Глава 4 (1/2)

Прошло четыре года</p>

Ветер свистел в ушах, заставляя волосы плотнее прижиматься к телу, словно вторая оболочка. Я обожала это ощущение, ощущение выпущенной из лука стрелы, прямиком летящей к неведомой цели. Я представляла, что не знала, что цель. Важно только ощущение стремительного полета, прерываемое касаниями кончиков сандалий к дереву. Лишь для нового толчка в неизвестность. Впрочем, для полета мне не нужна видимая опора. Только я и головокружительное ощущение ветра.

— Нагиса! Опять слишком быстро! — крик наставника тонет в свежей, зеленой листве. Но мы же не на миссии, мне необязательно постоянно думать о темпе бега. Но замедляюсь, разочарованно выдыхая.

Поравнявшись с Эндо-сенсеем, притворно вздыхаю:

— Ну что же делать, когда вы все такие медленные!

— Просто ты слишком быстрая, девочка, — кивнул он мне, сверкнув стеклами очков. Коричневые, слегка тронутые сединой волосы и спокойная улыбка, от которой становилось хорошо на душе. Но… так было не всегда.

Его теплый, даже нежный взгляд всегда был направлен на нас троих. Когда четыре года назад нас, практически в буквальном смысле, выкинули во двор школы, словно нашкодивших щенков, никто не верил, что из нас не то что шиноби можно слепить, но даже нормальных и здравомыслящих людей. Единственный, кто в нас верил, был Эндо-сенсей. Намучился он с нами по самое «не могу» конечно. Но никогда, никогда не терял нас из виду, никогда нам не лгал, никогда не предавал. И всегда, всегда верил в нас, чтобы ни случилось.

Первый год, наверное, был самым ужасным. Мы кусались, бросались и скалились на каждого, кто говорил нам хоть что-то, неважно что. Доставалось и ученикам, и учителям, и даже обычному персоналу академии. Любое слово для нас — агрессия, любой жест — объявление войны. Мы были убеждены, что находимся в стане неприятеля, где каждый априори враг. Через месяц после прибытия мы просто заперлись в комнате и не выходили оттуда. И только Эндо сенсей приходил, приносил еду и просто говорил. Сначала, как казалось, в пустоту. Мы не желали слушать, потом все же начали… много плакали, в бессильной злобе молотили стену и засыпали в объятиях друг друга. Эндо говорил неприятные вещи, вещи, меняющие представление о нашем мире, базирующемся на том, что во всем виноваты шиноби, что среди них не может быть нормальных людей. Да и предположение о том, что шиноби — это люди лично у меня вызывал сомнение. Монстры — не иначе. Но… мы встречали уже ниндзя, которые, в общем-то, вели себя с нами хорошо. Эндо говорил, что они были элитными ниндзя. А один из них не реже раза в месяц отправлял письмо, в котором спрашивал о нас. У них с Эндо завязалась настоящая переписка. Предположить, что какой-то шиноби может о нас троих волноваться для нас тогда было дикостью. Но рассказы Эндо, да и факты упорно лезли сквозь давшие трещины удобные представления о мире. И, в каком-то степени, это начало разрушать нас изнутри. Не совсем нас, скорее удобный кокон, которым каждый из нас себя окружил. И эти коконы мы подпитывали друг другом, своими воспоминаниями о потерянном и о боли, разъедающей изнутри. Ненависти, как говорил красноволосый с тыквой за спиной, действительно не было. Была лишь боль: удушающая, страшная, и вела она нас прямиком в персональный ад.

Потом мы начали с Эндо-сенсеем разговаривать, робко отвечать. Учитель целые сутки мог провести с нами, разговаривая через дверь и бесконечно слушать весь тот бред, который мы говорили. Вся наша злость, вся наша боль и все наши эмоции он поглощал словно губка, отфильтровывал и раскладывал по полочкам, объясняя, повторяя по сто и двести раз, приводя доводы и задавая вопросы. Он помогал нам познавать самих себя. Сейчас я это понимаю, а тогда злилась, сильно злилась и обижалась, но ни я, ни Рей, ни Хаяте уже не могли отказаться от разговоров с Эндо.

Папа как-то сказал: «В какой бы тьме душа не находилась, она всегда стремится к свету, к возможности стать самой собой. Ей нужен лишь шанс, одна единственная ниточка, и она постепенно по этой ниточке взлетит, расцветет прекрасным цветком и станет тем, кем является на самом деле.» Эндо стал для нас этой волшебной веревочкой, и в какой-то момент мы открыли дверь дрожащими руками. После почти года заточения было очень страшно, но на тот момент страха уже почти не было, злость вспыхивала, но быстро затухала. Осталась только тоска и боль по близким, а еще желание бороться за самих себя, а не за ненависть и злобу. Пусть и манящую, но разрушающую само сердце. И, увидев тогда Эндо-сенсея, с улыбкой встречавшего нас, мы увидели именно человека, а не шиноби.

