Часть 2 (2/2)
— Понял, — твердо ответил Чимин, готовый сию же секунду войти в отделение.
— Если нарушишь хоть одно правило-он будет наказан после выздоровления на две недели. Если ты не выйдешь ровно через пять минут-он также, будет наказан
Мужчина толкнул дверь, пропуская омегу в небольшое, освещенное холодным светом, помещение с десятью койками в два ряда. Только три из них были заняты. Юнги лежал на самой дальней, возле высокого окна.
— Что ты здесь делаешь? прохрипел он пересохшим горлом, когда Чимин подошел на минимальное дозволенное расстояние.
— Я волновался. Как ты?
— Нормально, — попытался улыбнуться альфа, — сказали, что это какой-то вирус и ослабленный организм. Кололи антибиотики и давали какую то гадость, — он кивнул на столик, где стояли две мутных баночки с таблетками.
— Постарайся поправиться поскорее, ладно? — изо всех сил сдерживая слезы, попросил Чимин. Вид бледного, ослабевшего альфы пугал его. Еле различимый аромат розмарина-горчил и щипал ноздри. Хотелось кинуться к нему, защитить, спасти от всего… но «он будет наказан» хорошо отпечаталось в сознании омеги, поэтому он держал дистанцию и слезы.
— Угу, — кивнул Юнги, — знаешь, мне сейчас кажется, что ты-моя галлюцинация. Врач сказал, что при температуре выше сорока, такое иногда бывает, — его хриплый, свистящий голос резал слух и душу Чимина ржавым ножом, но он внимал каждому драгоценному слову, — можешь доказать, что это и правда ты, а не моё воображение?
— Могу, — улыбнулся омега, глотая горький ком в горле, — вот только не хотелось бы, чтобы твои друзья это слышали, — он оглянулся на двух любопытных альф, лежащих через несколько кроватей от Юнги. Один из них был с гипсом на обеих ногах, а второй покрыт жуткими фурункулами.
— Пофиг, — отозвался Мин, чувствуя подтекст чиминовых слов. Как же он сейчас обожал эту галлюцинацию.
— Ладно, — пожал плечами омега, — на днях у меня начнется течка, а так как тебя рядом не будет, мне придется кутаться в твои вещи и справляться самостоятельно вот этими руками, — он поднял кисти перед лицом и помахал пальчиками.
Парни на соседних койках присвистнули. Бледные сухие губы Юнги растянулись в широкой улыбке.
— Звучит заманчиво. Но… Все мои вещи на дезинфекции, прости Чимини, — сказал он, по настоящему сожалея.
— Хорошо, что у меня остался твой свитер с нашего последнего обмена, — омега правда старался не показывать отчаяния, которое овладевало им при виде любимого в таком состоянии. Но тот всё понимал и беззвучно проговорил одними губами:
— Люблю тебя, — а потом в слух, — будь сильным и не волнуйся обо мне.
— Буду любить тебя до самой нашей следующей встречи… — ответил Чимин и, увидев, что Юнги понял чем бы продолжилась эта фраза, искренне улыбнулся, — мне пора.
— Привет родителям.
— Хорошо.
Выйдя в коридор в точно назначенную минуту, Чимин встретил не директора, а рассерженного коменданта. Он подтолкнул омегу к выходу и всю дорогу до дверей, бубнил что-то об избалованных детках из города.
Оказавшись на холодном январском воздухе за стенами приюта, Чимин оглянулся и увидел в окне второго этажа бородатое лицо директора. Тот листал книгу и, заметив гостя, провожал его глазами. Омега остановился, повернулся прямо лицом к мужчине и, опустившись коленями на снег, сделал самый глубокий поклон в знак благодарности.
За всё время болезни Юнги, Чимин смог еще лишь дважды прийти к нему. Но каждый визит заканчивался так же быстро, как и первый.
Когда он был в палате в последний раз, туда принесли сверток с, громко кричащим, новорожденным ребенком.
Друзья сразу умолкли, глядя, как крошку вынимают из грязных пеленок и укладывают на пеленальный столик для осмотра.
— Опять подкинули, — покачал головой Мин.
