В путь дорогу (1/2)

В путь дорогу

День выдался томительным, странное чувство поселилось с утра в Фуррийце, и он никак не мог найти облегчения. Мудрый недавно куда-то ушёл, напоследок лишь загадочно улыбнувшись и пообещав хороших новостей. Подкованный опять с утра утёк из гостиницы, да и пропал.

Но Фурриец особо не мучался одиночеством, его терзало необъяснимое предчувствие, да только и всего. Так что он лениво потянулся в кроватке, посмотрел через плотно задёрнутые шторы на еле видный диск солнца, что уже давно не в зените, и решил вставать, напоследок ещё раз сладко потянувшись.

Шаман ловко, но лениво оделся, немножко разомнулся (ещё несколько потягушек), и пошёл вниз на улицу, там в саду хозяева гостиницы организовали ресторанцик под открытым небом. По пути он то и дело зевал да поправлял, всё никак не желавшую на нём нормально сидеть, тогу.

В саду было на удивление тихо, хоть и многолюдно. Люди, видно, утомленные полуденным солнцем - а скоро ещё и работа, перерыв то не вечен - были молчаливы и, в основном, сидели, наслаждались ветерком в тени, попивали разбавленное вино и смотрели на город. А смотреть было на что. Гостиница находилась на склоне горы, откуда открывался прекрасный вид чуть ли не на все Афины.

Фурриец сел в углу, под тенью молодого вяза, попросив перед этим принести еды у хозяина. Только из дверей кухни грациозно выплыла хозяйская дочь с подносом, всколыхнув неясное чувство, как на входе появился Подкованный и, сразу заприметив товарища, направился к нему.

Подкованный кивнул в знак приветствия, тем же кивком поблагодарил девушку, заглянул носом в горло кувшина, поморщился, отставил его и с интересом посмотрел на еду, встряхнул головой, и уже после всего этого посмотрел на Фуррийца.

- Добр-рое утр-ро, - протянул шаман и присосался к кувшину.

- Утро добрым не бывает, тем более, когда день, - Подкованный усмехнулся и начал копаться в своей поясной сумке. – На, держи, тебе посылка.

На стол плюхнулся мешочек. Был он блестящим, видно чем-то пропитан, да и упругим, вон как заходил ходуном от приземления.

Фурриец поставил кувшин, взял мешочек, аккуратно развязал его и заглянул внутрь. Внутри булькнула белая жидкость, на что шаман счастливо улыбнулся, будто ребёнок, получивший заветную игрушку.

- Передай ему поклон от меня, - склонил чуть голову шаман.

- Сам передашь, - Подкованный махнул рукой, поморщился и сменил тему: - Тем более сейчас нас ждут, пойдём.

- Куда? - на что Подкованный показал наверх.

- В акрополь?

- В академию. Давай-давай.

Подкованный сразу поднялся, из-за чего ему пришлось ждать Фуррийца, пока тот допьёт кувшин.

- Больно много пьёшь, - попытался укорить Подкованный, на что шаман лишь фыркнул.

Выйдя на тенистую аллею, спускающуюся с горы к морю, они некоторое время шли молча.

- Кстати, - Подкованный решил нарушить тишину, - там же ещё письмо было.

- И где оно?

- А я его не донёс. Какой-то идиот получил амфору вина от родни с юга и решил опробовать прямо на месте. И пролил на письмо.

- Скверно, но мог бы всё равно принести его, пусть даже мокрое.

- Его прямо в труху размочило, не знаю на чём наш извращенец это писал, что аж так, но... Благо у меня есть привычка читать чужие письма, хотя оно по идее для всех, не суть. Да не кривись, там просто: «отловил я для тебя белок, да подоил их», и всё, никакого компромата. Ещё писал, что встретил других обладателей нарядов.

- Как наше платье?

- Да. Какой-то пацан с голой задницей в футболке, видимо Эроса, и накаченный изврат в купальнике, желающий мальца раздеть. Этот от Понта. Как писал наш общий знакомый – гачи-мучи с элементами сетакона.

- Мда, - протянул Фурриец и посмотрел в сторону Академии, - как думаешь, кого именно мы собираемся нарядить в горничную? Судя по имени – может баба?

