Глава 17 (1/2)

Гермиона боялась спать, потому знала, что Драко снова явиться во сне. Столько времени он ей не снился, и в какой-то момент ей показалось, что она нашла противоядие. Грейнджер смогла заглушить внутреннюю боль и перестать слышать терзающие мыслей о нём, погрузилась в учёбу и, наконец, нашла иной смысл жизни. У неё был человек, который стал её успокоительным, который согревал и успокаивал, но Драко, как бы она не старалась, снова занял завоёванную территорию её сердца. Он вернулся, как и чувство, которое причиняло ноющую боль. Но это было не всё.

Ничего не бывает постоянным, и холодный ветер принёс перемены, которые Гермиона не хотела принимать. Девушка желала закрыть окна, двери, залезть под кровать и укрыться одеялом, чтобы они не нашли её. Но они нашли. Вычислили и уже тянули к ней свои руки.

Грейнджер вздохнула и откинула одеяло. Вот уже несколько часов она боролась с собственным организмом, заставляя его уснуть, но сна не было, потому что страх становился сильнее. Всё это происходило из-за сновидений, в которых был тот, о ком она хотела больше никогда не вспоминать.

Видеть его даже во сне, означало снова испытывать по утрам боль.

«Нет, я больше не хочу боли», — единственное что понимала девушка.

Гермиона нашла телефон под подушкой и стала нервно перелистывать контакты в поисках нужного. Найдя, девушка замерла на несколько секунд, а после нажала на вызов. Пронзительные, слишком долгие гудки.

«Неужели ты спишь».

— Да. Кто это? Грейнджер… Чёрт, в такое время. Ну что ты молчишь? Сколько время? Твою ж мать, Грейнджер, два часа ночи. Ну что тебе? Ты что попой там нажала что-ли.

— Я тут… Привет Патрик. Я… Мне…

— Ну давай, живо выкладывай, иначе сейчас просто отключусь и буду спать.

— Мне нужен телефон Теодора Нотта. Срочно.

Молчание, а потом Патрик засмеялся.

— О, я понял. Кому-то захотелось продолжения. Да, Грейнджер? И это так не похоже на тебя. Твою мать, теперь я точно не усну.

— Ты дашь мне телефон? Я знаю, у тебя есть все контакты.

— Да, подожди, сейчас. Я тебе скину. Грейнджер, ты ещё тут?

— Да.

— Смотри, вдруг он тебя съест.

— Да, конечно. Спасибо, Патрик. Но только я ядовита, и если он попробует это сделать, то просто отравиться, — Гермиона услышала, что он хотел что-то ответить, но прервала его на полуслове и отключилась.

Уставившись на экран, Грейнджер ждала, когда Патрик пришлёт заветный номер. Время шло так медленно, что Гермиона начинала злиться. Девушка сильно сжимала свой телефон в руках, и наконец пришло заветное сообщение, нажав на него, Грейнджер увидела долгожданные цифры.

Девушка смотрела на них и как будто записывала в своей памяти, чтобы не забыть, не потерять. Зажмурившись, Гермиона медленно вдохнула и выдохнула и набрала номер.

Гудки казались бесконечными. Девушка убрала телефон и уже хотела отключить, как услышала его голос.

— Я слушаю тебя.

Грейнджер молчала.

— Это твой первый шаг, так что будь любезна заговори.

— Я разбудила тебя?

— Да.

— Извини, но твой голос слишком бодр.

Молчание.

— Мой сон чуток и как только я услышал звонок, то через секунду знал, кто мне звонит. У меня есть твой номер и у меня было время проснуться, пока я думал отвечать или нет.

— Извини.

— Не нужно извиняться за то, что ты хотела сделать.

— Давай поговорим.

— Давай.

— Ты сказал, что тебе нужна моя душа. Это так странно.

— Но ты запомнила это и позвонила.

— Значит, это просто фокус.

— Нет, это правда.

— А что, если у меня её нет?

— Так не бывает, Грейнджер. У тебя есть душа.

— Была, но она… А что если я оставила её где-то далеко. С кем-то.

— Так не бывает. Душа всегда с тобой. Тебе это кажется.

— Бывает, — тихо сказала она.

— Ладно. Я согласен на то, что есть.

— У меня нет сердце, точнее там дыра или…

— Я понял про душу и кого-то, не надо всего этого. Я всё понял. Но у тебя есть тело, мозги, да Грейнджер, у тебя много чего есть.

