филосовки поинтересовался фокусник.

— Пострадавшим по жопе не полагается, — изрёк мальчишка, показав язык, — И вообще я тюлень, — тут же заявил он, заставив Арсения рассмеяться.

— И почему это ты себя приписал к данному виду… эм… — мужчина задумался, — Слушай а тюлени они вообще кто? Млекопитающие?

— А я чё знаю? — мальчик провел рукой по шерстке спящего кота, — Загугли, если тебе интересно.

— Да ну, потом как-нибудь, — отмахнулся Арсений, — Так почему ты — тюлень?

— Не ну а чё? Они толстенькие такие, лежат все время. Вот и я лежу, — хихикнул мальчишка, — А если ты продолжишь меня кормить в таких количествах, так ещё и растолстею и точно как тюлень буду.

— Да? И это в каких таких количествах, позволь поинтересоваться, я тебя кормлю? — наигранно-возмущенно поинтересовался Попов, тем не менее продолжая посмеиваться. Конечно он понял, что претензия была шутливая и ничего серьезного под собой не подразумевала, но повозмущаться для приличия ведь стоило, верно?

— Ну вроде бы в обыкновенных. Но я вот прям чувствую, что ещё чуть-чуть и тюленем стану, сто процентов. Так что наверное даже этих обыкновенных слишком много.

— Не, заяц, из всех здесь присутвующих шансы отожраться до размеров тюленя есть только у твоего хвостатого, — рассматривая совсем не худенького кота, сделал вывод Арс, — А тебе это не грозит, не переживай.

— Уверен? — Арс кивнул, иронично улыбаясь, — Тогда принеси шоколадку, а? Пожалуйста, — протянул мальчик, специально выпятив нижнюю губу и просяще так заглядывая мужчине в глаза.

— Ага, то есть как обедать, так сразу «не хочу», а как шоколадка, так «принеси»?

— Да, — широко улыбнувшись объявил Антон.

— А не обнаглели ли вы, сударь? — чуть приподняв бровь, спросил у него Арсений. Антоша в ответ лишь хихикнул.

— Ну пап, ну я бы и сам взял, но котик же, котик! — указывая обеими руками на пушистое создание сказал мальчик. Арсений покачал головой и все же поднялся, двинувшись к выходу. — Может все-таки тогда и виски тоже принесешь? — донесся из-за спины весёлый голос.

— Ремня я тебе сейчас принесу, — развернувшись и посмотрев в эти наглые, но такие веселые зелёные глаза, в шутку пригрозил мужчина.

— Ой неее, — протянул Тошка, — Ремня не надо, надо шоколадку, — добавил он, продолжая смеяться. Арс просто не мог не подхватить этот смех. Ну вот не ребенок, а чудик, честное слово. И к тому же хитрец. Врачей вот только боится, но что уж тут поделаешь? Арсений вот просто смирился.