1. Летаргия (1/1)

Он только что победил грозное чудовище, что охраняло замок. Они сражались до самой ночи. Сейчас он шел через пустые залы, в которых цвело запустение и колючие кусты невинно-белых роз. Причудливые тени сопровождали его в неверном свете люмоса. Он устало брел по замку с твердым намерением овладеть своим трофеем.

Он знал, что его ждали, молились о его пришествии, а потому без колебаний вторгся в девичью спальню. На полках, столах и полу горело множество оплавленных свечей, заливая комнату подводно-голубым сиянием. Возле стрельчатого окна с причудливой решеткой сидела дева, безмолвно глядящая на лиловый туман, что поглощал изможденную пустошь. Ее лицо покрывала паутина вуали, тонкой настолько, что не скрывала мутной печали сапфировых глаз. Она была неподвижна, словно беспечная бабочка, навечно застывшая в вязкой магии замка. После пролитой крови и грязи битвы ее красота особенно ярко ослепляла его. Он бережно провел огрубевшим пальцем по мраморной щеке. Тепло мужской руки вывело ее из спячки — губы разомкнулись и глубокий вздох ознаменовал победу над оцепенением.

И вот она уже ведет его сквозь мрачные коридоры и залы, демонстрируя свое грандиозное приданное. Он следовал за ней, не задавая вопросов, просто зная, что необходимо как можно скорее скрепить их блестящий союз. Сколь же великолепен был этот замок в эпоху своего расцвета. Следы былого величия угадывались в истлевших гобеленах и покрытом сетью морщин мраморе. Когда-то множество людей наполняли эти холодные стены радостью и жизнью. Теперь здесь была жизнь иного рода — розовый плющ и пурпурный виноград вгрызались в вековой камень. Пол устилала палая листва — все еще яркая, но уже необратимо опаленная увяданием. Диковинные хрустальные цветы тихо шептались, наполняя сырой воздух зябким перезвоном. В неверном голубом свете неожиданно вспыхнул острый блеск металла — отточенным движением невинная дева отсекла соцветие от сильного стебля, который теперь истекал пурпурным соком. Из срезанных цветов его нареченная ловко сплела пышный венец невесты и попросила своего принца возложить на ее чело.

Они продолжили свой путь сквозь разрушенные коридоры, мимо лестниц, ведущих на вершину пустоты. Череда портретов, что должна была радостно напутствовать жениха и невесту, теперь хранила не мудрость веков, а безмолвие — вершители истории проиграли схватку с плесенью и бурным потоком человеческой памяти, обратившись в дряхлые огрызки сознания, и это не вызывало в нем сожалений. Лишь небольшой портрет в скромной раме казался невосполнимой потерей. Сырость сожрала самое важное — лицо женщины было утрачено навсегда. И все же эти буйные каштановые волосы смущали разум тенью узнавания. Однако он пришел сюда ради легендарной красавицы, а не безымянной дочери забытой эпохи, а потому поспешил за своей суженной, что уже ушла далеко вперед.

Он настиг ее возле огромной купели, мерцающей голубоватым сиянием. Его невеста, не замечая безмолвного приближения, обращалась к кому-то в глубине сияющих вод.

— Здравствуй, сестра. Как давно мы не виделись. Скучала ли ты по мне? — старые двери сварливо проскрипели в ответ. — Я пришла поделиться радостью. На сей раз сомнений быть не может, он — тот самый, — раскат грома надменным «и этот тоже?» прокатился по пыльным залам. — Меня оскорбляют твои нескончаемые насмешки! Ты совсем как наши родители, что всегда разочарованно сетовали о моей наивности. Почему, даже спустя столько лет, ты не хочешь признать мою правоту? Почему ты так настойчиво отвергаешь силу красоты и юности? Почему насмехаешься над неоспоримой истиной — любовь найдет тебя и спасет от всех горестей и невзгод? Любовь прекрасна, чиста, непорочна, и она стоит даже целой жизни в ожидании! — Ветер в дымоходе злобно провыл «Глупышка!». — Замолчи! Я была права — любовь всегда побеждает, нужно только верить. Мой нареченный заберет меня в свой дом, назовет своей женой и будет любить вечно. А ты так и останешься здесь, печальный памятник бездушной мысли. О, сестра, все было бы иначе, не перечь ты мне. Но ты так полагалась на голос разума — и посмотри, чем ты стала! — более не печальная красавица погрузила руку в воду купели, чтобы наконец явить миру свою собеседницу. В ястребиной хватке фарфоровых пальцев пульсировал синими венами беззащитный мозг. — Холодный расчет обратил тебя в мерзкую, склизкую дрянь. И ты останешься такой на целую невыносимую вечность, пока я буду прелестной и любящей женой. Ну же, сестра, возрадуйся моему счастью! Быть может это утешит тебя в твоем бесконечном растворении, — и красивейшая из женщин брезгливо отбросила свою плоть и кровь обратно в купель. Влага все еще мерцала на ее руке, и он уловил забавную игру света — кожа покрывалась россыпью темных пятнышек и сетью морщинок. Не медля более ни мгновения, она указала ему путь к месту их обручения, а затем поспешно скрылась в сияющем лиловом тумане.

