Больше, чем дружба (1/2)

На коленях.

В молитве, которую никто не слышит — ты уверен в этом.

Нет сил, но встаёшь, взывая к небесам в глухом чувстве безысходности.

Надежды, однако, тоже нет и, сделав несколько шагов, снова падаешь, в бессилии опустив голову.

Всё напрасно.

Или нет?

С робким вступлением куплета плавные движения начинают напоминать полёт, имитируя вестников неба, спускающихся на призыв.

С нарастанием обречённой боли в голосе, поза вновь становится молитвенной. Разводя руки в стороны и запрокидывая голову, ты словно смиренно готовишься принять любое наказание, любой удар.

Ответа нет и движения наполняются отчаянием, становятся рваными.

Падение на спину, ты повержен.

Но опять поднимаешься.

Готовый сражаться — с собой ли, с высшими силами — неизвестно.

Припев убирает резкость движений, всё снова смягчается.

Вновь на коленях, вновь в молитве.

Много вращений — и вокруг себя, и в пространстве — меняешься с партнёрами, перемещаясь с переднего плана назад, и обратно.

Под резкие биты возвращаешься к борьбе, ломаясь в этой битве под пробирающий шёпот.

«Небеса отворачиваются от моих молитв

Запрещенный договор, в котором ты рискуешь всем

Два пути, тебе лишь нужно выбрать,

Принеся свою жизнь бездне»

И вновь сплошное сражение. Сопротивление.

Удары, прыжки, обманчиво хаотичные движения под звуки биения сердца.

К припеву силы на исходе, устало бредёшь вперёд, не поднимая головы.

Кому ты нужен?

Кто тебя слышит?

Слушает ли?

Что-то придаёт сил попробовать ещё раз. Рвёшься вперёд, не понимая толком — надо продолжать свою борьбу или же взывать в молитве дальше?

Мечешься от одного к другому.

Движения всё сильнее, резче, отчаяннее.

И на последних словах ломаешься, бессильно падаешь, поверженный.

На этот раз окончательно.

Гулкая тишина через считанные мгновения наполняется вздохами восхищения.

Смог.

Справился.

Передал через танец то, что так хотел передать.</p>

— Кажется, кому-то на небесах не нравится мой атеизм, поэтому мне отправили ангела для пересмотра взглядов, — пробормотал Чанбин. — Ликс, солнце, надеюсь, твоя командировка на грешную землю затянется минимум до конца моей жизни!

Чан и Джисон, справившись с потрясением, синхронно усмехнулись внезапному романтично-красноречивому комментарию друга.

Феликс с криком «Биииииннииии» с размаху влетел в своего парня, повалив его навзничь. К счастью, тот сидел на полу, так что не пострадал от столкновения.

Танцоры пригласили их всех в студию, посмотреть на процесс записи готового танца. Гости, расположившись по другую сторону от камер, заворожённо наблюдали за результатом многонедельного труда.

Сынмин с Чонином реагировали такими радостными аплодисментами и восхищёнными восклицаниями, что избежать крепких объятий от Феликса не смогли бы, даже если бы пытались.

Чан, сорвавшись с места, обнял Минхо и сейчас нашёптывал что-то ему на ухо. Тот довольно улыбался, зажмурившись.

Джисон не успел даже встать, когда Хёнджин опередил его, сев на его вытянутые ноги, расставляя свои по сторонам, и обхватил руками плечи, приникая ближе.

— Если к Чанбину спустился ангел, то ко мне сам бог, — тихо сказал Джисон куда-то в шею Хёнджина, одной рукой крепко обняв его талию, а второй мягко перебирая длинные пряди волос. — Ты прекрасен, Джинни. И ты снова сделал это. Сотворил магию, прожил танец, как отдельную жизнь. Ты восхищаешь меня запредельно.

— Перестань, ты меня смущаешь, — Хёнджин покраснел, закусив губу и бросив быстрый взгляд на остальных, которым не было до них дела — Минхо с Чаном так и обнимались, тихонько переговариваясь, Сынмин под радостные комментарии Чонина фотографировал Чанбина и Феликса.

— Зачем мне переставать говорить правду? — поддразнил Джисон и, подавшись вперёд, оставил на любимых губах поцелуй. — Это было ве-ли-ко-леп-но, Джинни, потрясающе, волшебно и совершенно.

Хёнджин в притворном осуждении покачал головой, тут же, впрочем, улыбнувшись, и крепко обнял его, сжимая плечи.

— Так же, как и то, что вы сделали с этой песней, — услышал Джисон тихое, еле уловимое.

— Итак, детишки! — прервал все разговоры голос Минхо. — Как вы смотрите на то, чтобы отметить окончание этой эпопеи? Для такого особого события мы присмотрели такое же особое место, — он приобнял Чана, обменявшись с ним ласковыми взглядами.

— На правах старшего сына отвечу за всех, будто у нас есть выбор, — усмехнулся Чанбин, выглядывая из-за плеча сидевшего на нём Феликса. — Естественно, мы за!

— Напишу вам время и адрес чуть позже, — улыбнулся Минхо, окидывая взглядом воодушевлённых младших. — А сейчас давайте сходим куда-нибудь поесть.

🎙</p>

Через пару дней указанный Минхо адрес привёл парней к аккуратному двухэтажному дому.

— Интересно, чей он? — размышлял вслух Хёнджин. — И почему хён выбрал это место?

— Хороший вопрос, — Джисон оглядывался вокруг, в поисках остальных четверых.

— Узнаем, — откликнулся радостный Чонин, шедший позади и воодушевлённо позирующий Сынмину.

— Погодите, — Сынмин сфотографировал замерших друзей. — Вот теперь идём.

Ворота оказались не заперты, без слов приглашая гостей внутрь. Маленький внутренний двор притягивал взгляды ухоженным видом, стоявшими в сторонке барбекю и столом для обедов на свежем воздухе, и широкими качелями для двоих, за которые тут же начался шуточный спор.

— Подняли гвалт на всю округу, — Минхо вышел из дома, улыбаясь устроенному переполоху. — Ну точно дети. Давайте в дом, мы ещё успеем тут насидеться.

— Сколько времени у нас будет, хён? — живо отозвался Хёнджин, вовсю представляя их с Джисоном вечерние посиделки на качелях.

— Сколько захочешь, — отмахнулся тот, заходя обратно.

— Пару снимков на память? — лукаво предложил Чонин прежде, чем войти в дом за ним вслед.

Кто бы отказался от фотографий на качелях? Никто и не стал.

Ориентируясь на звук голосов, они вышли на кухню, где старшие что-то готовили.

Чан приветствовал их яркой улыбкой, без задней мысли помахав рукой с ножом, которым он нарезал овощи. Что вызвало взрыв хохота и новые кадры в коллекцию.