Все обитатели этого дома привыкли к таким вещам. Как минимум, раз в полгода, кого-то находили под дверью или приносили из роддомов. Эти малыши, как и сам Юнги в свое время, росли на чужих руках с самых первых дней жизни. Чимин же видел такое впервые. Его, обогретая родительской любовью, душа не могла понять такого. Как можно бросить своего ребенка? Как решиться на то, чтобы положить его на ледяные ступени и уйти? Но понимай-не понимай, ребенок был. И он громко плакал требуя тепла, еды и сухости. Голосок был сильный, уверенный в своей важности, почти рычащий. Из этого свёрточка вырастит настоящий альфа.
Вдруг омежья сущность, что томилась внутри Чимина, взяла голос и сказала губами своего носителя:
— Мы усыновим этого мальчика, Юнги. — Тон был твердый, безапелляционный, — как только поженимся и получим разрешение, мы возьмем его к себе. Присмотри за ним, пока тебя не заставили покинуть это место.
Спорить альфа не стал.
Прошло еще почти три недели, прежде чем Юнги было позволено выходить на улицу. Болезнь отступила, но силы к нему вернулись еще не полностью. Поэтому он не мог посещать школу или работу. Но, как только врач сообщил, что он перестал быть заразным и может по немногу гулять, Юнги сразу же напялил на себя всю теплую одежду и отправился к Пакам.
— Почему ты не предупредил? — всплеснула руками Лиа, — я бы приготовила что-нибудь особенное. Как ты себя чувствуешь? Молодец, что так тепло оделся, — но заметив, что оглушила альфу своей активной радостью, поубавила пыл и, впустив парня в дом, сказала, — Чимин в своей комнате. Работает. Не пугайся.
Они не виделись много дней. За это время Мин перенес белезнь, Чимин — течку в одиночестве, а их отношения — проверку на прочность.
Он постучал и приоткрыл дверь.
— Мам, я еще не закончил, — стальным голосом сказал омега, не оборачиваясь. Но вдруг, видимо почуяв знакомый аромат, резко отбросил карандаш и развернулся.
Юнги крепко вцепился в косяк, чтобы не упасть. Перед ним был призрак. Копия, лишь отдаленно напоминающая того Чимина, которого он видел еще три недели назад. Вокруг глаз залегли темные круги, бледные щеки провалились, домашняя футболка свисала с острых плеч.
— Что с тобой? — Мин кинулся к другу и, упав на колени, обнял исхудалую грудь. Чимин, не веря своим глазам и обонянию, боялся прикоснуться к нему. Потом робко потрогал плечи и, убедившись, что Юнги-реален, обнял в ответ.
— Всё хорошо, — отозвался омега, — сейчас уже всё хорошо.
— Но твоё тело, твои руки… — альфа взял тонкое запястье, окунул лицо в холодную ладонь и расцеловал все линии на ней. Колечко едва держалось на пальце.
— Ты тоже заболел? Почему ты так сильно похудел? Расскажи что случилось.
— Во время течки у меня не получилось заменить тебя, — он слабо улыбнулся, — в общем я не справился и три дня пролежал с жуткими болями. С тех пор я не могу заставить себя есть, а если маме это удается, то все тут же выходит обратно.
— Но после этого прошло уже… сколько?.. две недели! А ты до сих пор не восстановился, — Юнги раздирала тревога, вина и злость. Он сердился на природу, за то что та наделила омег этими ужасными страданиями.
— Да, доктор сказал, что это от тоски. Моя омежья сущность скучает по тебе и вводит в такое депрессивное состояние. Я умом понимаю, что должен сделать, но тело само отказывается. Представляешь, оказывается можно не есть и не спать трое суток к ряду.
— Ох, Чимиин, — взвыл Юнги, опуская лицо на его колени, — ну почему ты не пришел?
— Я приходил. Сразу после течки, — покачал головой омега, — но меня строго развернули. И отругали за то, что взбудоражил ваше альфье гнездо своим запахом.
— Прости меня, — Мин готов был биться головой о стену, — прости что так долго болел, что оставил тебя одного.
