[_V_] (1/2)

Бриз доносил до жителей Королевской гавани не только соль моря, но и взмахи крыльев, огромных крыльев драконов, если сравнивать с ними. Но они перестали быть привычными. Когда Солненый огонь и Пламенная мечта покидали столицу, было тихо, умиротворяюще, обычно. Но по возвращении взмахи драконьих крыльев стали яростнее, посеяв ужас и преклонение перед животной мощью. Упомянутые драконы летели первыми, казалось, у людей отлегло. Но потом их накрыла чёрная тень выросшего Валеона и гигантская могучая тень Вхагар. Таргариены. Уже давно никто не произносил имя этого дома с благоговейным опасением. Ну, царствуют над ними, ну, с драконами. Но люди поняли, что расслабились рано. Опомнились.

– Я тоже любил орехи в детстве и по юности, – Визерис наблюдал, как безучастно уставилась на тарелку Рейма и при этом легко раскалывала злосчастную скорлупу. Один за другим.

В день возвращения он пожелал отужинать с ней, только с ней. Позвал к себе в покои. Признаться, многие заволновались. Хотя Алисента не столько расстроена, сколько возмущена. Рейма была обязана поддержать Рейниру? Ну, не мог ведь Визерис преисполниться любви к ребёнку, которого игнорировал.

– И любил, когда дедушка Бейлон чистил их. Знаю, – дочь на него не смотрела. – Интересно, живы ли ещё те слуги, что рассказывали мне об этом? – в конце концов, кто-то её любил. Жалел. Но почему бы не принять их жалость за любовь? Не играющие большой роли в управлении государства и творении истории слуги, только они могли быть искренны, ведь от неё нельзя было получить выгоды.

– Верно, – Визерис улыбнулся.

Рейма поставила очищенные орехи перед ним.

– Пока зубы ещё крепки, почему бы не поесть? – только голову повернула.

– Когда мы были в Дрифтмарке… – начал король, и Рейма не могла не напрячься. – Ты говорила весьма неосторожно, Рейма, – Визерис откинулся на спинку стула.

– Я не называла детей сестры бастардами, – хоть таковыми они и являются. Визерис усмехнулся, он точно знал, чего дочь не произнесла вслух. Он не отрицал того, что Рейма в силу его слова верит. И если она назовёт Джекейриса и Люцериса, пусть и наедине с ним, бастардами, то лишится языка. – К тому же именно дети сестры и дяди поступили низко. Они могли убить Эймонда. Тебя бы это совсем не расстроило? – голос дрогнул, отец почувствовал на себе взгляд дочери.

– Расстроило бы, он мой сын, – и почему-то не хочется смотреть в ответ.

– Да, но не так сильно, – Рейма не хотела мирного разговора. Она знала, что, вернувшись, не захочет продолжать быть невидимкой. Не после Дорна, где ей помогли найти себя.

– Рейма? – что ты хочешь сказать? Взгляд Визериса умолял не продолжать.

– Даже я не получила и долю той любви, что есть у принцессы Рейниры.

– Неправда, – в ответ только большие, не верящие утверждению и смеющиеся над ним глаза.

– Ты бы не отослал меня в Дорн, – Рейма поджала губы. Вино, которого она давно избегает, старается не употреблять, манит к себе, предлагая спасительную отвлекающую горечь. Но остаётся нетронутым!

– Отослал? Ты ведь сама этого хотела, Рейма! – да чего сложные личности его дочери.

– Да?! Но в глубине души я надеялась, что ты не отпустишь меня. Всё время до отъезда меня называли «нелюбимой» принцессой. Так будет и дальше? Может, теперь я стану «отвергнутой»? Говорят, я убила мать и брата, но это было твоим решением, – разрезать ей живот. И даже так, не вина Реймы, что боги оставили жить именно её. – Может, тебе было противно смотреть на меня, на напоминание о своём решении? Если не ненавидел, значит, ничего не испытывал?

