Часть 3 (2/2)

Вы:

(22:37) То есть, в 13:30?

Чжао Вэй:

(22:37) И сразу в «Гоуху»

(22:37) На полчаса задержусь (ﾟ，_ゝ｀)

(22:36) Только мне надо в офис заехать, закинуть проект

(22:36) Конечно!

Вы:

(22:30) Завтра все в силе?

Прочитать дальше Тянь не успевает — вода в ванной замолкает. Он аккуратно кладет телефон так, как подобрал, закидывает сверху свой худак — на всякий случай. Он искал трусы, разворошил сральник, ничего подозрительного.

Сука.

Ебаные каомодзи, бомбер, встречи в ТЦ-шке, ты же только что был во мне. Тебе меня мало? Мало, сука?! Хочешь еще на кого-то смотреть, пока трахаешь? Что, не израсходовал свою нежность?

Хэ Тянь потирает костяшками под носом, шмыгает, вдевает ноги в черные боксеры. Бросает потяжелевший взгляд на Гуань Шаня — он разморен и спокоен. Подходит к кровати и валится на нее прямо в полотенце, намотанным на бедра. Переворачивается на спину и потягивается.

Негласное правило: не смешивать веники и тряпки, конвенция под названием «это только наше время», их вакуум — чего он стоил? Лопнул, как презерватив.

Тянь в дерьме.

— Это брегма, — говорит Цю. Водит пальцами по месту соединения лобной и теменной кости. — А это венечный шов. Клиновидная кость, — подушечка, обтянутая черной кожаной перчаткой, обводит похожую на остров выпуклость. — Хватит одного удара.

Хватит одного. Тяню — хватает, правда. Он вспоминает, как учился вскрывать черепа компактным складным ножом. Крак! Как яичную скорлупу. Как оболочку грецкого ореха. Вспоминает тяжесть трехгранного лезвия на ладони. Как накануне вырывал зубы из трупа вакагасира Коушинкай Бакуто — и как мерзко у того разило из пасти.

Сонный, Гуань Шань не замечает перемену в настроении Хэ Тяня — даже когда тот валится рядом, прижимает к простыням, нависает сверху и крепко фиксирует собственным телом. Целует. Удар ножом вдоль клиновидной кости может повредить височную артерию. Облизывает, водит носом по пульсирующей трассе — там, где слабо тикает кровоток. Если кровь не будет остановлена в течение минуты, раненому грозит смерть. Прижимается губами к губам, целует. Целует. Перемещается к подбородку.

Шань тихо бормочет:

— Не хочешь сходить в душ?

— Не-е-ет, — низко улыбается Тянь, поглаживая пальцем еще влажную ушную раковину. — Я хочу быть грязным.

Что меня отмоет?

Гуань Шань распахивает глаза. От этого голоса внутрь будто вспрыскивает кислотой — прямо в желудок, через инъекцию в солнечное сплетение.

— Что ты делаешь? — до осознания доходит ярко-красными волнами. Не его. Зашифрованные сигналы, незнакомая химическая реакция, от нее подскакивает пульс. Адреналин расталкивает стенки сосудов.

— Грязно домогаюсь, — Тянь прихватывает кожу на шее губами.

— Я думал, тебе плохо, — Гуань Шань делает вдох и просыпается второй раз. Теперь не в грезу и не в сладостно-дурманящий морок.

— Нет, — утыкается взглядом в раздувающуюся от дыхания грудь. Мне намного, намного хуже.

Гуань Шань подбирается — страх это или желание, чувство тревожное и парализующее. Тянь вдруг впивается ртом в его горло, в место, где еще виден еле заметный шов старого ожога. Втягивает. Сосет — так сильно, что это, сука, больно. Шань не может захрипеть — чувствует себя антилопой в пасти проголодавшегося льва. Дернись — вопьется когтями. Он придавлен — он не заметил, когда очутился за горизонтом событий. Гравитационное притяжение черной дыры настолько велико, что покинуть его не могут даже объекты, движущиеся со скоростью света. Размалывает в фарш. Тянь отрывается от его шеи, удовлетворенно пропуская воздух сквозь зубы.

