Неожиданно! (1/2)

Как только они все разошлись по своим дорогам, то два героя Юньмэна решили идти по тёмным переулкам, чтобы ненароком ещё кого не встретить.

Пока они шли, Цзян Чэн вдруг понял, что не спросил куда и зачем шли люди из Гусу. Если они направлялись на ночную охоту, то только на ту, которая проводится среди кланов как соревнования. Но о ней никто не говорил. А вот на обычную ночную охоту никакой орден не идёт на территорию другого. Но что же тогда? Совет кланов? Но никто не делал никаких объявлений о скором совете! Может быть дело обстоит куда серьёзнее… В любом случае, он будет надеяться, что это никак не связано с Вэй Ином.

***

Уже в комнате Цзян Чэн начинает злиться. На себя, на Вэй Ина, на Лань Ванцзи. На себя — за то, что не уследил. На Усяня — за то, что тот так легко дал себя поймать. На Ванцзи — потому что… Почему он на него разозлился? Тот ничего не сделал почти. Даже дал согласие защищать омегу вместе с Ваньинем. Это ли не повод начать уважать Нефрита? Да, он немного начал уважать его, но…

Странное чувство не проходило.

«Ревность» — Резко понял Цзян Чэн. Это ревность.

Что-то подобное он испытывал, когда отец уделял внимание Вэй Ину больше, чем к нему, к родному сыну. Да и сейчас он испытывает негодование того, почему тот не мог любить их одинаково? Он, Цзян Чэн, был его родным сыном! Родным! А Усянь? Он не был его сыном, но получал любви больше! Цзян Чэн не спорил — Вэй Ин, лишенный в детстве отца и матери, заслуживал родительской любви. Но они оба заслуживали, так почему?!

Он никогда этого не поймёт…

Так откуда же это чувство? Может, из-за самой его сущности альфы? Возможно — отрицать глупо. Но ведь даже альфа внутри не может ревновать кого-то без причины!

«Возможно это из-за того, что Вэй Ин мой брат. Пусть и не родной, но росли мы с ним с детства вместе.» — Думал Ваньинь.

Усянь, смотря на злого шиди, уже был готов защищаться. Неизвестно, что Чэн может сделать в порыве злости.

Вэй Ин думал, что Цзян Чэн злиться из-за него. За то, что он слишком сильно привлекла всех своим запахом, чуть не попался Ванцзи в руки, пусть тот и не сделал ничего плохого.

-А, Цзян Чэн! Прости… Мм… Я чуть не подвёл весь наш орден… Кх, правильно Мадам Юй говорила, что я навлекаю беды на клан!

Ваньинь перевёл взгляд на замявшегося Ина и думал над тем, как бы того не прибить. Хотя то, что Усянь сказал, от части, правда. Да — он навлекает проблемы. Но не только на свой орден! И главное, многие проблемы Вэй Усянь пытается решить. Но вместо этого понимания, тот лишь принижает сам себя! Воистину бесячий человек!..

Усянь почесал затылок и нервно усмехнулся, переминаясь с ноги на ногу. Что может быть хуже, чем оправдываться перед человеком, которому пообещал, что будешь в безопасности?

-Вэй Усянь! Чёрт, хватит! Не виноват ты. Это же я недоглядел… Да и вообще! Больше не выйдешь из этой комнаты.

-Подожди… Чэн-Чэн, ты волновался за меня?

Кольцо на пальце недобро сверкнуло, а лицо Цзян Чэн вообще скривилось, словно тому было отвратно такое слышать. Но Вэй Ин не первый год с ним, он знает, что это Чэн так пытается не показывать своих эмоций.

Возможно, он это делает из-за того, что его воспитывали как наследника. Но Вэй Ин сомневается в этом… Всё же гены Юй Цзыюань дают о себе знать — он и в правду сын Пурпурной Паучихи.

-Ой, всё! А-Чэн, не злись! Я шучу, шучу я!

-Шути смешнее, идиот!

Порой альфа вёл себя словно дитя и часто вредничал, и дулся. Но позволял он себе такое поведение лишь в компании покойной Яньли и Усяня.

***

Очередная встреча с А-Юанем. Хороший, милый, прекрасный и светлый ребёнок. Старейшина души в нём не чаял. Он слишком любил это дитя даже не смотря на то, кто его зачал. Вэй Юань вырастет достойным и хорошим господином.

Цзян Чэн несколько раз предлагал Вэй Усяню сменить фамилию Юаня на Цзян, но тёмный заклинатель всё никак не соглашался, заявляя, что хоть кто-то должен хранить фамилию его отца, которого он не помнит, но хочет хоть что-то оставить от родителя.

Как бы не хотелось, но во время тренировок с будущими адептами А-Юань представлялся как «Ин Юань». А придумал это — никто иной, как Вэй Усянь! Да, сомневаться было бы глупо. Но, по сути, никто же не знает его молочное имя, не так ли? Никто и не помнит. Хотя, может, человек двое-трое всё ещё припоминают. Сейчас, у простых людей и младшего поколения, он известен лишь как «Старейшина Илин, Вэй Усянь. Злой, ужасный и грязный приверженец тёмного пути.»

Среди заклинателей так же ходил один очень распространённый слух. В башне Кои, да и во всех многих орденах, ни для кого не секрет, что Старейшина Илин являлся омегой. Этим, на самом деле, многие пользовались. Ходили разные слухи о его похождениях по альфам и, о святые Небожители, омегам! Его имя и образ извращали так, что не одна эротическая книжка не видывала! Но на репутацию Усянь давно плюнул. Её с самого начала уже было не спасти. Так вот… После убийства Цзинь Цзысюаня на тропе Цюнци, про Вэй Ина начал ходить очень-очень глупый, но слушок. До него Вэю дела не было, он тогда был на грани срыва. Потом ещё и смерть сестры, да почти свершившееся собственная… В общем, молвили «благородные» господа, что он, из зависти к щицзе, убил Цзысюаня, мол: «Не достался мне, так не получишь и ты его!». Что за глупости… Он бы никогда не решился бы выйти замуж за этого недоделанного павлина. Даже из его внешности и богатства. А уж как ему кости обмывали после смерти Яньли… За такие слухи он бы вырвал этим людям языки, да не может… Сидит взаперти, не выходя в свет. Но слухи-то доходят!

Усянь перевёл взгляд на Юаня и тяжело вздохнул.

-Пап… Что случилось?..

Спросил невинный детский голосок. Вэй Ин приподнял уголки губ и положил свою ладонь на голову сына. Удивительно, но его кожа стала очень чистой и нежной. Прям превратился в настоящего омегу из тех самых романов! Сидит дома, ждёт мужа, ну а точнее брата. Следит за ребёнком...

-Нет, милый, всё прекрасно! Просто, вспомнил кое-что…

А про себя Усянь злорадствует.

«Выкуси, Вэнь Цин! Больше он не называет меня «мамой»!» — Он до сих пор помнил те постыдные случаи, когда разговаривая с шиди, к нему кидался А-Юань с криком, на всю Резиденцию Юньмэн Цзян, «мама!» Но пока он сгорал со стыда, Саньду-Шеншоу во всю смеялся, да приговаривал: - «Ну так логично! Родил его ты, значит ты — юная мамаша!», а дальше, заливаясь истеричным хохотом, прятался от ударов бедной Чэньцин.

А называл Усяня А-Юань так потому что Вэнь Цин, в качестве мести, приучила его к этому слову. А всё из-за дурацкой картошки вместо редиски!