Часть с середины (1/2)

Очередное непрочитанное сообщение от Ди светится в мессенджере голубой точкой.

«Ты где?»

Лиф смахивает уведомление большим пальцем правой руки. Отправляет в вереницу десятка таких же непрочитанных сообщений. В долгий ящик. Оторви и выбрось.

Лиф держит в левой руке, между самым кончиком ногтей острую полоску железа канцелярского лезвия.

Спутник.

Тефлоновое покрытие.

Лиф — тут. В квадратной площади кабинки женского туалета. Между четырёх гипсокартонных стен по периметру. Среди надписей фломастером и незатёртых щелей между плитками пола. Запаха хлорки.

Лиф — здесь. Закрывшая себя на щеколду. Пытающаяся поймать взглядом растворившиеся перед мутными глазами края лезвия.

Лиф — в школе после последнего урока. Опустевшие коридоры, темнота по углам и придвинутые спинками стулья к партам. Лиф — вне пространства и времени. Во временном промежутке между сегодняшним и ещё не наступившим «завтра».

Потерявшаяся. Спрятавшаяся.

Обнаружившаяся, что в ней столько всего накопившегося поперёк горла, осевшего чёрной желчью по всем сосудам, что теперь — даже плакать не хочется.

Даже выть не хочется.

У Лиф в руках — возможность перерезать медленно гнущую её линию, сгибающую по полам. Линию — синюю, живую, бьющуюся мелким разрядом, вьющуюся под тонкой кожей локтя.

Лиф называет это «План Б».

Дёшево и сердито.

И до безумия просто.

***

</p>

— И какая она, эта чёртова Лиф? — Диана тихо шумит своим электронным испарителем, дышит сладковатым паром с еле различимым запахом клубники, неприятно приторно оседающим у Ди в носоглотке.

Ди смахивает невидимую пыль у себя с плеча. Смахивает этот запах от Дианы — её блядской туалетной воды за две сотки, отдушки с палетки теней для век и этой жидкости.

Ди смотрит на раскрытые школьные ворота. На выходящих остатков школьников после последнего урока. Ди ждёт. Ди надеется.

Ди говорит, бубня под нос:

— Обычная, — отмахивается пренебрежительным тоном и голосом через сжатые зубы, как от назойливой мухи.

Диана не замечает. Делает вид, что не чувствует. Продолжает упорно лезть не в своё дело.

Стоит в своей бежевой дублёнке с белым мехом. Дамской сумочкой. Розовыми волосами, подкрученными в локоны на концах.

Диана вздыхает, смотрит в профиль Ди с прищуром.

Заговорщицки:

— В том-то и соль, что самая обычная, — говорит она. — Вертит хвостом, крутиться, петляет. Прыгает с палки на палку. Развлекается. Играется. А потом — ей надоедает.

Ди хмурится, навостряя уши.

Диана замечает, подкидывая масло в огонь:

— Ей надоедает — и она уходит по-английски. Делает вид, что тебя никогда и не существовало. Сообщения не читает, на звонки не отвечает. И нигде её не видно и не слышно.

Ди хмыкает. Диафрагму распирает нарастающий ледяной пик сомнения. Чётко посередине нутра.

— Зачем она это делает? — спрашивает он тихо.

Диана пожимает плечами. Хитро улыбается, прикрывая глаза, как лиса.

— Потому что она сама не знает, чего она хочет, — говорит она. — Нестабильная девочка. С кучей своих тараканов.

Ди оборачивается к Диане лицом. Будто желая уличить её во лжи. Внимательно всматривается. Через её непробиваемую маску косметики и чрезмерного самомнения.

— Ты откуда это всё знаешь? — спрашивает, подлавливая.

Диана чуть наклоняет голову в бок. Стоит, опираясь на одну ногу. Улыбка её — лишь одним кончиком губ.

— Общалась с ней раньше хорошо, — вдруг вздыхает, отводя взгляд.

Улыбка спадает.

— Мы с ней дружили ещё с детсада, представляешь? Вместе потом наклейки собирали в альбоме в начальных классах. А теперь — теперь я тоже в игноре. Тоже выброшенная ей за карму.

Ди смотрит на неё внимательно. Подозрительно. Кажется — с какой-то еле различимой нотой сожаления, выгнувшую начала его бровей вверх.

— Почему? — только спрашивает он.

Диана опять затягивается испарителем. Присасывается к катриджу, делает глубокую затяжку. Тельце испарителя мигает красной лампочкой от перегрева.

— Отец ушёл от матери её, — говорит всё-таки Диана.

Тихо. Почти не двигая губами.

— Мать немного поехала кукушкой из-за этого, — выпускает плотное облака пара изо рта. — Лиф было четырнадцать, когда мать начала её выгонять из дома. А потом… а потом им отрубили газ в доме. И электричество. Мать бросила работу и не платила за коммуналку.

Ди почти не дышит.

— Лиф мыла тарелки в какой-то кафешке по ночам, чтоб собрать какие-то деньги. После одиннадцати часов вечера топала три километра пешком до дома. Так продолжалось полгода. А потом мы перестали общаться. Ну, она перестала со мной общаться.

Ди сжимает губы в тонкую побелевшую полоску.

— Она стала скакать от парня к парню, — продолжает Диана. — Постоянно — на каких-то тусовках. Дома не появлялась. То у одного живёт, то у другого. Слышала, что она убегает, как только займёт деньги. И не возвращает.

Диана снова смотрит на Ди. Они встречаются глазами.

— У тебя она в долг денег не брала?

Ди отрицательно мотает головой.

Диана усмехается:

— Ну вот видишь, как тебя судьба уберегла.

Диана смотрит снова на выход из школы. На постепенно выключающийся свет в окнах кабинетах. На вышедшего покурить охранника, уверенного, что в здании никого больше не осталось.