Глава 18. Сердце из хрусталя (2/2)
Тело охватило оцепенение. Как в замедленной съёмке она видела приближающуюся ко лбу вершину. Ощутила касание ледяного острия в той же точке, куда ранее впилась Аламея. Вспышка боли, словно череп пробили, особенно сильно отдающейся в сердце и глазах – до полной темноты и неспособности дышать. Из приоткрывшегося рта не вырвалось ни единого звука. Голова опустела, и чувство времени окончательно растаяло.
Когда боль начала утихать и зрение вернулось, Азалия в первую очередь сделала шаг назад и коснулась лба. По ощущениям кожу вспороли, но крови не было. И также рядом не оказалось Порядка. Только парил путеводный кристалл.
«Значит, больше объяснений не выбить. Чудесно. Эта встреча почти ничего не прояснила».
Подумала бы, что такое поведение – месть за отказ, но высшая сущность вряд ли знакома с настолько человеческой концепцией. Скорее всего, он не видел смысла сообщать сейчас что-то ещё – нужно дождаться конца отведённой недели.
«На выходе из Сердца тебя будет ждать Гиацинт. Он закончит приготовления для инициации».
– Если вы не договорили, зачем было исчезать?
«У высших сущностей нет физической формы. Временная оболочка не смогла продержаться дольше».
Азалия подавила желание закатить глаза: можно было сначала всё сказать, а только потом колдовать. Или хотя бы предупредить – невежливо вот так исчезать. Но тратить время на осуждение и обсуждение чужого поведения не хотелось, ведь пока она в Сердце, стоит уделить внимание ещё одному делу. Вот бы среди чужих воспоминаний и видений обнаружилась информация где искать рододендроны.
Покинув кристальную часть, Азалия поймала летающий камень и сунула в карман, готовая удерживать, реши тот вырваться. Внимательно осмотрелась, надеясь заметить хоть какую-то зацепку. Нет: память решила сыграть в молчанку. Оставалось пойти наугад, примечая, как попадавшиеся на глаза духи быстро отворачивались, стоило обратить на них внимание. В подобных обстоятельствах не возникало ни грамма желания перебарывать нелюбовь – и боязнь – заговаривать с незнакомцами.
Подобно садам, площадь Сердца оказалась гораздо больше, чем ожидалось при взгляде со стороны. Отдельный мир в миниатюре. Реки и озёра, поля и рощи, скалы и низины… А с берега думалось, что на острове только цветочные заросли – даже о хрустальной глыбе в роли центра ничего не намекало.
«Хотя чисто логически она должна над всем возвышаться».
Давно пора отказаться от человеческой логики, находясь в Мире, но раз за разом возникал соблазн найти понятное и приемлемое для себя объяснение, подогнать иную реальность под известные шаблоны.
– Подождите!
Азалия остановилась, отвлеклась от рассматривания незабудок, голубым ковром раскинувшихся под ногами, и посмотрела на окликнувшего её духа. Среднего роста, со смуглой, отливающей золотом кожей. Широкие золотистые пряди формой напоминали лепестки рододендрона, а между ними мелькали редкие тонкие красные прядки, светло-оранжевые радужки сильно выделялись на фоне красновато-коричневых глазных яблок. Одежда в жёлто-оранжевых тонах уже привлекала внимание, но особенно притягивали взгляд пышные цветочные кружева на манжетах и воротнике. И зелёная тесьма вдоль рукавов и штанин.
– Это ведь вы пришли из мира Последнего?
– Так и есть, а вы?..
– Золотой Рододендрон, – представился, приложив руку к груди. – Да не увянет ваша душа.
– Да расцветёт ваше сердце. Я искала вас.
– Взаимно, – он неловко усмехнулся, шаркнул ногой. – Верны ли слухи, что вы решили сохранить жизнь Последнему?
– Редрону, – поправила Азалия. – Быстро же у вас новости разлетаются.
«Тогда их реакция понятна».
– Хотите что-то сказать по этому поводу?
– Да… Поблагодарить. Спасибо, что дали шанс моему подопечному. И также хотел передать то, что поможет найти цветок, – на последнем слове он протянул руку, прося показать браслет.
Глядя на склонившего голову Рододендрона, Азалия поджала губы и позволила надеть новую подвеску. Одобрение выбора со стороны именно этого духа радовало, однако на языке крутился один важный вопрос:
– Если сейчас вы тоже желаете спасения подопечного, почему не встали на его сторону раньше? Насколько я знаю, во всём Мире ему открыто выражали поддержку всего лишь четыре духа и один садовник.