— Ты ни в чем не виноват, — Чимин отчаянно замотал головой, гладя темные волосы альфы, — ты ведь не мог ничего поделать. А теперь ты здесь и всё обязательно наладится.
— Пойдем, — Юнги помог ему встать, — ты попробуешь поесть. Я никуда не уйду до тех пор, пока не буду уверен, что ты идешь на поправку.
Они пришли на кухню. Лиа как раз приготовила легкий бульон и потушила мясо с овощами.
Юнги усадил омегу рядом с собой и кормил с ложки, нахваливая за каждый проглоченный кусочек.
— Как там наш сын? — спросил Чимин, сыто икнув, после третьей ложки еды.
— О, Чонгуки просто зверь! — восторженно произнес Мин.
— Чонгуки? — уточнил младший, — кто ему дал имя?
— Я, — ответил альфа и стал рассказывать, — с твоего последнего визита, ребенка каждый день привозили в общую палату, и я, как только перестал быть заразным и смог вставать. Сидел рядом с ним, потому что остальные не могли. Ну ты их видел. Мне поручали его кормить и пеленать, — он усмехнулся, — ты можешь себе представить, чтобы я, своими то граблями, — он растопырил свои крепкие длинные пальцы, — пеленал такую мелкую жопку. Но на третий или четвертый раз я научился справляться так, чтобы он даже не пикнул в моих руках. Что такое? Почему ты плачешь?
Глаза Чимина и правда наполнились слезами. Он видел с каким восторгом его друг рассказывает о малыше и просто не мог сдержать счастливых слёз.
— Я не плачу. Это радость, что ты здесь, — он порывисто утер глаза, — а как так получилось с именем?
— Когда на малявку оформляли документы, там пришла целая толпа всяких бюрократов. Это у нас обычное дело. Так вот, директор хотел забрать его у меня из рук. А тот только наелся и заснул. Поэтому я шикнул на директора, — Юнги засмеялся, — хаха, шикнул. На нашего директора. При всех. Видел бы ты его лицо! Тут он с такой насмешкой спросил, чего это я так проникся сироткой. Но когда я упомянул тебя и сказал, что мы собираемся усыновить мальчика в конце года-он так уважительно закивал. Видимо ты произвел на него хорошее впечатление. Потом я сказал, что готов следить за мелким в любое время дня и ночи. Делегация зашумела, кто то засмеялся, кто-то покрутил у виска. Но потом они посовещались, директор протянул мне бланки и велел заполнить своей рукой строчки с именем и фамилией.
— Ты выбрал милое имя, мне нравится, — улыбка Чимина сейчас была теплой и такой светлой, что на сердце у Юнги немного полегчало.
— Наконец-то он улыбается, — в кухню вошла Лиа и облегченно вздохнула глядя на сына.
— Мама, — всё еще тихо, но торжественно, сказал омега, — твоего первого внука зовут Чонгук. Он голосистый альфа и ему четыре недели от роду.
— Аа? — женщина осела на стул, — давайте-ка сначала.
Юнги рассказал, как они с Чимином присутствовали при появлении новорожденного в приюте. О том как омега заявил о желании усыновить его, как он сам заботился о нем последнюю неделю, и что взял ответственность дать свою фамилию.
— Но через месяц ты покинешь приют, дорогой, — резонно заметила женщина, — уже в марте тебе исполнится восемнадцать и ты не сможешь заботится о ребенке.
— По закону, я имею право оставаться там еще полгода, пока не найду официальную работу. А моя служба в кафе пока нигде не числится.
— Ты правда останешься там? — округлил всё еще блеклые глаза Чимин, — я надеялся, что ты сразу же переедешь к нам.
— Останусь, — уверенно сказал альфа.
— Всё это здорово… Но ведь вы так молоды, — тихо, словно боясь своих слов, произнесла женщина, — после свадьбы вы могли бы пожить немного для себя.
— Но этот ребенок уже есть, мам, — возразил омега, — разве он должен ждать, пока мы поживем в свое удовольствие?
— Это не ваш ребенок, сынок! Вы не обязаны брать за него ответственность. Тем более в таком юном возрасте.
