Глава 3. Интермедия. "Начало" (2/2)

В спальне горел свет, на который слетелись все противно пищащие комары и мошки, бьющиеся о нагретую лампочку.

Громко зевнув, на край кровати, обернувшись в одело, села Шкет. Потерев опухшие глаза, она огляделась: вечный слушатель - Рыжая - сидела за столом, набивая щеки обеденным бутербродом. Значит, можно было начать рассказ.

- Во снах я превращаюсь в птицу. В настоящую птицу! Небольшую, но очень юркую. Все вижу и все слышу...Я словно здесь и в то же время везде.

Стоявшая у зеркала Гекуба усмехнулась, стирая с губ ярко-красную помаду. Через зеркало ее лицо вытягивалось, принимая косой вид. Ее отражение жило своей зеркальной жизнью, перетекая от одного зеркала, в которое гляделась старшая, в другое. Абсолютно все жило с ней по отдельности: ее отражение, ее тень, пляшущая по стенам комнаты, ее душа и разум.

- И поэтому ты проспала ужин? Витала во снах? А ночью что делать будешь? Если начнешь прыгать по кроватям, хорошего от меня ничего не жди. Запру в ванной и крепко засну под твой вой.

Шкет ужасно разозлилась, побагровев до кончиков ушей: “Как так? Я делюсь с ними настолько важным и сокровенным, а меня спрашивают про какой-то ужин? Он же не единственный, а сон такой один!”.

Она продержала долгую паузу, гипнотизируя взглядом вовсе не Гекубу, ожидающую соплей и слез, а последнюю конфетку на дне вазы. Так и хотелось ее съесть, и неважно, что подумали бы другие, на зло старшей можно было бы и целый пакет сладостей съесть.

- Да. Лучше витать во снах, чем давится вчерашней котлетой и прилипшим к тарелке пюре, - живот предательски заурчал на всю комнату. - А потом вливать в себя краденную спиртягу из Могильника в компании Косого.

Гекуба потрясла кулаком, но ничего не ответила. Шкет могла долго разглагольствовать, только толку в этом не было.

Дом и его обитатели проснулись в последнюю неделю уходящей весны.

Повылезали из самодельных нор в комнатах закутанные в одеяло домовцы, вытянув длинные носы из чистого любопытства, и неуверенно перешагнули за порог Дома, во двор, сделав первый вдох теплового воздуха.

В последующие дни двор оживился. Как только сквозь марлевые занавески проникали первые солнечные лучи, слепя глаза, дети, напялив на себя первые попавшиеся вещи, будь то огромная дырявая майка, что годилась только для мытья полов, или теплый вязанный свитер, пропахший потом и свежевыкошенной травой.

Возможно, учителя и воспитатели не понимали, в чем дело, только и делали, что думали, да и думать им что-либо было противопоказано. Думать - штука заразная и очень противная. В их розово-цветной наружности это дело обычное, поэтому-то они их и не понимали. Меньше надо было думать...

В девичьей комнате творился полный хаос. Наверное, развешенные за тонюсенькие облысевшие шнурки грязные кеды на карнизе никого уже не смущали, хотя в первые дни мальчишки, проходившие под их окнами, показывали пальцем и размышляли, как бы их украсть, как и спящие на ковре коты. Пригревшиеся и довольные. Зимой они рыли тоннели в сугробах, а весной вылезали из них и громко орали, противно так, надрывно, что заснуть нельзя.

В общем, в комнате было все, что смогли притащить с улицы. Это еще Русалка, одна из колясниц, на радостях потеряла свою коллекцию бабочек: оставила банку, целиком заполненную насекомыми, и уехала, не вспоминая про них до самой ночи. В основном там были капустницы, но об этом ей никто не говорил, чтобы не расстраивать. Пусть дальше бы занималась коллекционированием одного вида. В конце лета научную энциклопедию бы подарили, стащив из библиотеки. Все равно никто не читал про такое, самое интересное в таких книжках - нарисованный скелет человека или теории о Лохнесском чудовище.

Конечно, поговаривали, что Крючок из стаи Спортсмена тоже интересовался бабочками, как только наступало лето из рук не вынимал сачок и банку с марлевой крышкой, но он то в этом деле понимал, в отличии от Русалки. Поэтому мог не пополнять знаний, и так накопившихся за время охоты.

Семеня ножками, переходя кто на бег, а кто на прыжки, девочки выходили из комнат. Сталкивались на повороте, ссорились и собирали разбросанные блестящие побрякушки в плетенные сумочки.

Интересное дело, наблюдать за жизнью других, не правда ли?

Быть, так сказать, третьим героем в их истории: вроде ты есть, и в тот же момент тебя нет; ты знаешь человека, а он про тебя никогда и не слышал. Интересно просто представлять их жизнь, додумывая невесть что. Склеивать и перешивать между собой.

- И не надоело тебе сидеть здесь? - под тень старого дуба плюхнулась Рыжая, отмахивающаяся от надоедливых черных мошек, норовивших попасть в глаза. Старый дуб - единственное место, где можно было скрыться от криков и людей. Хотя, кого мы собираемся обманывать, Рыжая, если ей надо, найдет в любом месте.

Гекуба и Косой, за которыми наблюдала девочка, скрылись за дверью Дома, как и их выдуманные двойники с уже прописанной историей. Оставалось только догадываться, разойдутся они по комнатам, кто куда, или в обнимку усядутся на диван, споря о какой-нибудь музыкальной группе.

- Нет, совсем не надоело. Здесь хотя бы не жарко, - с тяжелым вздохом ответила ей Шкет, попытавшись убрать короткую челку со вспотевшего лба. - Ели бы, кто пошел в дом из наших, пошла за ними. А все как на зло здесь торчат, жарятся и не жалуются...

Рыжая заливисто рассмеялась, чуть ли не покатившись по траве, пачкая джинсовые шортики. Наверное, этот смех должна была подхватить Шкет, но та начала пристально оглядывать себя, ища причину такого странного поведения соседки: может в волосах трава или по ноге ползет клоп?

“И чего ей, в самом деле, веселиться? День ужасный, делать нечего! Рассмешила себя несусветной чушью”.

- Ну конечно, напялила на себя куртку, как зимой, и паришься сидишь! Раздевайся быстро и на поле выходи, нам нужен человек с руками и ногами.

Явно не верит. Деваться некуда. Она ждала, вытаращив свои чернющие глаза.

- Если не пойдешь сама, потащу.

- Сил то хватит? В Могильнике меня откормили на славу, - похлопав себя по животу, Шкет наконец-то улыбнулась. Это был знак для Рыжей, что она согласна.

Рыжая самозабвенно залепетала про волейбольную команду девочек, про сдутый мяч, про новый синяк на коленке и про грязь в волосах, пропуская мимо ушей свисток, предупреждающий о начале игры.

- Нет, нет, нет, - затараторила она, вставая с земли. - Мы не могли опоздать. Это ты виновата!