[642] Всё те же (1/1)

Пока они дурачились, Су Илань успел протрезветь от Ци, а Ли Цзэ, наоборот, захмелеть от поцелуев. Воссоединение после многотысячелетней разлуки вышло бурное, страстное и шумное. Су Илань опять расшипелся, но поскольку шипел он не только когда ему что-то не нравилось, но и когда был чем-то доволен, а разницу в тональности шипения Ли Цзэ подмечать умел, то им это нисколько не мешало.

Правда, кое-что изменилось. Прежде Ли Цзэ был хоть и сильным, но всё же человеком, в силе и выносливости змеиному демону он проигрывал, потому Су Иланю всегда приходилось действовать с оглядкой, чтобы крепкие объятья любви не превратились в смертельные змеиные объятья. А теперь он стал небожителем и силой и выносливостью далеко превосходил даже многотысячелетнего змеиного демона, поскольку культивация богов несоизмеримо выше демонической. Можно было не сдерживаться: бог войны — не смертный, его случайно не сломаешь, да и нарочно сломать тоже вряд ли получится, а царапины или укусы на нём заживают даже быстрее, чем на самом змеином демоне. Пожалуй, сдерживаться приходилось теперь Ли Цзэ: всё-таки сила у бога нешуточная. Но разве всё рассчитаешь? Сражение в постели на военной стратегии не построишь.

Когда Ли Цзэ в очередной раз навис над Су Иланем, упираясь локтем в порядком измятую уже постель, тот выставил руку, отгораживаясь от него, а в шипении просквозило лёгкое недовольство:

— Ещё не всё?

Ли Цзэ останавливаться не хотелось. Его всё ещё переполняло желание, даже жажда, утолить которую он не смог бы и через тысячу лет. Тело Су Иланя источало слабый цветочный запах, дурманящий рассудок, сопротивляться сладкому наваждению попросту не было сил. Ли Цзэ наклонился ещё ниже и полушутя заметил:

— Навёрстываю тысячелетнее воздержание.

Су Илань, оборвав шипение, уставился на него, однако, всё так же отгораживаясь рукой. Глаза у него стали змеиные — зелёные, затягивающие взгляд. Су Илань говорил как-то, что бывают спонтанные превращения, если змеиный демон чего-то сильно испугается или разволнуется. А ведь ситуация сейчас куда как волнительная! А если возьмёт и превратится полностью в змею, что тогда? Ли Цзэ очень смутно себе представлял змеиную анатомию, потому поспешно подался назад.

— Мне тоже было невыносимо, — признался Су Илань полушёпотом.

— Илань… — потрясённо прошептал в ответ Ли Цзэ.

Разве после такого остановишься?

Ли Цзэ в сонный прищур смотрел, как Су Илань устраивается на своей половине кровати. Он и прежде никогда не ложился сразу, всё-то ему нужно было переложить, передвинуть, а зачастую и скинуть или, наоборот, сгрести к себе, — а то и вовсе, наворчавшись, превращался в змею и лез к Ли Цзэ за пазуху: и теплее, и уютнее. Привычкам своим Су Илань не изменил, покрутился так и эдак и, шипя что-то, полез к Ли Цзэ за пазуху. Ли Цзэ накрыл грудь руками, чтобы сделать «гнездо» за пазухой ещё уютнее. Шипение стало глуше и спокойнее. Ли Цзэ пару раз сморгнул, повернул голову, разглядывая пустую половину кровати. За тысячи лет у него вошло это в привычку. Вот только сейчас вместо идеально разглаженных простыней были измятые, подушка стояла стоймя, а покрывало было сбито и скомкано. Ли Цзэ почувствовал, как губы расплываются в улыбке — широченной, довольной и одновременно умиротворённой.

— Что не так? — недовольно спросил Су Илань, сопроводив вопрос ощутимым покусом. Смех он принял на свой счёт и уже раздумывал, чтобы обидеться.

— Всё так, — возразил Ли Цзэ, крепче прижимая руки к груди.

Су Илань собирался обозвать Ли Цзэ — по привычке — глупым человеком, но споткнулся на полуслове. А можно ли небожителей и богов считать людьми? Они ведь скорее сущности, чем существа, если верить легендам.

— Ли Цзэ? — позвал Су Илань, решив узнать об этом от первоисточника.

Ли Цзэ не ответил. Су Илань повозился, выбрался на кровать и увидел, что Ли Цзэ заснул, всё так и прижимая руки к груди. Губы его были приоткрыты, дыхание едва ощущалось, смеженные веки болезненно подрагивали. Если ему что-то снилось, то сон наверняка был дурной. Су Илань превратился в человека, дотянулся до лица Ли Цзэ и большим пальцем погладил то место на лбу, которое принято называть «третьим глазом». Сон Ли Цзэ стал спокойнее, морщинка между бровями разгладилась, веки перестали подрагивать. Зато губы задрожали у Су Иланя, и он, прикусывая их и глотая набегавшие слёзы, зашептал:

— Прости меня… прости…