— Ты какого хера творишь, — шепчет Гуань Шань. Его глаза широко распахнуты, зрачки — сужены.

— Что? — Тянь облизывается, — боишься, увидит твоя подружка? — и улыбается.

«Не улыбайся на меня так!», — до Гуань Шаня доходит. Он хочет дернуться, но одного взгляда на тень от жизни, которую Хэ Тянь всегда оставлял за порогом его квартиры, хватает, чтобы понять — нет. Нельзя. Тянь опускается к груди — цепляет зубами сосок, обводит языком и ставит второй засос. Такой же. Его руки как оковы — прижимают к кровати, как лапы, сожмут — и лопнут кости. Гуань Шань понимает.

Он понимает.

Ему страшно, но он понимает — он не должен был. Сделал глупость.

Тянь возбуждается — похож на вампира, дорвавшегося до крови. Чувствительно впивается зубами в бок, останавливается вдруг, потирается лбом о место укуса и спускается ниже. Его хватка слабнет — руки перемещаются от запястий к ребрам. Скидывает полотенце, облизывает складку кожи в паху и ставит еще один засос — у основания члена.

Гуань Шань понимает, но он устал — так чертовски устал от того, что Хэ Тянь убегает от его жизни. Он не хочет иметь от него секретов, не хочет сбегать в туалет с телефоном или делать вид, что его — их, — не существует за пределами спальни.

Они так давно не были друг с другом откровенны.

Он хочет делиться своей. Он хочет знать, что с ним происходит. И чего не хочет абсолютно — чтобы Тянь замыкался в своем мире.

— Мой хороший, — шепчет Хэ Тянь, порывисто облизывая обмякший член; отводит кожицу вниз, обнажая головку, обхватывает ртом. Втягивает носом запах геля и мыла. Выпускает, обильно смочив слюной. — Я тебя не заслуживаю…

Гуань Шаню страшно наблюдать за тем, что с Хэ Тянем делает его жизнь. Гуань Шань не хочет отдавать его ей целиком. Не хочет, чтобы Тянь был зависим от нее, прятал, когда его взгляд так кровоточит, а сам — срывается в пропасть каждый раз, когда выбирается из нее в своей чертовой голове.

Хэ Тянь утыкается лицом во внутреннюю сторону его бедра. Потирается, затем хватает за запястье, подтягивается к его лицу и обхватывает двумя ладонями. Две пульсирующие черные дыры вспахивают кожу холодными ожогами — и влажный стояк, сквозь трусы упирающийся Гуань Шаню в пах. Голодно и отчаянно. Хэ Тянь целует его. Целует в губы — втягивает их так, что рвутся кожа и сосуды. Красно-теплое вяжет на языке. А затем стекает к подбородку — Тянь водит языком, то ли слизывая, то ли размазывая его кровь.

— Хэ Тянь, ты должен знать… — Гуань Шань набирается храбрости и, наконец, подает голос. Хоть он и дрожит. Он набирается храбрости и хочет сказать: ну, давай уже.

Хватит сравнивать себя с ней.

— Я не хочу ничего знать, — я не хочу знать больше. Тянь так боится правды, что зажимает его рот. — Не надо. Ладно? — его взгляд смягчается. Кровь Шаня отдает на языке металлом и остывает на ладони. Это немного приводит в чувство.

Хэ Тянь знает достаточно.

Она шлет ему милые каомодзи и носит его вещи. Спит в них — наверняка.

Он улыбается ей скобочками в сообщениях, ходит по ТЦ-шкам и не ложится спать, не пожелав ей спокойной ночи.

Гуань Шань бы сказал ему одной фразой, но вместо этого прикладывает пальцы к саднящей губе.

Хэ Тянь не остается до утра. Сначала я сам должен понять, хочу знать, или нет. Сидя в машине, вбивает в заметки время и место — чтобы помнить. Не время и место.