– Я дал тебе свободу действий, – Визерис наклонился к ней. – Мейстеры, сир Стронг, твоё желание взяться за оружие. А сколько ты проводила времени с драконом? Тебе не нужно было присутствовать на пирах, терпеть их взгляды, обращённые на «нелюбимую» принцессу, – он протянул свои дрожащие и уже дряблые пальцы, чтобы ухватиться за её ладонь, такую тёплую и полную жизни. – И относишься к Алисенте как к матери, искренне, и поэтому я ничего не имею против этого… – Рейма повернула ладонь внутренней стороной и сжала отцовские пальцы в ответ.

– Тогда какая разница, осторожно я говорила или нет? Я защищала своего брата, такого же ребёнка, как и напавшие на него, – на своём Рейма собиралась стоять до конца. Слёзы, которые довелось сдерживать очень долго, всё же покатились по щекам, скромно, сдержанно, стыдливо. Она не хотела, чтобы Визерис видел её такой. Она не хотела чувствовать себя провинившейся и быть таковою в его глазах. – Не отрицаю, поступок отнюдь не благородный, но, видно, сама судьба пожелала, – и в её ясных, более ясных от слёз, глазах плещется гордость за принца Эймонда.

«Почему не гордишься ты, отец?»

– Рейнира тебя любит, теперь же…

– Разлюбит? Значит, не так уж и любила, – отрезала, словно не ножом, а мечом. – Почему мы снова говорим о сестре? Мы с ней переписывались, и думаю, раз мы от одного отца и одной матери, она меня поймёт. Так почему мы продолжаем говорить о ней? – другой ладонью принцесса смахнула слёзы.

Рейма хотела получить хоть какую-то реакцию на слова, сказанные ещё раньше.

– Ты моё дитя, справедливо признать твоё видение моих действий, – он ведь хотел поговорить об этом.

– Ты не написал мне ни строчки. У меня было желание сделать это первой. Тогда думала, ты меня заметил, может, всё наладится. Я не получила ни строчки. Как можно было подумать, что меня не отослали? Ещё скажи, что я должна была написать первой. Я, со статусом «нелюбимой», – Рейма разжала пальцы, высвободиться от руки Визериса легко.

– Рейма… – прости? Неужели это ненависть в её глазах? Она так похожа на Эймму. Может, их разговор бы прошёл более мирно и роднее, если бы его «горжусь» прозвучало увереннее и твёрже, если бы в Дрифтмарке он не проигнорировал её действия.

– Мне написал сир Лионель, просил поддержать Рейниру. Ты дал мне свободу действий? Наверняка, ради этого. Скажи, просто скажи: «Рейма, поддержи Отраду Королевства!» – она встала и вдохнула глубже. Оглянулась на макет Валирии. Если так подумать, только сегодня увидела впервые. – Но не проси, приказывай, отца я не послушаю, короля придётся, – Визерис определённо виноват перед дочерью, и понимание сей данности позволило ей остаться при своём. Ему дали время отдать приказ, но мужчина только опустил голову.

– Долгих лет, Ваше Величество, и доброй ночи, – демонстративный реверанс. И принцесса исчезла за закрывающими дверями.

По щеке короля также прокатилась слеза.

– Принцесса? – та замерла, не пройдя и десяти шагов. Конечно, рыцари заволновались.

Рейма хотела вернуться, покаяться, что хотела отыграться за всю ту любовь, которую не получила, но на которую имела не меньше прав, чем Рейнира. Она любила сестру. Но ненавидела ровно столько же, потому что завидовала.

Визерис увидел своё творение, ещё один человек из его семьи, которого он отдалил, которому причинил боль. Но принцесса никуда не денется. Возможно, они ещё узнают друг друга лучше?

Рейма не отреагировала на стражников, ушла к себе.

΅◊΅</p>

– Ваше Высочество, ваша красота поистине впечатляет, – давно она не стояла послушной куклой перед зеркалом. Теперь оно было во весь рост. Ей предлагали различные фасоны и цвета Таргариенов. Главный портной продолжал разбрасываться комплиментами, несколько раз упомянув Висенью, жену Эйгона Завоевателя. – Вы были таким маленьким неприметным росточком, теперь же никто не сможет не возжелать такой прекрасный цветок, – но даже этот, несколько сомнительный, комплимент был проигнорирован.