Он пробирался сквозь слепящую неизвестность, торопясь навстречу процветанию и благополучию. То тут, то там его путь преграждали могучие скрюченные деревья. Их узловатые ветви черными когтями рассекали искрящееся марево. Мутные зеркала, что крепились к стволам, искривляли и без того неверное пространство. Он с беспечной усмешкой отметил, как похож этот странный лес на обороняющихся воинов, что укрываются щитами. Слабое эхо металось меж стволами, превращая постукивание ветвей в робкое предостережение и отчаянную мольбу.

Полянки бирюзовой лаванды и лазоревых анютиных глазок, напротив, указывали ему верный путь сладким шепотом «иди ко мне… ты мой… люби только меня… прочь от других…». Повинуясь этому зову, он вскоре разглядел неземное, бестелесное создание в белом одеянии и прозрачнейшем хрустальном венце. Блеск тумана извращал подвенечный наряд: изысканное кружево мнилось рыбьими хребтами, а жемчуг перекатывался со звуком стучащих зубов. Даже шелк ее волос казалось тусклым и покрытым серебристым инеем. Она приветственно тянула к нему руки, призывая спешить к алтарному камню.

— Любовь моя, наконец ты со мной. Я так долго ждала тебя, хранила себя для тебя. Ты — моя жизнь, без тебя меня нет. Я сделаю, что захочешь и как захочешь. Я буду славить твою смелость и доблесть. Закрою тебя от стрелы и меча. Изведу всех, кто будет тебе докучать. Прокляну твоих врагов. Я стану, какой захочешь, скажу, что пожелаешь, буду покорной и кроткой. Только люби меня, слышишь? Люби меня вечно, мой принц. Люби меня — и я вся твоя, без остатка.

Лихорадочный румянец распустился на ее щеках, а горящий взор молил об ответе. Какой неравноценный обмен и насколько очевидный выбор: по-собачьи преданная красавица-жена за одно короткое «люблю тебя». Он скрепил лживую клятву поцелуем. Ее пальцы судорожно вцепились в его плечи, не позволяя сбежать от женщины, что готова так слепо верить в его пустые слова. Огонь ее безумия перекинулся на него, распаляя первобытный голод. И вот он уже готов взять свое по праву.

— Люби меня, — сбивчиво шепчет юная дева, осыпая его лицо поцелуями.

За стенами замка разыгралась буря, так похожая на шквал чувств в его душе — неудержимая, яростная, сносящая все преграды. Резкий порыв ветра, что проник неизвестно откуда, в мгновенье ока разогнал искрящийся туман. Теперь сплетение их тел освещали только всполохи молний, а раскаты грома соперничали в громкости с биением их сердец. Когда от цели его отделяли несколько толчков и пара стонов, очередная вспышка молнии исказила реальность, и он увидел под собой безобразную старуху, что бесстыже извивалась на каменном алтаре. Он отпрянул от неожиданности и омерзения, но тут же в темноте его позвал юный голос:

— Любимый, вернись ко мне! — и нежные руки сковали его в змеиных объятьях. Он с опаской провел по ее лицу, волосам и груди и лишь после этого убедил себя, что глаза его обманули.

Уже в следующий миг он был в седле и гордо вез свою добычу домой, позволяя окружающим любоваться ею и завидовать ему. Он предвкушал похотливые взгляды соседей-правителей и блага, что он выменяет на прелесть своей покорной жены. Он строил планы, как дуэли за честь супруги помогут благопристойно устранить самых яростных из его политических соперников. Приветливая улыбка и нежный голос покоряли встречающуюся им чернь, что так и льнула к этому неземному созданию. На очередном постоялом дворе к ним подошла старушка и угостила прелестницу яблоком. Как только Красавица откусила кусочек, ее глаза в ужасе расширились, и она начала медленно оседать на землю.

— Помоги мне, Драко! — умоляюще прошептала она, прежде чем ее глаза закрылись.

Вот же черт, откуда ему знать, как спасать от отравленных яблок? Даже друзьям не успел похвастаться…

***

Пробуждение было мерзким — зябко, сыро, неудобно. Как будто он спал на камнях. Драко с удивлением обнаружил, что проснулся как раз-таки на них — гравий врезался в щеку острыми краями. Кто-нибудь объяснит, какого черта он делает в парке на берегу пруда, возле самой кромки воды?