— Ты переживаешь, что мы не справимся?
— Уверена, что справитесь, — покачала головой Лиа, — и у вас есть мы, на случай если нужна будет помощь. Но к чему такая спешка? И почему именно этот мальчик?
— Потому что я его выбрал.- Чимини замялся, но продолжил, — что-то во мне само так решило.
— Значит тут уже ничего не поделаешь, — Лиа развела руками, — ты уже знаешь, что бывает, когда тобой руководит омежья сущность. И раз она выбрала Чон…скажи еще раз имя малыша, — обратилась она к Юнги.
— Чонгук.
— Спасибо. Раз она выбрала Чонгука, значит ему от нее уже никуда не деться.
— И от меня, — добавил Мин, улыбнувшись, — я не оставлю его в приюте ни на минуту дольше, чем это необходимо.
— А расскажи, какой он, — женщина стала хлопотать над чаем.
— Ну он беззубый, — ответил Юнги, почесав затылок, — щекастый, громкий, здоровый. У него зверский аппетит и крошечная родинка под нижней губой. Волосы черные, глазищи… я не шучу, у него реально глазищи, темно-карие, на толстых коленках и локтях — ямочки. Санитар сказал, что это, вроде бы, нормально для таких малявок.
Омега и его мама были окончательно сражены умилением после такого описания.
— Мам, можно мне еще порцию, — попросил Чимин, как только смог собрать свои щеки в пределах лица, — хочу поскорее поправиться и пойти познакомиться с сыном.
Настроение в доме Паков, с приходом Юнги, заметно улучшилось. Чимин много говорил, хорошо поел и вообще весь вечер радовал родителей своей активностью.
— Пойдём, я покажу тебе над чем работал всё это время, — предложил он Мину и повел в свою комнату.
На его столе возвышалась стопка альбомов, исчерченных листов и черновиков с расчетами.
— На курсе мне задали разработать проект дома, — он раскрыл увесистый альбом, — преподаватель считает, что мне не стоит ограничиваться интерьерами и решил проверить, как я справлюсь с таким проектом.
— Архитектура?! — поразился Юнги, вглядываясь в детали, — это же огромный труд! Ты изучаешь все эти вещи: материалы, конструкции…
— Да, — скромно кивнул Чимин, — но пока только поверхностно. Если работа пройдет отбор, то меня возьмут в группу с углубленным изучением технологий. Это, конечно, не вписывается в наши планы…
— Что-нибудь придумаем. Если это тебя интересует и получается лучше всего — то действуй, — сказал альфа, всё еще обалдело рассматривая бесчисленные линии на листах. Он не видел работы любимого в течении месяца, но прогресс был такой, словно прошел год.
— Нам нужно многое продумать, Юнги, — серьезно сказал омега, — мы берем на себя слишком большую ответственность: свадьба, Чонгуки, учеба, кафе… Нужно будет хорошо постараться, чтобы никого не подвести.
— У нас еще будет время всё обдумать и подготовиться. А пока ты должен поспать, пандочка моя.
— Чего-чего? — от упоминания сна, Чимин зевнул и почувствовал, что и правда хочет спать.
— У тебя круги под глазами, точь в точь как у панды, — добродушно поведал альфа и уложил друга в кровать.
— Не уходи, пока я не усну, — попросил тот, — и пожалуйста, оставь что-то из одежды.
Юнги снял с себя всё, что было выше пояса и сложил в пухлую стопку. Оставшись в одних штанах, он забрался к другу под одеяло и просунул руку ему под голову. Чимин удобно устроился на широкой груди, все еще не до конца веря, что это реальность. Что этот, сгущающийся, розмариновый аромат взаправду витает в его комнате. От присутствия альфы приходило ощущение безопасности, покоя и наполненности.
— Засыпай, — приговаривал тот, поглаживая младшего по голове, — я побуду рядом. А когда проснешься, уже наступит новый день и я снова приду.
— А ты сегодня еще увидишь Гуки? — не открывая глаз, спросил Чимин.
— Конечно, мне разрешили ночевать с ним в одной палате, пока там никого нет. Похоже врач и все санитары считают меня психом.