«И когда остальные или осуждают, или игнорируют, ступить не на тот путь – ожидаемый итог. Я бы такое давление просто не пережила, и всё равно стало бы на судьбу хранимого мира».
– Это так. И моё оправдание прозвучит крайне жалко, но всё же… Позвольте объясниться. Я ушёл на перерождение вскоре после его появления, а когда вернулся, Мир уже погибал. И хотя смерть – весомая причина, мне в самом деле стоило прийти хотя бы в начале. Но я колебался из-за слухов, тоже верил им и… Стыдился, что Пос… Редрон родился под моим цветком. Теперь мне кажется, что таким отношением к подопечному я только усугубил ситуацию.
– Рада, что вы поменяли мнение. Искренность помыслов, порождённых чувством вины, внушает сомнения, однако не мне вас за это осуждать. Просто понадеюсь, что если у меня всё получится, на этот раз вы не оставите его.
– Клянусь сердцем.
Азалия удовлетворённо кивнула. Для духов сердце – самое важное: если с ним что-то случится, станет невозможным перерождение. Подобное обещание нельзя давать легкомысленно.
– Хорошо. Тогда положусь на вас.
Распрощавшись с Рододендроном, Азалия достала из кармана кристалл и направилась к мосту. На другом берегу уже виднелась незнакомая мужская фигура, а на контрасте с окружающей серостью развевались на ветру пурпурные волосы.
***
Отношения Создателя и детей начались с прекрасной чистой ноты. Той самой, с которой непременно должна была начаться подобная светлой сказке симфония. Отношения Создателя и детей начались с заботливо подготовленной колыбели, в которую ни за что не сможет пробраться зло.
Первым делом он создал места, лучше всего подходящие для каждого вида – определил их родину, заложил первый камень будущих цивилизаций. После разделил свою магию на множество частей, выделив каждой равное количество сил и задав главную черту, а из них сформировал семена жизни, посадил в разработанную почву.
Магия вступала в союз с природой, порождала новую форму жизни, а после – разум. Всё это занимало долгие годы, века, однако тогда Создатель не ощущал течение времени. Слишком был поглощён наблюдением, старался не упустить момент. Как только у вида формировалась первая община, наступал час явить себя. Рассказать больше о дарованных способностях, о мире и природе, которой нет надобности приносить жертвы: божество в мире одно и даров не требует. Задать первый направляющий толчок для прогресса.
Поначалу Создатель регулярно наведывался к детям, ведь неправильно будет один раз дать ученику объяснения и больше не навещать, но зато надеяться на впечатляющий результат и отсутствие ужасающих ошибок. Есть ошибки, которых лучше избежать, чем учиться на них – слишком высокая цена и долгое восстановление.
Создатель избегал излишнего внимания и почтения к своей фигуре. Он – ничего не решающий наблюдатель. Мир должен научиться жить сам по себе, не оглядываясь на мнение некой высшей силы, потому как на самом деле той самой силы уже нет – разлетелась осколками, обрела волю и разум и никогда больше не станет единым целым. А то, что не нашло пристанища в детях и являлось ненужным для отказавшегося от всемогущества Создателя, он запечатал в луне. Оттого и появились у неё способности влиять на магию.
Дети росли, развивались. Увеличивалась численность, становились надёжнее, основательнее дома, внушительнее – хозяйство. Появлялась письменность, развивалась магия, усложнялись отношения. Испытывая родительскую гордость и радость, Создатель также ощущал грусть. Его дети не способны вырасти и покинуть родное гнездо, поэтому, заметив достаточно самостоятельности, уходил он. Напоследок напомнив, что если станет слишком сложно и понадобится поддержка, то услышит и обязательно поможет. Но в остальном они сами хозяева своей жизни.
Как только последний народ уверенно встал на ноги, Создатель взял на себя роль непримечательного странника, тихо путешествующего по миру, изредка творящего небольшие чудеса и отвечающего на молитвы. Он не смог избежать появления религии – слишком естественный процесс, особенно когда бог действительно существует. Однако в те очень давние времена храмы являлись всего лишь местами уважения и памяти о том, кто создал жизнь. Оплотом надежды и веры в преодолимость любых преград.
Жаль только, что из союза воли и разума иногда рождается жадность.