Хелейна стояла в стороне, она игралась с каким-то жуком, которого принесла из Драконьего Логова. Они бы полетали дольше, но за ними Эйгона(!) отправили, чтобы их в итоге привели сюда. Его Величество пожелал устроить через три недели пир в честь возвращения принцессы Реймы. У Хелейны есть прекрасное платье по случаю, зелёное, само собой. У Реймы нет. Кажется, они хотели обновить ей гардероб, но Алисента почему-то не спешила окружить её зелёным.

– Сестра, а вереск может позеленеть? – пришлось отвлечь младшую. Та резко подняла голову и посмотрела сестре в лицо задумчиво и несколько отрешённо.

– Он и так зелёный, – и улыбнулась.

– Отчего тогда ему чернеть? – слуги напряглись. Две принцессы, две дочери, рядом с наследницей не стояли. Обе в каком-то своём мирке.

– Гниль, а может, пепел, – Хелейна продолжила изучать насекомое, будто они с сестрой не говорили какими-то загадками.

Рейма посмотрела на своё отражение в зеркале. С головы до стоп.

– Мне нужно ранить вашу творческую натуру, Парвани, я знаю, какое хочу платье, – возможно, оно ей не пойдёт, но получится весьма занятно.

– Как пожелаете, принцесса!

΅◊΅</p>

«Дорогая тётя, пишет вам ваш любимый племянник, Люцерис Веларион. Я надеюсь, что всё ещё остаюсь таковым. То, что произошло с принцем Эймондом… когда вы сказали, что мы могли убить его, я не стал задумываться, в голове было много мыслей. Страхов. И сейчас я тоже боюсь. Честно! Я не хотел, сам не заметил, как далеко зашёл. И дальше мне было просто страшно. Письмо мне помогает написать мама, мы говорили об этом. Но вам с ней лучше самим поговорить. Я должен извиняться не перед вами, но мои извинения не нужны дяде. Так говорят взрослые. Голова болит от вопроса, в чём смысл, если они не нужны, и откуда они знают об этом. Вы сказали, что я любимый племянник, хотя бы потому, что задаю правильные вопросы. Вы увильнули от ответа, как я убегаю от недоеденных утром овощей. На свой вопрос до сих пор жду ответа. Будет славно, если мне повезёт его услышать. Жду вас как желанную гостью в любое время, мама тоже будет рада.

Ваше солнце, Люк».

Рейма усмехнулась, когда взгляд снова упал на строчку: «Письмо мне помогает написать мама». Сердце умиляется, а разум напрягается. О чём и как говорила Рейнира с Люцерисом, Рейма вряд ли узнает. Был ли это мудрый ход со стороны сестры-наследницы? Она не помогла ей тогда, не встала на её сторону. Но предупреждала, что так может произойти. Кажется, Рейме довелось подслушать разговор Отто со своим подчинённым, который принёс весть, что принц Деймон с одной из дочерей обосновался на Драконьем Камне. Как скоро они поженятся?

И что ответить Люку? Только правду? Вторая беременность Рейниры ознаменовалась ослаблением контроля: Рейма могла видеться с сестрой без надзора. Да и в целом они стали проводить больше времени. Ей тогда было десять-одиннадцать лет. Всё ещё ребёнок, которому можно оставаться в неведении. Просто любимая младшая сестра, а не возможный сторонник в противостоянии. Рождение Люцериса есть то светлое, что несмотря на зависть, Рейма будет беречь в самом сердце. Он связь с беззаботным и невинным прошлым, крепкий и невинный мир. И он второй, пусть и любимый, в отличие от неё. Его положение столь же тяжёлое. Брат будущего короля? И лорд Дрифтмарка.

Принцесса усмехнулась.

Возможно, гостить у сестры не такая плохая идея.