— Почему?
— Потому что от младенцев все стараются держаться подальше, а я сам прошусь к нему.
— Я же говорил…- совсем уже засыпая проворковал омега.
— Что? — спросил Юнги и поцеловал волосы на макушке.
— Что ты… — перерывы между словами были такими долгими, что казалось, окончание фразы он сегодня не произнесет, — самый… крутой.
И, наконец-то, впервые за три недели полной разлуки и потери контроля над собой, он заснул глубоким здоровым сном.
Полежав так еще немного, Мин посмотрел на время. Пора было идти, выполнять свои лечебные процедуры и позаботиться о ребенке. Наверняка ему за полдня не разу не сменили подгузник.
Надев первые попавшиеся вещи Чимина, Юнги поцеловал его в, чуть порозовевшую, щеку и вышел из комнаты. Отец семейства остановил его у порога.
— Я довезу тебя, — сказал он.
— Нужно поговорить? — уточнил молодой альфа. Бомсу кивнул. Еще за ужином Юнги понял, что мужчина хочет что-то ему сказать, но не может из-за присутствия остальных членов семьи.
— Дорогая, я отвезу сына и вернусь, — крикнул он через плечо, — по пути заскочу за пирожными, поставь чайник.
— Хорошо, — раздалось из кухни, — пока Юнги-я, до завтра.
— Спокойной ночи, — отозвался Мин. Он был слегка парализован этими, так легко произнесенными, словами Пака: отвезу сына. Сына!
В машине было холодно. Бомсу включил обргрев и выкатил свой старенький Хёндай с подъездной дорожки.
— Слушаю Вас, — сказал Юнги.
— Для начала, хочу сказать, что мое предложение можно обсуждать, корректировать, либо вообще от него отказаться. И я хорошо восприму любое твое решение.
— Вы меня пугаете, — хохотнул Юнги, кутая пальцы в чиминовы варежки.
— Дело в следующем, — начал Пак, — сейчас я защищаю одного клиента, чье имущество скоро пойдет с молотка. Он объявил себя банкротом, но за большие долги перед вкладчиками, ему грозит срок. Я стараюсь уменьшить его наказание… ах, я увлекся. Не в этом дело, — хлопнул себя по лбу старший альфа, — а в том, что его довольно неплохой дом, в нашем районе, скоро будет продан за себестоимость. А это в десятки раз меньше той суммы, которую за нее запросит агентство, когда приберет к рукам.
— Понимаю, — кивнул Юнги, — и какая у Вас идея?
— Мы с Лиа всё обсудили и подумали, что стоит переехать туда. Там есть небольшой дворик, мансардный этаж и комнаты не такие маленькие, как у нас дома.
— Прекрасная мысль! — одобрил Мин, — когда вы планируете всё устроить? Чимин успеет восстановиться?
— Ты не понял, — прервал старший, останавливая машину у ворот приюта, — Чимин останется в нашем нынешнем доме. А мы съезжаем.
— Но… Вы можете приобрести тот дом, не продавая нынешнего?
— Не совсем, — покачал головой Пак, — накоплений хватит, чтобы покрыть чуть больше половины стоимости, на остальное возьмем ссуду.
— И в чем заключается предложение ко мне? — Мин слегка напрягся.
— Я хотел, чтобы домик, где мы сейчас живем стал нашим подарком вам на свадьбу, — Бомсу повернулся и внимательно смотрел в глаза будущего зятя, — но Лиа сказала, что ты скорее всего будешь против.
— Она права, — согласился Юнги, — это слишком большой подарок. Я не готов так начинать самостоятельную жизнь.
— Вот и она так же сказала. Но тогда расскажи, как вы планировали жить после свадьбы?
— Думали снимать квартиру. Я бы работал, Чимин — учился и ухаживал за ребенком. По возможности он брал бы заказы на дом. Пока наметили примерно так.
