Трусишка зайка зеленоглазый (2/2)

— Вы поймите, если бы они просто были увеличены, то возможно ещё можно было бы повременить, возможно он бы это перерос. Но прямо сейчас воспалительные процессы негативно сказываются на слухе. — женщина внимательно смотрела на мужчину, наблюдая за его реакцией, — Если затянуть ещё больше, то это может закончиться очень плохо. Постоянные простудные заболевания, отит, который может перерасти в хронический. Да вы понимаете, что если затянете ещё сильнее, то у ребенка есть шансы вовсе лишиться слуха? — она его… отчитывала? Действительно отчитывала совсем как мальчишку, коря за то, что не обратился к врачу раньше. Да она даже голос чуть-чуть повысила. Арсений лишь приподнял уголки губ в грустной улыбке.

— Успокойтесь пожалуйста, — спокойно произнес он, — Не моя вина в том, что никто не обратился с данной проблемой к врачу раньше, — женщина его внимательно слушала, хотя на лице читалось явное недоверие, — Послушайте, со мной он живёт только последние две недели. Я усыновил его, понимаете? — пояснил он. Кажется на лице врача проступило некоторое смущение, не это она ожидала услышать. — Я прекрасно понимаю, что проблемы можно было бы избежать. И я не знаю почему никто не обратил внимания на состояние здоровья Антоши. Да и какой теперь смысл пытаться разобраться в причинах? — грустно сказал фокусник, — Мы имеем то, что имеем.

— Простите пожалуйста, — неловко пробормотала доктор, — Я и подумать не могла. Конечно же это не ваша вина.

— Все в порядке. — заверил ее Арсений, — Так что там с этим аденоидами?

— Операция совсем несложная, — выдохнув, начала объяснять женщина, — Утром пришли, сдали анализы, если они в норме, то операция проводится. Длится недолго, после нее ещё пару часов за мальчиком понаблюдают, а к вечеру уже домой вернётесь. Ее можно проводить как под общей, так и под местной анастезией, но вам наверное лучше под общей, — задумчиво произнесла она, вспоминая о том, как сильно ребенок боится врачей и всего, что с ними связано, — И ребенку спокойнее будет, и врачам легче. Он в последнюю неделю принимал какие-то препараты? — мужчина отрицательно покачал головой, — Тогда смело можете хоть завтра приходить<span class="footnote" id="fn_32587633_2"></span>. Операцию провожу я, если хотите, могу сообщить, чтобы вас записали.

— Давайте, — Арсений вздохнул обречённо. Он понимал, что выбора у них с Антошей нет. И даже предположить не мог какая истерика его может ожидать, как только мальчик обо всем узнает. — Чем быстрее разберемся, тем лучше.

— Хорошо. Тогда завтра приходите к восьми утра, сдадите анализы. А там уже посмотрим по результатам, но я так думаю, что завтра же и все сделаем. Проследите пожалуйста, чтобы Антон ничего не ел, хорошо? — Арсений кивнул. Они вернулись в кабинет, где по-прежнему сидел несколько растерянный и перепуганный мальчик и девушка, которая тихонько ему что-то рассказывала, видимо пытаясь поддержать.

— Антош, пойдем, — ребенок тут же вскочил и подбежал ко взрослому.

— Да, да. Пошли, пожалуйста. Я тебя очень прошу, давай мы быстрее отсюда уйдем! — тараторил мальчик, чуть ли не бегом несясь в сторону выхода и стараясь не обращать внимание на окружение. В голове его крутилась только одна мысль: «уйти отсюда как можно скорее и забыть все как страшный сон».

***</p>

Внутренние часы Антоши говорили ему, что ещё очень очень ранее утро, а потому он совсем не мог понять по какой такой причине Арсений пытается его разбудить. Мальчик цеплялся за остатки сна, не желая выбираться из такого уютного царства Морфея.

— Ну папа, — отмахнувшись пробормотал ребенок, — Я хочу спать. — мальчишка натянул одеяло на голову, надеясь, что это его спасет. Не спасло. Арсений просто стянул это одеяло и подхватил сонного ребенка, усаживая к себе на колени и обнимая. Тот в свою очередь снова проваливался в сон, ведь в объятьях мужчины было также хорошо как и в объятьях кровати. Хотя нет. В объятьях мужчины было даже лучше.

— Солнышко, просыпайся. Малыш, пожалуйста, у нас очень важное дело, — сколько этих «у нас важное дело» уже слышал Антон? Кажется много. И последнее ему совершенно не понравилось. А потому сейчас, несмотря на то, что он все ещё был сонный, Антон с подозрением уставился на мужчину.

— Какое ещё важное дело? — настороженно спросил мальчик. Важным делам он больше не доверял.