— Ты что, торгуешься?

— Почему бы и нет. Так что, может сделка?

— Нет.

— Тогда почему ты мне звонишь?

— Потому что я не могу спать. Мне снятся сны в которых… Я боюсь одиночества. Оказывается, я не могу оставаться одна.

— А где он?

— Ты знаешь, что он есть?

— Все знают. Ведь я твой однокурсник.

— Он в командировке и…

— И на это время тебе нужен кто-то, кто будет рядом?

— Да, — её голос дрогнул.

— На сколько?

— На одну ночь.

— Буш-дю-Рон 49, — произнес он и Гермиона услышала слишком громкие гудки.

***</p>

Гермиона стояла и смотрела на дверь, за которой находился он. Человек, который был тем самым ветром перемен. Он появился до того, как между ними с Седриком всё произошло. Ведь он и его взгляд на ней были с самого начала, а она старалась этого не замечать.

Девушка вздрогнула от собственного стука в дверь. Через секунду она открылась, и на пороге появился Теодор Нотт. Молча посмотрев на неё, он прошёл куда-то вглубь квартиры. Гермиона так и осталась стоять на пороге. Она могла в любой момент развернуться, вызвать такси и уехать в дом Седрика, в тот дом, который могла назвать своим. Снова окунуться в запах корицы, выпить вкусного чая и долго читать, чтобы дождаться того, с кем ей было спокойно. Того, кто привёз её в Марсель, и кто дал шанс на новую жизнь. Грейнджер могла сделать это, но не стала, и переступив порог, громко закрыла за собой дверь.

Стены квартиры были выполнены из белого кирпича. Несколько железных стеллажей, заставленных разными предметами, металлическая винтовая лестница, под которой был расположен стеллаж с множеством книг. У Гермионы разбегались глаза от разнообразия картин, фотографий и напольных ваз.

Её взгляд цеплялся то за один предмет интерьера, то за другой. Вещей было так много, что девушка не успевала разглядеть их все и понять их предназначение. Эта квартира была слишком нагружена, и давала ответ на её вопрос: Кто же такой Теодор Нотт? Он определённо был сложным человеком, многогранным, у которого она, может быть, найдёт ответы на вопросы, которые ищет.

Гермиона сняла свои ботинки и коснулась пола босыми ногами. Было тепло. Девушка сняла пальто и кинула его куда-то в угол.

«А чтобы сказал Седрик? — Грейнджер зажмурилась и помотала головой. Чёрт, Гермиона ты сойдёшь с ума».

Она подошла к стеллажу, где стояли бронзовые статуэтки. Это была какая-то коллекция. Совы. Положив свой телефон рядом, девушка сняла свитер и так же скинула его к своим ногам.

Теодор подошёл бесшумно, а его голос заставил её замереть. Сердце будто бы стало тише.

— В твоей квартире так много всего.

— Ненавижу пустоту, — Нотт поставил перед ней бокал. — Возьми.

Гермиона скользнула взглядом по его лицу, обнажённому торсу и коснулась руки, которая держала бокал с бордовой жидкостью.

— Я не…

— Почувствуй аромат, вкус. Я не прошу тебя упиваться и потом, чтобы… — он улыбнулся, — мне не нужно тебя опаивать, ведь ты уже здесь. Всё случится и так.

Гермиона покорно взяла бокал и посмотрела на этот глубокий цвет. Как резко до неё дошёл смысл сказанных слов.

— То есть, ты думаешь, что я сейчас, что мы с тобой… Но я…

Её слова оборвались музыкой, которую он включил.

Это была виниловая пластинка. Её звучание подействовало на Гермиону гипнотически. А Теодор снова оказался рядом и подтолкнув её руку с бокалом к губам, отчего девушка стукнулась зубами о стекло. В нос ударил аромат вина, но Грейнджер не поняла его и пригубив почувствовала жжение с небольшой кислинкой. Сделав ещё один глоток девушке показалось, что она обожгла горло, но это лишь на секунду, а потом тепло начало разливаться внутри.

— Музыка это…

— Это Вагнер. Па́рсифаль<span class="footnote" id="fn_33324313_0"></span>, — ответил Тео. — Через страдание к знанию, от знания к состраданию, через сострадание — к любви. Но её надо пережить, чтобы понять. Пойдём со мной.

И девушка пошла за ним. Они поднимались по лестнице, а потом Гермиона остановилась перед дверью. Там царила темнота, и оглянувшись, Грейнджер посмотрела туда, откуда шёл свет.

