[143] Ху Цзин теряет любимую наложницу (1/1)

— Ты ведь не будешь его любить меньше из-за этого? — спросила Ху Мэй.

Ху Цзин сердито насупил брови. Он пришёл в бешенство, когда узнал, что его любимая наложница лишилась семи хвостов, и едва не разорвал лисьих повитух в клочки — за то, что не сумели отыскать иной способ ускорить роды. Ху Мэй остановила его.

— Иного — не было, — твёрдо сказала она, — я ведь сама знахарка, я знаю.

— Ты лишилась семи хвостов! — воскликнул Ху Цзин. — Ты можешь умереть!

— Глупости, — сказала Ху Мэй, — хвосты я отращу снова, как только наберусь сил после родов. А-Вэй будет необыкновенным лисом: он получил при рождении силу семи хвостов к его собственной. Он станет сильнейшим лисом среди ныне живущих.

— Пока он просто комок шерсти, — сердито отозвался Ху Цзин.

Ху Мэй со значением улыбнулась. Она прекрасно знала, что ничто на свете не способно заставить лиса разлюбить, если уж он полюбил по-настоящему.

Ху Вэя все полюбили. Это был непоседливый и шкодливый лисёнок. Он был смышлён и силён не по годам — начинало проявляться материнское наследие — и повсюду таскался за Ху Сюанем, к которому беззаветно был привязан. Ху Сюань любил младшего брата и во всём ему потакал, но с не меньшей любовью всыпал ему горячих, если шкоды превращались в пакости.

У Ху Цзина с появлением ещё одного наследника хлопот прибавилось, но главной его заботой была Ху Мэй. Она так и не оправилась после родов, и хвосты у неё не отросли, хотя прошло уже шесть лисьих лет с того злополучного дня. Она всё больше лежала в кровати, то и дело погружаясь в сон. Ху Цзин заставлял её пить лисьи пилюли и эликсиры, но сил у неё не прибывало, наоборот.

Сыновей к ней Ху Цзин приводил в редкие часы её бодрствования. Ху Вэй очень любил мать и расстраивался до слёз, когда отец уводил его.

Один раз Ху Мэй упросила Ху Цзина оставить лисят с ней, уложила их рядом с собой и пела им лисьи песенки. Такой Ху Вэй её и запомнил — склонившейся над ними, два льдистых огонька глаз, мерцающих в сумерках.

На другой день они узнали, что Ху Мэй запретила приводить к ней сыновей.

— Они не должны этого увидеть, — сказала она твёрдо, когда Ху Цзин пришёл спросить о причинах такого внезапного решения.

Ху Мэй лежала на боку, отвернувшись к стене, а когда повернулась, то Ху Цзин пошатнулся и невольно вскрикнул: у неё были чёрные провалы вместо глаз. Тьма!

Они подолгу рассуждали об этом, но так и не поняли, почему Тьма явилась именно за Ху Мэй. Обычно Тьме предшествовал Лисий Всплеск, но с Ху Мэй ничего подобного не происходило. Она не особенно расстраивалась тому, что не может отрастить хвосты. У неё не было причин впадать в отчаяние или злобу. Вероятно, Тьма воспользовалась её слабостью, чтобы проникнуть в неё.

Лисьи трактаты были бесполезны. О Тьме вообще мало что было известно, они даже не знали, что именно из себя Тьма представляет и отчего случается, не говоря уже о том, как от неё избавиться. Вспышки Тьмы нередко случались в мире демонов и всегда оканчивались трагически: Тьма высасывала из демона силу, и он погибал. Нередко демоны сходили с ума при этом. Многие считали Тьму проклятием, насланным небожителями.

Ху Цзин все силы приложил, чтобы отыскать способ спасти любимую наложницу, даже спускался в мир смертных побеседовать с тамошними мудрецами — хэшанами. Проклятия были нередки в мире смертных, и хэшаны умели их снимать. Но о Тьме в мире смертных никто не слышал. В мире смертных всё больше говорили о Скверне. Ху Цзин, сопоставив симптомы, решил, что Тьма и Скверна — одно и то же. Увы, и от Скверны не было излечения. Подцепившие её люди умирали в муках. В мире смертных, к слову, считали Скверну проклятием, насланным демонами.

Через девять лисьих лет Ху Мэй скончалась.

А ещё через два года поместье Ху постигло новое несчастье.