— Антош, послушай меня сейчас очень внимательно, — тихонько вздохнув, начал говорить Арсений. Потому что ну сколько можно оттягивать? Рассказать все равно придется. Мужчина рассудил, что наверное лучше все-таки предупредить заранее, чем поставить перед фактом, уже приведя в клинику. — Мы же с тобой вчера были у врача, так? — Антон кивнул, совсем не понимая к чему клонит родитель, — Тош, ты знаешь, что такое аденоиды?

— Нет, — растерянно и немного испуганно выдал ребенок. Он не понимал о чем речь, но ему совершенно не нравился настрой старшего. Антон был уверен, что тот клонит к чему-то, что ему очень не понравится.

— Это такие… — фокусник силился подобрать слова, чтобы объяснить все более менее понятно, — Такие штуки из-за которых тебе очень тяжело носиком дышать. Они у тебя сильно увеличены, понимаешь? — мальчик кивнул. Становилось страшно. На самом деле страшно. — Малыш, их нужно удалить, потому что они не только дышать тебе мешают, но ещё и создают проблемы со слухом.

— К-как удалить? — откровенно боясь услышать ответ, спросил Антон. Пальцами он перебирал край своей пижамной футболочки. Нервничал, хотя и старался это скрыть.

— Зайчонок… — на выдохе протянул Арсений, собираясь с мыслями. Нужно сказать. Нужно, но как же тяжело это сделать. — Нужно сделать совсем-совсем не страшную, — мужчина не знал кого он успокаивает: себя или ребенка, — И очень быструю операцию. — сказал. Все таки сумел сообщить мальчишке.

Смотреть в глаза этого маленького чуда, которые моментально наполнились ужасом, было невыносимо. Казалось сердце Арсения разбивалось на тысячи маленьких осколков от одного лишь взгляда на его ребенка. Такого маленького, зеленоглазого и напуганного. И еще хуже стало после того как в детских глазах начали появляться слезы, которые медленно упали с ресничек и покатились по щечкам.

— Я не хочу… — сиплым шепотом сказал Антоша, уткнувшись личиком старшему в плечо, — Пожалуйста, папа. Я не хочу… — тихий всхлип разрывал душу на части. Арсений бы очень хотел перенять все беды своего малыша на себя, но к сожалению это было невозможно. Этот мир устроен не так. Он мог лишь только крепко прижимать мальчишку к себе, давая понять, что он не один.

— Маленький мой, я ничего не могу сделать, — шепнул мужчина. Тихий плач его ребенка выносить было сложно. Хотелось кричать самому, разнести всю округу, сделать что угодно только бы Тоша не плакал. Наверное именно в этот момент Арсений в полной мере осознал, что значит быть родителем. Это значит не только содержать ребенка, кормить его, играть с ним во что-то, отправлять в школу. Это нечто большее. Родительство включает в себя сильнейшую эмоциональную привязанность и, как оказалось, моменты когда твоему ребенку плохо, ощущаются гораздо сильнее тех моментов, когда ему хорошо. Быть родителем — это значит пройти с ребенком вместе огромнейший путь. Вместе радоваться, вместе грустить, вместе бояться. Мужчина буквально пропускал через себя весь страх своего ребенка, и он был бы и рад забрать этот страх себе, избавить от него своего малыша, но разве это возможно?

— Тише, тише, все будет хорошо, Тош. — он пытался, правда пытался успокоить Антона, да вот только совсем ничего не выходило. Мальчик уже даже не плакал, а рыдал навзрыд, то и дело всхлипывая и тихонько скуля. — Ну все, все, Солнце. Спокойнее, мой хороший. От того, что ты сейчас плачешь ничего не поменяется. Маленький, я бы очень хотел, чтобы этого можно было избежать, но не получится. У нас нет выбора.

— Н-но я… я… я б-боюсь, — сквозь слезы и всхлипы произнес Антон.

— Знаю, чудо мое, знаю. Я тоже боюсь. А давай бояться вместе? — Арсений улыбнулся. Конечно страх его ребенка никуда не делся, но он хотя бы немного начал успокаиваться.

— Это… Это из м-мультика? — шмыгнув носиком, спросил Тоша. Мужчина провел рукой по кудрявым волосам мальчишки.

— Да, из мультика<span class="footnote" id="fn_32587633_3"></span>. — подтвердил Арсений. Он не выпускал мальчишку из объятий, дожидаясь, чтобы тот окончательно успокоился.

***</p>

— Нет, нет, нет! — испуганно кричал ребенок, остановившись посреди коридора, — Я не пойду сдавать кровь! И на операцию не пойду! Я домой хочу. — Арсений устало вздохнул. За последний час он это слышит каждые несколько минут. Он видит, как его ребенка потряхивает от страха, как испуганно расширяются зелёные глазки, как дрожит детский голосок. Мальчик прекрасно знает, что у него нет другого выбора, но продолжает искать все новые пути к отступлению. Просто потому что боится. Арс каждый раз его уговаривает, обещает купить все, что мальчик захочет только бы тот перестал так рьяно сопротивляться. Но тщетно. Мальчишке не нужны были ни подарки, ни угощения, ничего. Он просто хотел домой, туда, где нет страшных врачей. Мужчина устал. Прямо сейчас он уже даже больше не пытается уговорить Антона. Ещё только утро, а он уже измотан.

