Часть 3 (2/2)

Я обнимаю себя руками, ежась от холода и понимаю, что для дороги назад уже слишком темно и мне придется остаться на Рито. Выдыхаю достаточно громко и усаживаюсь на ближайшую лавочку, смотря по сторонам. Вывеска на небольшом магазинчике в паре метров от меня противно скрипит, покачиваясь от порывов ветра, и мелкая шавка носится под ней, громко гавкая на неодушевлённый предмет. Глаз дергается, ну серьезно. Не люблю собак. И скрипы.

Людей почти нет, изредка мимо проходят владельцы лавок, видимо, направляющиеся домой после закрытия. Они кидают на меня заинтересованные взгляды, изредка даже останавливаются, словно я цирковой артист, выставленный на всеобщее обозрение. Я одариваю их хмурым взглядом и задумываюсь о том, что мне стоит поискать гостиницу.

Заблудиться мне не удается, нужное мне здание находится практически сразу же и я даже умудряюсь урвать номер с балконом. Выход на него, конечно, сразу с двух комнат, но надеюсь мои соседи видят уже десятый сон и не потревожат мое одиночество.

Я кидаю небольшую сумку на кровать и тут же направляюсь на балкон с намерением подышать перед сном. И так кошмары замучали, может хоть так удастся спокойно выспаться. Вокруг никого и я с облегчением выдыхаю, опираясь на деревянные перила. Вид с этого ракурса бесспорно потрясающий, как в целом и вся Инадзума. Ситуация в стране отвратна до невозможного, особенно с учетом того, как все было до недавних пор, но красивых видов у нее не отнять.

— Какое совпадение, кажется, это судьба!

Меня резко передергивает, когда я узнаю чертов голос и понимаю сразу две вещи - бинго, план завершен, и я, скорее всего, в полном дерьме. Медленно оборачиваюсь и чуть вскрикиваю, когда понимаю, что он стоит почти вплотную к моему плечу. На лице ни эмоции, мне даже кажется, что я словила несколько галлюцинаций разом. Куда делась эта его ухмылка?

— Так, зачем ты меня ищешь?

— Я не ищу.

— Правда? А к чему были те расспросы обо мне и такая заинтересованность в том клочке бумаги, что ты таскаешь с собой?

Я не знаю, чему я удивляюсь больше, тому, что он знает о бумажке, или о том, что я расспрашивала Умэко и Люмин. Или же факт того, что он, вероятно следил за мной все эти дни. Мне становится страшно до боли в груди, если Паймон была права, и он действительно отбитый, то с учетом сказанных мной тогда слов, вероятно, сегодня я умру окончательно.

Стоп.

Бумага.

— Причем тут записка, если речь о тебе?

— Я тот безымянный кабукимоно, — он наконец-то усмехается (я ждала этого?) и переводит взгляд на меня, — чуть-чуть развлекся, а кланы уже развалились. Слабые до дрожи. С проблемой с Горном, кстати, я тоже тесно связан, если тебе интересно.

Я сглатываю и стараюсь отойти назад, как тут же чувствую сильную хватку на своем запястье. Он смотрит исподлобья и я подмечаю, что он ниже меня на полголовы. В любой другой ситуации я бы с этого посмеялась, но сейчас все, чего мне хочется - взвыть и провалиться под землю.

— С чего вдруг такая откровенность?

— Тебе же интересно, — он сдавливает руку сильнее и я прикусываю губу, стараясь выдернуть законно принадлежащую мне конечность, — и ты слишком меня боишься, чтобы кому-то рассказать. Предлагаю заключить, так скажем, сделку. Если мне нужна будет информация о Путешественнице, ты будешь выдавать мне ее. Или я подвешу тебя на главной площади, оторвав пару пальцев. Как тебе такой расклад? Я, знаешь ли, зол на тебя за твои чудные слова.

Я чувствую, как щиплет в носу и в горле появляется предательский ком. Я давно не плакала и сомневаюсь, что мои слезы как-то скажутся на его отношении ко мне и всей этой ситуации. Поэтому все, что мне остается - кивнуть и опустить голову.

— Умница, — он проводит большим пальцем по запястью, очерчивая край едва видной из под рубашки татуировки и отпускает мою руку. Меня передергивает от его действий и я стараюсь удержаться на трясущихся ногах, опираясь на перила позади. Тело позабыло, что такое равновесие.

Он уходит в соседнюю дверь и я сглатываю, осознавая, что эту ночь мне придется провести отделенной всего лишь стеной от этого психа.

На ватных ногах я заваливаюсь в своей номер и падаю на кровать, утыкаясь в пыльную подушку, стараясь подавить приступ подступающей истерики.

А кожа у него, к слову, мягкая, холодная слишком, ледяная скорее, но мягкая, наверное, почти человеческая.