— Хорошо. Мы с мамой так и предполагали. Поэтому у нас есть такой вариант: вы живете в нашем доме, но выплачиваете нам сумму равную той, которую планировали тратить на съемное жилье. Мы прибавляем к ней недостающую часть и рассчитываемся за наш новый дом. Чимин останется в привычном месте. Дети живут в комфортных условиях
Как тебе такой план?
— Вы должны обсудить это с сыном, — ответил Юнги.
— Во-первых; тебя я уже давно тоже считаю сыном. А во-вторых: ты-альфа. И должен привыкать самостоятельно принимать решения за свою семью.
— Не обижайтесь, — изогнув брови, ответил Мин, — но Вы это говорите, как альфа, который каждый вопрос обсуждает со своей женой?
— Подловил, — усмехнулся Пак, — ладно. Когда Чимин восстановится, мы еще поговорим об этом.
— Спасибо! — младший поклонился и вышел из машины.
— Твоя козявка надрывается уже полчаса, — сообщил дежурный, когда Юнги вошел в приют.
— А где санитар?
— Все ушли, сегодня же суббота. Больных нет, а про твоего сказали, что ты и сам справишься.
Юнги скрипнул зубами. Привлечь бы их всех к ответственности, да пока нельзя. Они еще были ему нужны.
Он побежал прямиком в больничное отделение, где на всё помещение громко плакал одинокий Чонгук.
— Сейчас маленький, — ласково зоговорил Юнги, поднимая ребенка на руки. Незнакомый сладкий запах, исходящий от одежды знакомого взрослого, заинтересовал крошечного альфу. Он затих, принюхиваясь и вертя головкой. Юнги уложил его на пеленальный столик и, почти без запинки, проделал все необходимые манипуляции.
— Тебе нравится запах, да? — спросил он у малыша. И сам же за него и ответил, — нравится, конечно. Так пахнет твой папа. Вы скоро встретитесь, а пока предлагаю немного прогуляться и напиться молочка. Нет-нет, мне не наливай, — в полголоса поясничал старший, — я решил до свадьбы не пить. Завязал знаешь ли.
Продолжая что-то приговаривать, Юнги носил Чонгука на руках, придерживая бутылочку со смесью, которую предварительно подогрел. Через некоторое время мальчик закрыл, припухшие от долгого плача, глаза и стал похрапывать, надувая губками слюнявые пузыри.
— Ну и противное же ты создание, — ласково проворчал Юнги, поглаживая кончиками пальцев тёплую пухлую щёчку, — папка, от умиления, съест тебя в первую же минуту, точно тебе говорю.
Он подкатил старую люльку -временное пристанище Чонгука, к своей кровати, постелил туда чистых пеленок и подложил мягкую водолазку Чимина-пусть малец привыкает к запаху. Нехотя расставшись с младшим Мином, Юнги прилег на свою кровать и мгновенно заснул. Этот день окончательно вымотал его.
***</p>
В течении нескольких дней режим Юнги был таким же: утром процедуры, забота о ребенке, потом прогулка до дома Паков. Там он проводил пару часов, а затем, скорее возвращался в приют, чтобы снова посвятить себя Чонгуку.
— Завтра я сам приду к вам, — заявил Чимин спустя несколько дней. Он уже почти восстановился и был полон сил. Парни сидели на полу в его комнате. Вокруг были разложены листы проекта, но сейчас им было не до него. Альфа лежал на спине, положив голову другу на колени.
— Вам придется знакомиться на улице, — предупредил он, — тебя вряд ли пустят внутрь.
— Посмотрим.
— Прозвучало угрожающе, — хмыкнул альфа, — ты так сильно меняешься, когда речь заходит о Чонгуке.
— Наверное это как-то связано с инстинктами, — пожал плечами Чимин, а потом усмехнулся и добавил, — а представляешь, что будет, когда у нас родится свой ребенок?!
— Окружающим придется не сладко, — понимающе кивнул Мин. Он смотрел снизу вверх на своего омегу. Красивые черты после всего перенесенного, обострились, но смотрелись уже не болезненно, а привлекательно. Волосы немного отросли. Темная челка падала на глаза, образовывая на лбу форму сердечка. Гладкая кожа и полные губы вновь налились здоровым цветом.
