Разговор с Кречетом (1/1)
М-да… Не думал Аникей, что снова испытает страх перед разговором и снова с Кречетом, но, к счастью бывший дружинник, еще не забыл, что такое стыд: коли не это неприятное чувство, не решился бы топорник сам пойти к всегда суровому кузнецу; самому было гадко от собственного страха; и ведь не в бою он испужался, а в мире перед братом жены!
Уже стоя на пороге его мастерской, Аникей в голове набрасывал у себя в голове будущий диалог, опять заставил шурин его ждать у порога, видно из-за шума не слышал Кречет его оклика;
В какой-то момент у нетерпеливого топорника возникла шальная мысль сбежать, но и ее отогнал прочь Аникей, вспомнив, каким тяжелым и яростным взглядом намедни окинул его мрачный деверь, и тут же вновь закипела его горячая кровь от бешенства; «вот найдет себе бабу и поспокойнее, небось, станет!”—с ненавистью и желчью думал Аникей
Пока в его голове проносились подобные мысли, топорник уже успел устыдиться их и раскаяться. Наконец, Кречет вышел и снова «одарил» Аникея своим пустым, не видящим ничего, взглядом, который не выражал ни одной эмоции и едва ли мог понять, кто перед ним стоит
«Заработался что ли…», — подумал Аникей, силясь понять, что происходит
—Дружинный? Здрав будь, зачем пожаловал? —настороженно спросил деверь
—И ты будь здрав, кузнец! Ответ пред тобой держать пришел: заметил я, как ты своим суровым взглядом дыру во мне хотел прожечь, когда намедни разговор о Ладе зашел! —быстро и смело выпалил Аникей, как на одном дыхании
—Дружинный, да она же дитя малое ещё! — в очередной раз вспылил Кречет
Так что у Аникея складывалось впечатление, что деверь неуравновешенный: на сестру повышал голос, так теперь и до Аникея добрался! Благо, ничего не разворотил, как, когда Лада подарила будущему мужу свой крестик.
— Доколе ж она будет у тебя дитем малым? Кузнец? — спросил Аникей, провоцируя Кречета. Дружинный делал это не специально, скорее, по привычке: нравилось ему нарываться на опасности: вот и сейчас он делал то же самое; просто потому что мог, в то же время, сознавая, что ведёт себя, что дитя малое.
Кречет в секунду потерял и без того скудное самообладание: он издал страшный рёв не хуже медведя. И бросился за ловким топорником, и, разумеется, не догнал: уж лёгкий, подвижный, Аникей мог кому угодно утереть нос, не говоря уже о неповоротливом Кречете, тяжёлом, что его молот.
Кречет был в ярости: мало того, что этот засранец выставил его дураком, так ещё и сестру его испоганил! И ведь, поди героем себя считает! Засранец! Кулаки чесались у Кречета, да только сознавал он, вступить в рукопашный бой с молодцем— ещё больше себя закопать в добровольном позоре.