Глава 21. Энтропия сознания (2/2)

Она заставила себя выйти из комнаты через появившуюся напротив дверь. Ничего не оставалось, кроме как двигаться дальше. К следующей комнате.

Больничная палата. На койке лежала бездыханная мать и мёртвый младенец, рядом сидел побледневший отец. Он тоже не заметил появления Азалии. Сжимал холодную руку Альбины и всё повторял, что надо было прислушаться к предупреждениям врачей, что лучше бы он потерял только не рождённого ребёнка.

Азалия тяжело сглотнула. Когда мама забеременела братьями, то часто ходила по врачам, наблюдалась, проверялась. Отец же всегда сильно беспокоился, ожидая результаты анализов. Настолько сильно, что закрадывались подозрения. Немного позже, когда можно было с уверенностью сказать, что и с Альбиной, и с детьми всё замечательно, Азалии поведали правду: в её случае советовали сделать аборт и прогноз выживаемости ближе к концу составлял меньше сорока процентов, а при рождении она чуть не забрала мамину жизнь.

– Но это прошло! – Не удавалось отвести взгляд от словно лист белого лица Альбины и убитого горем Каспера. – Прошло… Мы живы… Мы обе живы, папа!

Какой смысл обращаться к человеку, для которого тебя нет? Однако голос логики затухал. Прямо как огонёк жизни в отце. Он встал, осанкой напоминая марионетку с обрезанными нитями, вышел из палаты. Азалия проследовала за ним и вновь оказалась на лестнице. Продолжать путь наверх? И с чьей же смертью придётся столкнуться там?

Или послать это всё? Азалия посмотрела вниз. Всего шаг в сторону, и она рухнет в черноту. Может, там и есть выход? Или очередная смена декораций… Не проверишь – не узнаешь. Шумный выдох. Прыжок.

Извилистая лестница. Подъём. Комната с убившей себя Розой, но почему-то у ванной по краю бортика клыки. Подъём. Мёртвая мать. Жалюзи на окнах странно похожи на кости. Ещё выше. Вместо комнаты дождливая улица, переходящий через дорогу отец. Вылетевшая на красный машина и красный же след на дороге от протащенного по ней тела. Азалия не двигалась. Подняла голову, подставляя лицо ледяным каплям, и ждала своей очереди. Не повезло закончить всё шагом в пустоту, так может, сработает здесь?

Удар. Лестница. Лужа крови на полу в ванной, плитка вокруг постоянно шевелилась, а у ламп появились веки. Запах больницы, хруст насекомых под ногами, простыня стекала на пол зеленоватой слизью. Холод дождя, дома вокруг больше походили на уснувших чудовищ, с тяжёлых облаков до земли тянулись верёвки из кишок.

Лестница…

– Стой.

Тело не посмело ослушаться приказа, отданного слишком ровным для этого безумного пространства голосом. Знакомым голосом. Перед Азалией стояла она же, только похожая на оживший кристалл. Порядок или очередная иллюзия? Но слишком уж веяло от образа правильностью.

– Пространство Хаоса за пределами твоей ответственности. Уходи, пока я беседую с ним.

Вспышка света. Азалия очнулась. Нерисса и Чарльз тоже лежали на земле. Едва осознавая свои действия, она схватила очки и сумку, вскочила и побежала. Куда-то. Как можно дальше от этих двоих.

К университету. К знакомой одинокой фигуре. Только вцепившиеся в куртку пальцы позволили не упасть. Лёгкие горели. Каждый хриплый вдох приносил боль, бешеный стук сердца ощущался где-то в горле, тело сотрясала крупная дрожь.

– Блядь, какого… – Рон запнулся, как только посмотрел вниз. – Азалия? Азалия, что случилось? Эй!

– Она поймает меня. Точно поймает, – пробормотала сбивчиво.

– Кто поймает? Азалия, тебе кто-то угрожает?

Она смогла только кивнуть. Слова отказывались складываться в предложения, в мыслях остался лишь порождённый хаосом страх. Рон выругался, одной рукой прижал Азалию к себе, другой достал телефон. Через несколько минут они уже сидели в машине.

Азалия совершенно не запомнила дорогу, только тёплые руки и хрипловатый голос, тихо повторяющий: «Не забывай дышать, ты в безопасности, я никого к тебе не подпущу». Восприятие реальности начало возвращаться, когда она оказалась на диване, а Рон заставил что-то выпить. Из разжавшихся пальцев выпала чужая куртка.

– Кажется, начало действовать, – сказал Рон, сидя напротив на корточках и влажной салфеткой осторожно вытирая оцарапанную щёку. – Потерпи немного: будет щипать, – добавил и нанёс мазь.

