1 (1/2)

— Пап, мы уже сто раз говорили об этом, может хватит? — устало выдыхает Юнги, продолжая собираться.

— Нет, не хватит, — отец всегда был дотошным. — Пойми меня, сын, у тебя есть абсолютно все, чтобы стать отличным предпринимателем: ты умён, сообразителен, компетентен в вопросах ведения бизнеса. Ты ведь раньше помогал мне с переговорами и отлично работал в компании, — человеком он был деловым, поэтому старался не разговаривать на повышенных тонах, но с таким упрямым сыном сложно было держаться.— Почему же теперь ушёл работать в эту помойку?!

— Перестань называть это место помойкой! Там работают совершенно обыкновенные люди, как и я, — начинал заводиться Юнги. Он любил и уважал своего отца, но каждый раз, когда дело доходило до его новой работы, готов был выставить того за дверь, только бы не слышать.

— Нет, Юнги, ты далеко не обычный человек, — отчаянно вздохнул мужчина. — За такими людьми как ты, стоит прекрасное будущее для миллионов, — он осёкся, — если бы, конечно, ты правильно использовал свои ресурсы.

— И я правильно их использую, — парировал Мин младший, — работаю на благо людей и делаю их жизнь лучше, — Юнги полностью оделся и уже был готов уйти, но заметил понурый вид отца. — Пап, любая работа важна для человечества, понимаешь? Я полностью понимаю тебя, не думай, что я делаю это тебе назло, просто мне это нужно. И, к тому же, ты знаешь, что я никогда не отказывался от работы в компании и до этого момента прекрасно все успевал, — он пытался успокоить отца, хотя это казалось практически невозможным. Он подошел ближе и приобнял родителя за плечи. — Я тебя очень люблю и никогда не оставлю ни тебя, ни твое дело. Просто я хочу немного отдохнуть от всего этого.

Мужчина смягчился. Похлопал сына по спине, давая добро на свободу действий, хотя сам прекрасно понимал, что Юнги в его одобрении никогда не нуждался. Он был из тех, кто следовал своим целям, не распыляясь на мелочи. Поэтому, если он решил работать еще где-то помимо компании отца, значит, что ему это правда было нужно. Мин старший только до конца понять не мог зачем, но если Юнги так захотел, то помешать ему, в любом случае, не мог.

***</p>

Нерушимую тишину огромного особняка, окутывающую все пространство при свете дня, ближе к вечеру нарушали истошные крики, доносящиеся до каждого уголка, казалось, этого уже проклятого дома. Персонал особняка давно привык к ежедневным скандалам между хозяевами и никто не пытался вмешиваться не в свое дело, иначе это грозило увольнением, потерей хорошего заработка и бесконечным неудачным попыткам найти новую работу. Господин Чон уж точно позаботился бы об этом. Все это знали наверняка.

— Чонгук, где ты опять был? — Чимин стойко сдерживал слезы. Для него это весьма привычное состояние, поэтому держаться на грани того, чтобы зарыдать, ему казалось не таким уж и сложным делом.

— Работал, в отличие от некоторых, — рыкнул Чонгук, снимая с себя пиджак. Каждый раз, когда первым начинал заводиться Чимин, он старался не обращать на того внимание, чтобы еще больше вывести из себя. Если же Чимин не начинал выяснять отношения первым, Чонгук с удовольствием его провоцировал. Способов, чтобы сцепиться с мужем, у него было предостаточно.

— Но ты сам мне не разрешаешь работать! — голос Чимина сорвался от обиды: на свою семью, на мужа, на жизнь и на судьбу. До того, как он приковал себя к этому деспоту шипованными узами брака, у него были перспективные планы на будущее, которые он построил и в достижение которых верил. Теперь же он верит только в то, что каторга под названием брак уничтожала его как личность и, в скором времени, может вовсе уничтожить как человека.

— Потому что ты ни на что не годишься, — прошипел сквозь зубы Чонгук, быстро приближаясь к источнику своего раздражения. — Ты ничего не умеешь и ничего не стоишь! Все, что тебе под силу, это быть слабым и вечно ноющим ничтожеством, которое сидит на моей шее, — со злостью выплевывал Чонгук. Каждое слово было ядом. Каждая фраза была острее кинжала. Изрезала сердце Чимина снова и снова. Изо дня в день. Вот уже долгие два года.

Чимин словно был в фильме «День сурка». Каждый день происходило одно и то же: поздний подъем, около обеда, прием пищи, расхаживание по особняку, попытки забыть о суровой реальности и погрузиться в другую посредством чтения и рисования, редкие разговоры с управляющим дома, прогулки по двору, а вечером, когда с работы приходил муж, бесконечные ссоры и моральные унижения. Как и главный герой того фильма, Чимин уже не хотел просыпаться, не видел в этом никакого смысла, а при мысли о том, что его ждет вечером, ему хотелось вспороть себе вены. Только вот при каждой попытке суицида Билл Мюррей знал, что все равно проснется завтра утром, а Чимин ясно осозновал, что этого точно не произойдет. Один только страх перед смертью заставлял его и дальше существовать, по-другому не скажешь. Уж жизнью это никак назвать было нельзя.

— Чонгук, пожалуйста, — голос привычно дрожал, как и каждый раз при разговоре с мужем. — Почему ты говоришь мне все эти вещи? Я же ничего плохого тебе не сделал, — глаза Чимина были на мокром месте и желали выплеснуть новый поток слез.

— Потому что я тебя ненавижу! Ненавижу тебя и твое существование! Ты испортил мне жизнь, и, будь уверен, я испорчу твою, — так же злобно продолжал говорить Чонгук, возвышаясь над Чимином. Это был отличный прием, чтобы заставить того чувствовать себя ниже во всех возможных смыслах.

