[279] Чангэ спасает птицу от дикого кота (1/2)

Чангэ возвращался в Речной храм. Его заплечная котомка была полна целебных трав и кореньев: он встал засветло, собирать их полагалось до восхода солнца, пока не высохла ночная роса. Травы он связывал пучками, чтобы подвесить их соцветиями вниз на верёвке у солнечной стороны хижины — сушиться; коренья нанизал на шнур, сплетённый из собственных волос. Он собрал ещё немного лесных ягод, чтобы высушить их и заваривать из них чай, и надрал сухого мха — им останавливают кровь. Он стал заправским аптекарем за это время.

Уже у опушки леса Чангэ услышал шипение дикого кота и пронзительные крики какой-то птицы. Дикие коты нередко разоряли птичьи гнёзда. Чангэ поспешил на выручку бедняжке. Вообще-то вмешиваться в Круг Жизни не полагалось, но Чангэ всегда спасал попавших в беду живых тварей. Дикий кот пытался сожрать птицу: ухватил её за крылья лапами и вцепился зубами в птичью лапку. Чангэ поднял камень и бросил в дикого кота, камень стукнул хищника по уху, дикий кот выпустил из лап добычу, подпрыгнув от испуга на целый чжан, и умчался в лес.

Чангэ осторожно поднял птицу с земли в ладонях. Левая лапка её была сломана, кость торчала острыми клыками. Крылья были помяты, но целы. Птица попыталась клюнуть Чангэ в палец, но он свёл ладони вместе и сказал:

— Не бойся. Я помогу тебе.

Он знал, что птицы, оказавшись в темноте, успокаиваются.

Чангэ принёс птицу в свою хижину, положил на стол и принялся размышлять, из чего сделать лубки для сломанной лапки. Птичка была крохотная, даже палочки для еды не годились. Он отыскал щепку и расщепил её на тоненькие лучинки. Вправив сломанную кость, Чангэ ювелирно зашил разорванную кожу на лапке птицы, используя собственный волос вместо иглы, и наложил лубки. Птичка всё это время лежала, как мёртвая. Чангэ потрогал пальцем перья на её грудке. Слабая пульсация под перьями говорила о том, что птица жива.

Клетки в Речном храме не было, поэтому Чангэ положил птицу в корзину, предварительно обвязав ей крылья шёлковой нитью, чтобы она не вздумала улететь, пока не зарастет перелом на её лапке.

За тысячи лет Чангэ хорошо изучил местную флору и фауну, но такую птицу видел впервые. Ростом она была всего с мизинец, оперение у неё было трёхцветное — чёрно-белое с серыми вкраплениями, острый клюв был алого цвета, а перья на длинном, почти в два пальца длиной хвосте — золотыми. Глаза у неё были серые. У птиц обычно красные, оранжевые или чёрные глаза; серые Чангэ видел впервые.

Очнувшись, птица заёрзала, и в её взгляде явно проскользнуло удивление, что она не может расправить крылья. Она вывернула шею и принялась клевать шёлковую нить.

— Не трогай, — сказал Чангэ, пальцем заслоняя шёлковую нить. — Это для твоей же пользы. На ноги тебе всё равно не встать, лежи и выздоравливай. Еду и питьё я буду тебе приносить.

Птица клюнула его в палец. Вид у неё был недовольный при этом. Чангэ поставил в корзину чашку с водой и разыскал во дворе дождевого червя, но птица с таким отвращением поглядела на червяка, что Чангэ пришлось унести его обратно и вместо этого насыпать зёрен. Еда и питьё пропадали, но ему так и не удалось уследить, когда птица ест и пьёт: когда бы он на неё ни взглянул, она просто лежала в корзине и следила за ним. Так же незаметно птица умудрилась разорвать шёлковую нить, которой были связаны её крылья, но улететь не пыталась. Видимо, была слишком слаба.

Люди таких птиц тоже не видели и единогласно решили, что это какой-то птичий дух. Дай им волю, они бы и птичке оставляли приношения, да Чангэ запретил.