Посмотрев на бокал, который всё ещё был в её руке, Гермиона поставила его на пол, сделав шаг в полнейшую темноту, в неизвестность, которая манила её. Войдя, она почувствовала как Теодор прижимает её к себе. Его поцелуй притягивал к себе и заставлял подчиняться.

Девушка опустила руки, ничего не делая. Грейнджер отдавалась ему полностью и слушала приглушённую музыку, звучащую теперь в её голове.

Её раненое сердце билось сильнее, в нём была кровь, которая боролась с ядом. И прямо сейчас не было Гермионы, это был кто-то другой, тот, кто слушал эту музыку и страстно отвечал на поцелуй человека, которого она не знала.

Они танцевали непонятный танец из движений. Мужские руки крепко прижимали к себе, а язык ласкал её рот.

— Подними руки, — прошептал Теодор, и она подчинилась.

Теодор стянул с неё спортивный бюстгальтер и снова прижал к себе. Приподняв, парень закружил её в воздухе, и они рухнули на мягкую кровать, которая отпружинила их и вернула себе.

Нотт целовал её шею, грудь, а Гермиона открывала и закрывала рот, подобно рыбе, внезапно выброшенной на берег.

Воздух из её рта был горячим, а внутри что-то поднималось, словно смертельная лава. Что-то, чего она раньше не ощущала. Его поцелуи пробуждали что-то неведомое, незнакомое, но то, что она не хотела останавливать.

Гермионе не нужно было закрывать глаза, потому что вокруг была темнота. Она была здесь, она была в ней и в её голове. Она была в нём.

Резкая боль. Гермиона от неожиданности не сумела сдержать крик. Она схватилась за его непослушные, кудрявые волосы и притянула его к себе, даже сквозь темноту видя его взгляд.

— Не делай так, — крикнула девушка.

Но Теодор повторил это вновь, укусил её за сосок. Больно, пронзительно больно. Боль словно запекается, сменяясь непонятным жаром. Нотт очерчивает какие-то рисунки, нет, он словно что-то записывает. Он метит её. Опускается ниже, ниже и она непроизвольно втягивает живот. Внутри что-то сжимается. Гермиона чувствует, что ей становится горячо. Так не было никогда. Его пальцы скользнули по ней, и девушка почувствовала, как он снимает с неё штаны, бельё и ощущает его дыхание.

Теодор касается её губами и Грейнджер приподнимается, пытается нащупать его в темноте.

— Прекрати, — шепчет Гермиона, но он снова касается её губ.

— Ты боишься получить то, от чего потом не сможешь отказаться? Или ты боишься меня?

— Я боюсь только одного — сойти с ума.

Тео ничего не ответил, лишь целовал, забирая её жар, страх и боль.

Гермиона прижалась к нему, притягивая к себе, ощущая его тело. Девушка приподняла бёдра. Нотт издал странный звук и толкнул её за плечи, вжимая в матрас. Он вошёл, не предупреждая, отстранив от неё своё тело, и это было не похоже ни на что до… Его толчки были настолько сильными, что он выбивал из неё весь воздух, а темнота стала сгущаться, стирая его образ. Грейнджер приоткрыла рот, издавая звуки. Она слышала себя и не узнавала. Не контролировала. Ей хотелось кричать, кусать, бить, но только чтобы он не прекращал то, что делал.

— Безумие, — прошептала она, — это безумие.

— Нет, это реально, это я и ты. Кричи, Грейнджер, кричи.

И она кричала, от того, что ощущала, от его натиска, от странного жара, от боли, которая разрасталась и, казалось, что внутри всё взорвётся прямо сейчас. Гермиона опустила руки, тело не принадлежало ей, оно не слушалось.

Теодор становился быстрее, и девушка открыла рот, чувствуя, как трескаются пересохшие губы.

Гермиона сжала простыни. Это были шёлковые простыни, которые охлаждали её горячие руки. Девушка всмотрелась в темноту и увидела что-то… Сознание было туманным, а внутри что-то произошло, отчего стало так хорошо, что Гермиона не сразу разглядела его лица, его взгляда.

Музыка стихла, а Тео остановился, и только теперь она закрыла глаза. Ничего не происходило. Гермиона слышала его шаги и встав, прикоснулась к своему животу. Он не сделал того, к чему она привыкла и, поднеся свои пальцы к носу, девушка почувствовала его запах.