Внутри Чимина существовала только боль. Такое ощущение, будто все органы, заполнявшие его человеческую оболочку, вынули, а взамен поместили боль. Тяжелую и грузную. Такую, которая давила на ребра и череп и вызывала желание сжаться до размера ядра атома. Это было настолько больно, насколько и отвратительно. В этом доме Чимина никто не мог защитить, даже он сам, и это было хуже всего. Осознание собственной беспомощности парализовывало и вызывало волну накатывающей злости на самого себя, которую хотелось выплеснуть наружу. Но этого никогда прежде не происходило. Чимин порой и сам думал, что Чонгук прав и он, на самом деле, ничтожен, раз не может постоять за себя. Но накатывающиеся мысли из-за недолгого молчания стремительно заполоняли тело Чимина яростью, вытесняя удобно там устроившуюся, до этого момента, боль. И, прежде чем понять, что он творит, и подумать о том, чем это все может закончиться, лицо Чимина исказилось гримасой злости вместе с мокреющими от обиды глазами, а голосовые связки словно лишились заслона, который все это время не давал произнести и слова в ответ на унижения супруга.

— Испортишь мою жизнь? — громче, чем ожидалось, почти истерическим тоном, спросил Чимин. — И ты называешь это жизнью?! Ты испортил мне все: мое настоящее и мое будущее! Все, что у меня есть сейчас, это воспоминания о жизни до тебя, твоих унижений и вечных измен. От тебя же разит этими противными духами за километр! Так и убирался бы к черту к своим шлюхам и оставил бы меня уже, наконец, в покое! — на последнем слове голос Чимина сорвался из-за крика, а слезы горячими дорожками текли по лицу, оставляя мокрые следы.

Его тело дрожало мелкой дрожью от гнева и ненависти. Ненависти к мужу и к себе за то, что так долго терпел это, впитывал каждое слово, не мог ничего сказать в ответ.

К удивлению Чимина, Чонгук молча стоял с бесстрастным выражением лица и внимательно слушал. Ему даже на мгновение показалось, что его муж хотя бы немного, но понял глубину страданий, которые причинял ему до этого момента. Осознал свое несправедливое отношение к супругу и, возможно, станет мягче. Но неожиданная и звонкая пощечина быстро отрезвила его и вернула на землю.

Чонгук был жесток, регулярно унижал и подавлял Чимина, но никогда прежде не поднимал на него руку. Этот удар выбил из Чимина все мысли. Единственная из них, что навязчиво крутилась у него голове в данную минуту, это бежать. Не останавливаться ни на секунду, иначе догонят и за волосы притащат в клетку, из которой выхода больше не будет.

Он тут же сорвался с места. Не замечая вокруг себя ничего, он направлялся к выходу, к своему единственному спасению. Было ли это импульсивным решением? Да. Было ли это глупой попыткой обнадежить себя в том, что это поможет ему избавиться от Чонгука навсегда? О да, глупее он ничего в жизни не делал. Только когда сказал ”да” и после надел кольцо на палец Чонгука.

Его найдут. Без сомнений. Если его прямо сейчас не догонят и не поволокут к дому, его обязательно найдут. И лучше бы Чимину вернуться домой быстрее, чем его найдут охранники Чонгука, потому что неизвестно, чем такая выходка Чимина может обернуться. После того, что сегодня себе позволил Чон..

Однако.

Не обращая внимания голос разума, который велел Чимину одуматься и вернуться домой, для его же блага, он бежал так быстро, как только мог. В домашней одежде, не накинув даже легкой куртки. Весенний вечер был довольно прохладным, поэтому горло начало болеть от холодных потоков вдыхаемого воздуха, в то время как глаза продолжали слезиться, но уже не от боли и обиды, а от бега. Он бежал бы и дальше по темным переулкам и улицам, если бы силы не покинули его, горло не пересохло, а дыхание не сбилось. Если он продолжит бежать, точно упадет. Нужно сделать передышку.

Чимин не часто выбирался за пределы особняка, но хорошо знал окрестности своего дома, поэтому, когда он увидел небольшую кофейню, которую до этого никогда не замечал, на знакомой улице, удивился и направился ко входу. В любом случае, там можно немного отдохнуть и попросить воды.

Внутри было тепло и тихо. Уютные и на вид мягкие диванчики манили Чимина и словно умоляли присесть, проверить, насколько они удобные, но тот упорно игнорировал это желание и шел к барной стойке. Часы на стене показывали 21:46. Через 14 минут заведение закроется и Чимина попросят уйти. Только куда ему идти? Обратно, в логово зверя?

— Здравствуйте, — со все еще сбитым дыханием обратился Чимин молодому бариста. — Я знаю, вы скоро закрываетесь, но не могли бы вы дать мне стакан воды?

Бариста смотрел на него странно, даже немного обеспокоено. Конечно, видок у Чимина был так себе. В зеркало он себя не видел, но точно мог представить красные щеки, заплаканные глаза, растрепавшиеся волосы, ну, и одежду совсем не предназначенную для весенних прогулок по ночному городу.

— Может, вы хотите кофе? — поинтересовался парень, смотря на худое, дрожащее тело.

Хотел. Чимин очень хотел выпить горячий кофе, согреться и успокоиться, но все его вещи, включая кошелек, остались в доме, поэтому он робко опустил взгляд вниз и отмахнулся от предложения.

— Да нет, спасибо.

Но парень за барной стойкой слушать его не стал. Он повернулся к Чимину спиной и принялся за приготовление горячего напитка.