«Через это нужно просто пройти, » — говорил сам себе он.

Поняв, что идти куда-либо Антоша не собирается, Арсений просто подхватил его на руки и сам понес до кабинета. Наверное это был первый раз, когда мужчина обрадовался, что ребенок такой лёгкий.

— Нет, папа, нет. Я не хочу сдавать кровь. Пожалуйста не нужно. — он хныкал жалобно, протяжно. На глаза снова набежали слезы. Фокусник ничего на это не сказал. Он уже просто не был способен ни на какие эмоции.

В кабинете пахло спиртом, который был в составе обеззараживающих средств. Ни кресло, ни этот запах, ни лежащие тут и там ещё запакованный одноразовые шприцы, ни вата не вселяли никакого доверия в мальчишку. Арсений опустил его на пол, а довольно молодой врач указал на кресло, предлагая садиться.

— Не трогайте меня! — крикнул мальчишка и спрятался за спиной отца, — Не надо меня колоть никакими иголками. И кровь мою забирать не надо!

— Антон пожалуйста хватит, — как-то обречённо пробормотал мужчина. Ответа от мальчика не последовало. Тогда фокусник снова подхватил его на руки и сам усадил на стул. — Просто смотри на меня, хорошо? Ну или вообще закрой глазки. — он попытался одобряющие улыбнуться, но выходило, откровенно говоря, так себе. Мальчишка тут же вжался в кресло и закусил губу.

— Тош, глазки, — напомнил Арсений, заметив, что мальчик с ужасом уставился на врача, который повязывал специальный жгут чуть выше локтя Антона. Ребенок послушно зажмурился, ведь ему и самому совершенно не хотелось смотреть на действия доктора. Когда иглочка проткнула нежную кожу на руке, мальчишка тихонько вскрикнул. Но все быстро закончилось.

— Солнце, вот видишь, все не так страшно, — мужчина протянул руку своему маленькому трусишке. — Пойдем.

***</p>

— Антоша, ну все уже закончилось. Бояться больше нечего слышишь? — они находились в послеоперационной палате. Мальчишка, как только отошёл от наркоза, начал жалобно проситься домой. Он был бледный. Хотя нет, даже не бледный, а белый, белее мела, настолько сильно малыш перенервничал. Сжавшись на кровати в маленький комочек, он тихо подрагивал от каждого шороха, боялся кажется вообще всего. А уж когда зашла врач, так ребенок и вовсе шарахнулся от нее как от огня, чуть было не свалившись на пол, благо был вовремя подхвачен Арсением.

— Я домой хочу, — Антоша тихонько поскуливал, совсем как маленький, загнанный в угол щенок.

— Сейчас врач нам с тобой принесет рецепт на лекарства и поедем домой, мой хороший. — мужчина гладил детскую спинку и плечики, — Зайчонок, ты у меня такой молодец, — Арсений пытался засунуть свою неспособность на данный момент выражать эмоции куда подальше. Потому что его ребенку сейчас нужна забота, тепло и ласка и мужчина обязан их ему дать. И плевать, что его собственное эмоциональное состояние абсолютно никакое. Главное — Антоша, который и так слишком много всего пережил за один только день.

— Все выдержал. Умница моя. — мальчик подвинулся ближе к мужчине, а после и вовсе лег так, что его голова оказалась на коленях у старшего. Арс осторожно перебирал волосы мальчишки, ласково поглаживая голову ребенка.

— Давай мы больше не будем ходить к врачам? — тихо предложил мальчишка. Фокусник ничего не ответил. Врать мальчишке он не хотел, но и сказать правду о том, что как минимум на обычный осмотр им все равно придется приходить, мужчина не решился, потому что не хотел чтобы его зеленоглазое чудо сейчас снова начало беспокоиться и капризничать.

К вечеру они наконец-то были дома. У них просто не осталось сил ни на что. Антоша, измотанный из-за операции и собственных страхов и истерик, просто не желал выбираться из объятий взрослого. Он хотел поддержки, хотел чувствовать себя защищённым. Арсений, измотанный своими переживаниями и истериками мальчика не меньше, чем сам ребенок, даже не пытался протестовать. Если мальчишке нужно, чтобы папа был рядом, то он будет. Да, он не менее уставший, выжатый эмоционально, но на такую мелочь, как объятия, он все ещё способен. И неважно, что заснул Тоша не у себя в комнате, а на кровати Арсения, вместо подушки используя руку мужчины. Неважно, что сил хватило только на то, чтобы переодеться и они даже не ужинали. Все равно есть не хотелось. Уже ничего неважно. Главное, что сейчас все хорошо. Уже проваливаясь в сон, фокусник подметил, что его ребенок дышит носом.