Глава пятая (2/2)
Школа и впрямь впечатляет. Два первых этажа отданы факультетам Мидгард и Ванахейм. Попасть с одного этажа на другой можно, карабкаясь по ветвям дерева, что местным ученикам всех возрастов удаётся превосходно. Для учителей устроен лифт в виде просторного дупла в неохватном стволе.
Общежития в Мидгарде представляют собой семь деревень викингов — по одной на каждый курс. Когда мы появляемся на территории Мидгарда — никто не обращает на нас абсолютно никакого внимания. Старшие курсы под руководством огромного бородатого мужика («Это декан Мидгарда Рагнар «Кожаные штаны» Лодброк», — услужливо поясняет Сванте Свантессон) увлечённо строят драккар на берегу реки. У ребят помладше идёт урок врачевания. Они варят в котелках на костре какие-то неизвестные мне зелья из трав, прилежно чертят руны на костяных дощечках и водят над условно ранеными товарищами волшебными палочками.
— У мальчиков они из ясеня, а у девочек — из ольхи, в память о тех деревьях, из которых Один с братьями сделали первых мужчину и женщину, — объясняет Свантессон.
В течение следующего часа мы с Гарри узнаём, что юные волшебники-викинги помимо кораблестроения и врачевания изучают древнескандинавский язык, историю Магии Девяти Миров, кузнечное дело и ткачество и, конечно же, рунологию. Для желающих есть ещё кружок скальдической поэзии, на котором ребята учатся складывать витиеватые хвалебные песни, прославляющие воинов и их подвиги.
Кстати, о боевых подвигах. Обращаться с мечами и боевыми топорами, зачарованными так, чтобы не нанести серьёзного вреда, студентов учит зловещего вида викинг по имени Сигурд Змееглазый. Что-то в облике этого Сигурда заставляет моё сердце холодеть и сжиматься от липкого страха, даже когда он, отбросив боевой топор, с дружелюбной улыбкой трясёт наши ладони своими гигантскими ручищами. Наконец я понимаю, в чём дело. Зрачок в его глазу окружает кольцо, метка, благодаря которой он и получил своё звучное прозвище. Сигурд, не мигая, смотрит своим змеиным глазом на Гарри, и вскоре они уже, как закадычные приятели, болтают о мече Годрика Гриффиндора, слава о котором долетела и до «Иггдрасиля».
— Будь осторожен с этим Змееглазым, Поттер, — сердито бубню я, стоит нам отойти от чрезмерно разговорчивого Сигурда, — я бы не доверял человеку с такой меткой!
— У нас с тобой тоже есть метки, Драко, — вздыхает Гарри, указывая на свой шрам-молнию и моё прикрытое рукавом предплечье. — Это не всегда означает, что человеку нельзя доверять.
Я вспыхиваю и уязвлённо замолкаю, но от всколыхнувшихся было безрадостных воспоминаний меня отвлекает истошный визг. По поляне, где девочки усердно жарят на вертеле целого кабана, внезапно начинают летать ложки и миски, аккуратные причёски учениц прямо на глазах превращаются в гнёзда из безнадёжно спутанных волос, а недожаренный кабан плюхается в костёр.
— Утбурды проказничают, — пожимает плечами Свантессон в ответ на наши недоумённые взгляды. — Викинги были суровым народом. У них не было ни возможностей, ни желания выхаживать хилых, нежизнеспособных младенцев. Поэтому, если ребёнок рождался слабым — отец просто не принимал его. Вот такие, брошенные без ухода младенцы, умирая, превращались в утбурдов — озлобленных духов, с которыми и по сей день нет никакого сладу.
— Не могу сказать, что я их не понимаю, — потрясённо бормочет Гарри, потирая шишку на лбу, вскочившую от удара железным ковшом, который зашвырнул в него один из разошедшихся утбурдов.
В заварушку вмешивается сам декан Лодброк. Он машет боевым топором на манер волшебной палочки, напевая какие-то заклинания на древнескандинавском, и вскоре утбурды, угомонившись, оставляют детей в покое.
Девочки очищают многострадального кабана от золы и вновь водружают его тушу над костром. Когда нас приглашают к трапезе, я, не особо доверяя кулинарному мастерству юных дев-викингов, обрабатываю наши огромные куски мяса (впрочем, довольно аппетитно пахнущие) Очищающими и Смягчающими Чарами, после чего вгрызаюсь в свою внушительную порцию. Внезапно Гарри страдальчески морщится и хватается за щёку.
— Что случилось? — обеспокоенным шёпотом спрашиваю я.
— Кажется, я сломал зуб, — жалуется Гарри. — Наверное, в моём теперешнем возрасте это нормально.
— Не говори ерунды! — сердито шиплю я, пытаясь унять обливающееся кровью сердце. — Любой мог бы сломать зубы об это мясо! Викинги — те ещё кулинары. У меня песок на зубах хрустит, несмотря на Очищающее, которое я наложил на наши с тобой порции.
Пока все увлечены ужином, я провожу палочкой над щекой Гарри, восстанавливая сломанный зуб. Не рискуя больше притрагиваться к жаркому, Гарри уныло ест свежеиспечённый хлеб. Настроение несколько улучшается, когда нам и преподавателям подают кубки с вином из мёда, болотного мирта, можжевельника и ячменя. Нотки древесной смолы, которые я со своими навыками зельевара улавливаю в напитке, придают ему особую пикантность.
Алкоголь развязывает преподавателям-викингам языки, и они пускаются в долгие рассказы о своих славных походах и подвигах давно минувших дней. Затем начинается выступление ребят из кружка скальдической поэзии. Узнав о визите британского Героя, победителя Волдеморта, они сочинили драпу — хвалебную боевую песнь, полную затейливых иносказаний. Я давлюсь своим вином, когда юные скальды, ничтоже сумняшеся, величают Гарри «шрамоголовым Вепрем, оседлавшим Молнию и обратившим Тьму в пепел».
— Оказывается, всё это время я возвеличивал тебя, как и подобает истинному скальду! — ухмыляясь, шепчу я абсолютно красному от выпитого вина и яростного смущения супругу.
— Я ещё в школе догадывался, что ты ко мне неравнодушен! — отвечает Гарри, и, о, Мерлин! — впервые за эти страшные дни, впервые, с тех пор, как мы узнали о сути проклятия, я вижу улыбку на его родном постаревшем лице.