Ку-чан и Шу-чан начали иногда к нам наведываться примерно через год, мы уже выходили из комнаты. Но приходили по отдельности, мне казалось, что они друг друга недолюбливают. На вопросы об этом оба отмалчивались как партизаны, а Шукаку как-то привел с собой милую кошечку Мататаби. Ма-чан в первый раз молчала и наблюдала, и только в конце визита скромно попросилась приходить еще. И в итоге бывала у нас чаще, чем лис с енотиком. Нам нравилось со зверьми разговаривать, они были и мудрее и умнее нас, глупых людишек, но все в какой-то степени сломленные. О причине мы узнали на одном из уроков истории, а потом и от Эндо-сенсея. И почему-то лично за зверей было гораздо больнее и обиднее, чем за джинчурики. Сама идея лишения свободы и воли пугала до ужаса, и я понимала, почему Хвостатые сходили с ума. Наверное, на их месте со мной случилось бы то же.

А мои мальчики… я оглянулась назад и улыбнулась, выросли просто в офигенных ребят. В академии девчонки завидовали, что у меня такие красивые и умные братья, Хаяте мы с Реем только братиком и называли, так же поступал и наш друг. Для него я младшая и непоседливая сестренка. За несколько лет Хаяте сильно улучшил медицинские навыки, меня брала жгучая зависть от того, сколько вещей он успевает одновременно делать, и сколько знаний держит в голове. Какую травку не назови — он перечислит десяток способов ее применения! Да и не только это! В его клане есть джитсу зеркальной воды. Кроме медицины — применяет и в барьерах, а часто и в боевых каких-то вещах. Например, формирует иглы, которые летят точно в нужную точку человека, чтобы его, к примеру, обездвижить. А знает он их все назубок, а точек-то таких примерно тысяча! Есть еще призыв пиявок, я к ним долго привыкала, но вообще они полезные и много всего умеют. Например, останавливают кровотечение или высасывают яды. Волосы свои Хаяте так и не обрезал, темно-синие пряди убраны в низкий хвост и доходят почти до пояса. Он внешне стал очень доброжелательным и мягким, но в голосе может скользнуть сталь, да и упорством его я восхищалась. Предпочитал говорить по делу с посторонними людьми, но со мной, Хаяте и Эндо-сенсеем мог проговорить не один час. На миссии обычно носил черные штаны с кожаными вставками и синюю водолазку без рукавов. За спиной — синий рюкзак с медицинскими принадлежностями.

Рей… ох Рей. За этим гаденышем увивалась половина академии, а вторая половина хотела его прикончить, перед этим знатно поглумившись. Первой половиной, как водится, была женская. Вторая — мужской. От первой половины Рей предпочитал бегать, а лучше просто не замечать, вторая половина быстро закончилась, так как братец всех побил. А те, кого побили, вместо жажды реванша предпочитали обходить братюню по большому кругу и не отсвечивать лишний раз. Мало ли. Первую половину Рей без зазрения совести называл курицами без мозгов и прилипалами, вторую — трусами и слабаками без надежды на исправление. Мы с Хаяте с интересом смотрели на нескончаемый балаган и не отсвечивали. Ибо нас тоже задалбливали обе категории. Девицы с просьбами «свести», а парни пытались пришпилить к стенке с разговорами из серии «ща за брата получишь». Первые посылались лесом, вторые тоже посылались, но еще и облагороженные пиздюлями, в моем случае пиздюли сопровождались ожогами разной степени тяжести. Ничего удивительного, что друзей у нас не водилось, и большинство учеников всех троих яро ненавидело <s>ну или увивалось за Реем</s>. Я конечно Рея любила, но не могла понять прямо-таки мазохистское желание девочек, которых он постоянно отталкивал. Увлечения у братца были кстати, но продержались очень недолго. Брат был абсолютно честен с каждой, но им этого было как-то мало. Но что ни говорить, Рей был красавцем: белые волосы с дерзким каре, ниспадающие на лицо, синие глазищи и точеное, словно высеченное из мрамора лицо со светлой кожей. А его густым ресницам позавидовала бы любая красавица. Но вот характер… в миру он представлял из себя этакого высокомерного засранца, вечно уставшего и часто грубого. Но истинную сущность он свою сдерживал не всегда, иногда показывая и доброту и благородство, что и сражало тех самых «безмозглых куриц» наповал. Контраст всегда манит, особенно такой. В домашней же обстановке Рей резко превращался в ласкового братишку, который очень любил стоять у плиты и обниматься с сестренкой. А обниматься сестренка ой как любила! Про то, что мы с Хаяте назвали «режимом мамочки и папочки» я промолчу, вспоминать больно. Имеется еще режим гиперопеки надо мной и Хаяте, болезненно схожий с «режимом мамочки и папочки». В основном, надо мной, ибо я бестолочь, а он умный старший брат. Рей… очень добрый, на самом-то деле парень. И добрый парень был повернут на чистоте и порядке даже в одежде: коричневые штаны с поясом, куда он прятал маленькие сюрикены, цепочка на правом бедре, нижняя фиолетовая и верхняя коричневая майка. И все даже сейчас чистое, словно только что из магазина брал. Ни листика даже! И как у него так получается? Я сама за день успела пару пылевых пятен поставить и разодрать коленку о ствол дерева, хоть и просто бежала. А этому хоть бы хны!