- Точно не какого-нибудь Платона и Демосфена, или кого из пифагорейцев да стоиков. Вот какой-нибудь тимух, али даже архонт… Мудрый тот ещё прохвост, главное, чтоб на пользу было.

- Что-то ты не веришь в его бескорыстность, может он правда знает достойного. Ну да ладно, что гадать, скоро увидим.

- И то верно.

- Смотри какое небо синее – это, наверно, знак, - Фурриец уставился на одиноко плывущее облачко, за которым пряталось солнце. Это голубизна небосвода, его необъятность и красота всколыхнули душу шамана, то чувство слегка заворочалось, кажется, оно проснётся. А это облако как последний страж, преграда, что скрывает что-то тёплое и жёлтое.

- Ага, - облачко отлетело, и солнце снова начало безжалостно палить. Подкованный болезненно нахмурился и отвернул взгляд от солнца. – Припаздываем мы, давай ускоримся.

***

Свет несмело выглядывал из-за плотно задвинутых штор, узким лучом освещая стул, на который была небрежна набросана одежда, вся извозюканная в краске, но была она отброшена совсем не из-за этого.

В глубине сумрака комнаты прятались практически все. Вот впереди на стуле застыл в ожидании Мудрый. Позади, рядом с дверью стояли Подкованный и Фурриец. Шаман слегка переминался на месте. В дальнем углу на диванчике сидели натурщица и мазня.

Тут в луч света попала ножка, на которую элегантно, хоть и неумело, натягивали чулки прелестные ручки, привычные к длинным продолговатым предметам, зажатым в пальцах. В тени послышалось как кто-то сглотнул.

Чулок докатился до середины бедра, прикрепился к кружевной подтяжке и скрылся под юбочкой. Обладатель столь прелестных ножек и рук сладко потянулся. Он подошёл к окну и резко раздвинул шторы. Свет мгновенно затопил комнату, ослепив всех. Но стоило зрению вернутся, как все позабыли об этом неудобстве.

Рядом с окном, купаясь в ласкающем свете, стоял Александр. Его льняные волосы будто светились под солнцем, лицо помолодело, и красивые черты лица из-за всех сил пыталась подчеркнуть тень. Но разве можно улучшит совершенство? Изящные руки открыли ставни и опёрлись на подоконник. О, эти манящие линии мышц плеча, выглядывающие из-под кружевного рукава, эти слегка выступающий, будто зовущие, вены, эти пальцы, этот изгиб кисти. Ветер затрепетал платье, из-за чего хорошо стала различима фигура. О, этом гибкий стройный стан, с подтянутыми атлетичными грудью и мышцами живота, не переходящие в излишнюю мускулиность, но имеющий волнующий сердце рельеф. Белый передничек игриво скрывал чресла спереди, но сзади во всей красе была заметна крепкая попка, даже не смотря на юбку. Подол приподнялся, оголив красивейшие мощные бедра. А эти голени, к которым не жалко не то что бросится, жизнь за них отдать не стыдно. А как они переходили в обворожительные стопы. И тут Саша поднимается на цыпочки, чтобы вдохнуть воздух полной грудью. И как он красиво стоит. Будто готов взлететь. Будто если отлить его фигуру из бронзы, да на нос, на гальюн, то корабль не поплывёт, поскольку вода будет расступаться перед ним, ибо не смеет замочить, тем самым всего на толику уменьшит сияние Саши, пусть и в бронзе.

Мудрый будто окоченел, натурщица и мазня зашушукались у себя в углу. Подкованный достал где-то яблоко и начал беспардонно есть, сочно кусая, разве что не чавкал. Фурриец переместил вытянутые руки вперёд и стал сильнее покачиваться из стороны в сторону. Кажется, неясное чувство начало воплощаться. Знаете, нет ничего естественнее этого чувства. Оно прорастает в душе прекрасным цветком. Медленно, но верно. И занимает всё внимание, в каждом уголке сколь угодно обширного разума чувствуется этот яркий аромат. Ах, какое это удовольствие – вкусить плоды этого цветка.

Мудрый вздрогнул, встряхнулся, сбрасывая окаменение, и поднялся.

- Я нормально выгляжу? – Саша повернулся. О, как эротично свет бросил тень на его шею.

- Лучше чем моя гетеросексуальность, - хриплым голосом тихо ответил Мудрый и прокашлялся.

- Мм?