Они молча смотрели друг на друга. В таких моментах всегда было что-то особенное-взаимное притяжение или понимание. Они просто чувствовали друг друга насквозь.
— Ты невероятно красивый, Чимин, — сказал Юнги, не в силах оторвать взгляда.
— Только что, хотел сказать то же самое о тебе, — ответил Пак, удивленно подняв брови.
— Повторюшка, — засмеялся альфа.
— Вообще-то я первый подумал!
— Нет, я! И не спорь!
Чимин открыл было рот, чтобы поспорить. Но потом покачал головой и смеясь сказал:
— Ты слишком много общаешься с моей мамой.
— С нашей мамой, — поправил друга Юнги, — вчера она велела называть ее так и никак иначе.
— Оо, — радостно удивился Чимин, — но раз ты стал моим братом, то мы не сможем сделать то, что я сейчас хотел предложить.
— Что?
— Ничего-ничего, — засмеялся омега, — братья такими вещами не занимаются.
Юнги поднялся с пола и сгрёб любимого в охапку. Тот всё еще смеялся.
— А ну, колись, что ты придумал? — потребовал альфа.
Он, разумеется, понял намек. Омега окреп за эти дни и в его запахе всё чаще проскальзывали возбуждающие нотки. Но Мин хотел услышать, как именно Чимин сформулирует свое предложение. Раньше он всегда юлил, подбирал скромные слова, чтобы описать всё, что связано с постелью и их взаимными ласками. Мин сам не знал, как ему не хватало этих румяных, стыдливых щек и стеснительных фраз. Но, как оказалось, в омеге изменилась не только внешность.
— Хочу закрыть дверь на замок, раздеться и раздеть тебя, уложить на кровать, — стал перечислять Чимин, загибая пальцы, — забраться сверху, приблизить промежность к твоему лицу, а самому поглубже взять ртом твой член. Хочу, чтобы мы кончили одновременно. Чтобы ты перепачкал своим семенем мои лицо и шею. Хочу чувствовать твой запах повсюду, — пальцы закончились. Чимин показал два сжатых кулачка и чуть покрутил ими, — но, увы, раз теперь мы братья, то ничего из этого сделать не получится.
Но Юнги был под таким впечатлением от преобразившегося омеги, что у них всё получилось именно так, как тот и предлагал. Единственным изменением в плане, что альфа внес от себя, стало то, что они не отделались единственным оргазмом. После такого длительного перерыва, их голодные тела долго не могли насытиться друг другом. Было очень тяжело не плюнуть на их намерение сохранить девственность до совершеннолетия и не перейти к полноценному соитию. Они были уже очень близки к этому, когда в коридоре послышались голоса-родители вернулись домой.
— Не вздумай прерваться из-за них, — с тихим стоном, прошептал Чимин, — доведи до конца. И меня. и себя… — дальше слышались только стоны. Наверняка родители тоже уловили их, так как почти сразу громко включили телевизор на кухне.
Юнги сидел, прижавшись спиной к стене. Чимин устроился на нем верхом, чуть откинув корпус назад. Он с удовольствием двигал бедрами, помогая пальцам альфы глубже ласкать себя. Вторая рука Юнги была занята собственной плотью и двигалась с той же скоростью.
— Мы должны быть потише, — сказал он, едва сдерживаясь, чтобы не подхватить своего медового братика и не насадить на себя в предверии самой грандиозной развязки.
— Нет, — отозвался тот, тоже борясь с искушением из последних сих, — когда вкусно, ты громко ешь. Когда горько, ты громко плачешь, — с каждым словом, он поднимался и опускался, плотно потирая их гениталии друг о друга, — а если любишь, то тоже должен делать это громко. Это правильно. Это естественно. Это честно.
С последними словами, тело омеги судорожно напряглось и началось то самое «громко».
Юнги кончил от первого же высокого стона Чимина, залив семенем весь его живот.
На самом деле всё было достаточно тихо. Особенно если вы закрылись в кухне, на другой стороне дома, включили футбольный матч на всю громкость и у вас как раз засвистел чайник. Хотя «тихо» — это ведь не значит «не слышно», так ведь?