Что касается меня… я наверное просто выросла: стала сильнее, ловчее, выносливее, а главное умнее. Хотя насчет последнего частенько сомневаюсь. Парни говорят, что у меня ветер завывает не только в джитсу, но и в голове. А Рей ругает за постоянный хаос как в комнате, так и в действиях. В мыслях, признаться, тоже сплошной хаос. Но… я чувствую себя счастливым человеком, разве это не главное? Я счастлива, что Эндо сенсей помог нам избавиться от яда, который называется ненавистью, и я счастлива, что у меня есть Рей и Хаяте. А еще… я уже полгода как шиноби, никого не убила, почти не покалечила, и в целом, мне нравится моя работа. Мальчикам кстати тоже. Хаяте совершенствуется в науке и вне миссий сутками зависал в лаборатории, Рей решил освоить очередную новую технику от которой всем обязательно будет больно и страшно, а моя цель — не угробить саму себя в моих безумствах и играх с тем, с чем играть не надо бы. Только вот у меня представления об опасном несколько размыты, мне просто нравится играть с огнем и ветром и чувствовать их силу и мощь. И стихии позволяют мне это делать, принимая в «свою стаю» словно свою. Но Рей это даже понимает, ведь он свой в играх воды и земли.

— Метров сто осталось, — пропевая каждое слово, говорит Эндо. Я на секунду замираю понимая, что нам недолго осталось быть вместе с учителем. Наворачиваются слезы, — Не переживай, Нагиса, будем в гости друг к другу ходить.

— Но…

— Вас ждет новый мир и новый дом.

— Жаль, что от пятой академии мы одни, — посетовал Рей.

— Не терпится встретится с фанатками? — ехидно бросил в воздух Хаяте, — Пятая академия для трудных детей. Таких как мы не так много. А сколько будет команд?

— Одиннадцать вместе с вами, — впереди слышались голоса, — Мы приземлимся рядом с площадью перед дворцом. Я отправлюсь к каге, вы сидите на месте и без фокусов. Слушайтесь джоунинов и чунинов деревень. Будет постамент, вызовут каждую команду и вручат протекторы.

Так и случилось, стоило нам приземлится посреди площади, наполненной людьми, как учитель сразу исчез, за мгновение оказался рядом с лестницей дворца, вручил какому-то шиноби из листа бумажку и быстро прошел внутрь.

Мы немного прошли вправо и сели под большой ветвистый дуб, вдали от людей. Говорить не хотелось, но я примерно понимала, что чувствует каждый. Эндо-сенсей стал нам как брат или отец… поэтому расставание было мучительным и болезненным. Я прислонилась к плечу Рея, он гладил меня по волосам, перебирал прядки. Резко стало теплее и спокойнее. Мой брат вообще гораздо спокойнее меня, а мои эмоции как скоростное броуновское движение без секунды покоя, постоянно что-то где-то вспыхивает и переливается кислотными цветами. Хотя вру, иногда покой заглядывает на огонек, но видимо пугается соседства с господствующим хаосом и предусмотрительно сваливает. Пригревшись, я не заметила, как заснула.

Когда проснулась, вокруг царил полный бедлам. Я смотрела на подростков, чуть ли не на голове бегающих по поляне, и не понимала, чего им неймется: кто-то кричал, кто-то кому-то угрожал, очаровательного мальчонку в желтой кепке зачем-то вообще к дереву за ногу привязали. Кое-где мелькали вспышки техник. Что за хрень? Мы последние сюда прибыли — была команда на агрессию и общий махач, а мы о ней не знали?

— Долго я спала? — зевнула я, — Был сигнал на войнушку? И почему нас не замечают?

— Часа два, — изрек Рей, — Так, как минимум, час. Не знаю, что происходит, но мне как-то некомфортно.

— Я барьер зеркальный поставил, — тихо проговорил Хаяте, — там активировался другой барьер, наверху, он что-то с чакрой делает и с эмоциями. Я зеркалю, а у вас стихийный тип чакры, поэтому и не берет особо. Я так думаю.