– Т-ты меня п-помнишь? – Чем яснее становилось сознание, тем лучше Азалия понимала главную странность сложившейся ситуации.

«Значит, речь шла о тебе?»

– С чего бы не помнить? – удивился он. – Ладно, видимо, ты ещё не до конца пришла в себя. Мне позвонить Розе? Твоим родителям? В полицию?

– Н-нет! – воскликнула нервно, непроизвольно хватая за руку. – Нельзя. Сейчас… Никому нельзя звонить. Сейчас я… Точнее, ещё неделю… Не могу вернуться домой. И рассказать… Об этом всём.

– Ладно-ладно, не буду. Нихуя не понимаю, но будь по-твоему. Тебе хоть есть куда пойти, если не домой?

Азалия отрицательно мотнула головой. То есть… Да, она могла вернуться к Аламее, но в голове засели слова о человеке, с которым нужно пережить инициацию. Только почему им оказался Рональд? В общей сложности они нормально не разговаривали как минимум семь лет, а теперь нужно взять и остаться рядом. Страх перед разговором, который обязательно случится, ныне казался мелочью на фоне пережитого, но не решит ли Рон послать её на все четыре стороны?

– Совсем не можешь вернуться?

Кивок.

– Как ты вообще оказалась в этой жопе? – Он поднялся со вздохом, убрал аптечку, подобрал с пола куртку. – Ладно, тебе всё равно нужно посидеть и успокоиться. Потом подумаем. Сможешь немного побыть одна, пока я схожу в магазин?

– Да.

– Тогда подожди здесь. Лекарство сильное, скорее всего, скоро начнёт вырубать. В таком случае просто ложись и не волнуйся: я ничего тебе не сделаю. Если нужно – возьми что-нибудь из одежды сестры. Оставленным тут она всё равно почти не пользуется.

Снова кивок. Вскоре закрылась входная дверь. Медленно стягивая пальто, Азалия окинула взглядом гостиную. Давно ей доводилось бывать в этой квартире, но здесь как будто почти ничего не изменилось, только беспорядка стало больше.

***

Эпоха благословенной гармонии сменилась эпохой неутолимой алчности. Народы научились заключать силу благословений в реликвии. Создатель быстро заметил, что призывы к нему участились, забеспокоился – неужели у детей настали настолько трудные времена? Странно, он ведь чувствовал состояние мира, а то не изменилось. Поэтому отправился посмотреть с близкого расстояния и убедился: всё спокойно.

Поразмыслив, Создатель решил, что сотворение реликвий – хорошая идея. Трудные времена обязательно настанут, и тогда определённо пригодится возможность получить помощь без прямого обращения. Так быстрее.

Долгое время Создатель внушал себе, что дети всего лишь проявляют благоразумие, свойственное заботящимся о будущем взрослым. Всё правильно. Так и надо. Но… С каждым годом обращений за благословениями становилось больше. Создатель начал ощущать слабость и… Доселе незнакомую боль.

Когда народам становилось мало собственных реликвий, они шли отбирать чужие. Показателем величия цивилизации стало количество святых сил в её распоряжении. Так на планете начались войны. И каждый участок земли, обагрённый кровью любимых детей, Создатель ощущал глубокой раной на собственном теле.

Решение далось тяжело, но Создатель стал реже отвечать на мольбы. Подумал, что таким образом удастся усмирить жадность детей, они начнут больше ценить дары свыше. Святая наивность! Как только реликвий стало меньше, а жизнь – тяжелее, ужесточились и войны. Он понял, что редкость лишь усиливает желание завладеть, а потому вернулся к старому сценарию и снова безмерно делился благословениями с миром.

Оттого ненадолго вернулся мир. Народы взяли передышку, дабы восстановить силы, но молитв стало ещё больше. Давно отказавшийся от всесилия Создатель медленно угасал – ему ведь тоже необходим отдых, иначе наступит истощение. Но если выбирать, кого жалеть, он несомненно отдаст предпочтение детям.

А дети… Они решили, что есть кое-что гораздо лучше реликвий. Зачем запечатывать священную силу в предметах, если можно раздобыть её источник? Самый искусный в магии народ сумел найти и распознать Создателя. А тот… Не сумел воспротивиться плену, ведь не мог вредить детям, а следовательно – дать отпор. К тому же, на задворках сознания зародилась мысль: если таким образом одна из цивилизаций станет сильнее, может, ей удастся если не искоренить, то хотя бы уменьшить количество войн?

Надежды его оправдались. Ненадолго. Но то малое время кандалы не тяготили его, а сад не казался темницей. То малое время он жил в самообмане, что мир снова такой, каким и хотелось видеть его при создании.