— Задание, наверное, такое — заключил Рей, — Только непонятно, в чем оно заключается. Но я слышал, испытания на таких отборах нормальная вещь. Тем более старших я вообще не чувствую, будто их и нет.

— Нагиса, частично барьер из воздуха…

— Наверное, расхреначить надо, — улыбнулась я, пожав плечами, — Иначе наши возможно будущие коллеги расхреначат друг друга, — добавила я наблюдая, как девочку моего возраста заключают в водную тюрьму.

— Помощь нужна? — улыбнулся Рей.

— Воздух проще воздухом, как по мне… Да, наверняка задание найти и расхреначить к чертям собачьим, а не поддаваться общему безумству. Что еще может быть?

— Там не только воздух. Наги, я нашел слабое место. Слева 75% примерно, — я посмотрела в указанную площадь, нащупывая барьер потоками воздуха. Нашла перемычку! Где потоки воздуха сходятся и переплетаются с потоками воздушной чакры! У каждого барьера на большие площади есть слабые места, они неизбежны, каким бы сильным не был мастер и его творение. Надавишь правильно на перемычку — он распадется осколками. Только вот для меня главное, чтобы в барьере был либо элемент воздуха, либо огня. Иначе просто не смогу, скорее всего. Разве что продавлю силой.

— Поняла, — сказала я, отойдя вперед и сотворяя длинный лук из ветра и огня, создание стрелы заняло еще секунду. Стрела сияла вихрями черного воздуха, перемешанного с синим пламенем. Прицелилась, ощущая воздух у цели. Должно пройти. Миг, выдох — стрела спущена, она со свистом врезается в барьер, прорезая в слабом месте дыру, безжалостными вихрями разрывая потоки, удерживающие чакру. Барьер рассыпался красиво, словно осколки падали с небес, оседали на землю и сразу таяли. Наверное много сил угрохано. Только вот у любого барьера есть перемычки, места, где сходятся потоки чакры. Долбанешь туда правильно — и проблем нет. Не в силе дело.

Рей решил завершить дело, обрушив на головы «поехавших кукухой» собратьев мелкий моросящий дождь, в каждой капле которого мелькала успокаивающая зелень.

— И что вы сотворили, придурки? — растягивая слова, к нам вышел парнишка с планшетом и карандашом наперевес.

— Кажется, мы нашли старших, — устало проговорил Рей.

***</p>

Гаара устало прислонился спиной к креслу, выслушивая споры по последней команде генинов. По последней перед теми, кого он реально хотел заполучить. Кто бы думал, что детишкам присвоят самый высший S ранг, из разбойников в элиту, красиво звучит. Ребятки были неоднозначными, поэтому их оставили напоследок. Как вкусненький десерт или, в их случае, яблоки раздора. Точно между Суной и Конохой, но может и между всеми пятью деревнями. Только на этот раз не с табличкой «Разыскивается опасный преступник», а «Желанное пополнение в ряды». За полгода детки показали себя на миссиях, в том числе и с шиноби из Великих деревень. И ими, мягко говоря, заинтересовались. Война унесла многих сильных шиноби, и сейчас каждый хотел получить себе лучших солдат. Даже несмотря на договор. И идиоту понятно, что даже после экзамена они, скорее всего, останутся. Ради собственной же безопасности. Шукаку тоже считал, что для деток этот вопрос решенный, они сильно выросли, а Эндо прекрасно выполнил свою задачу и вытащил их из их же дерьма и воспитал. А Гаара… он почему-то не мог забыть мелкую рыжую девчонку: напуганная, но все равно скалится на окружающих, словно маленький зашуганный волчонок. В своей злобе она чем-то напомнила его самого, и даже злиться на нее в ответ не получалось. Мальчики тогда были не такими агрессивными, хоть и дрались больше. А Нагиса выражала злость и отчаяние каждой клеточкой самой себя… Гаара почему-то понимал всех троих, и не бросаться в них кунаями надо было, а окружить теплом и заботой. Если бы не Коноха, то он даже не постеснялся бы забрать их в Суну и поручить Темари выдумать благовидный предлог. Не хотелось оставлять детей на абы кого. Впервые хотелось настолько сильно помочь кому-то выбраться из плена злости.

— Итак, — начала Цунаде, — перейдем к самому интересному.

— Я… это с отчетом по барьеру, — улыбнулась только что вошедшая Ино, — Еще одна команда заметила. Седьмая из четвертой академии.

— То без дополнительных тестов на экзамен на чунина проходят вторая из первой, седьмая из четвертой и шестая из пятой команды. Подскажи, Ино, Нагиса из пятой до сих пор изволит под ТВОИМ барьером беспечно дрыхнуть? — Ино скрипнула зубами от досады. Ментальный барьер был одним из ее коронных номеров. Сладко спать под ним точно не предполагалось, скорее наоборот.