14. (1/2)
— Антон! — последнее, что слышит мальчишка, перед тем, как потерять сознание. Арсений ловит подростка, который намеревался поцеловать пол и прижимает его к себе. Попов пытается взять парня на руки так, словно Шастун – принцесска. И, честно говоря, у него это получается.
Он несёт мальчишку до самой квартиры, заходит в его комнату и кладёт лёгкое тело на заправленную кровать. А пока младший был в отключке, достал из его куртки телефон, который начал вибрировать.
— Алло, Тох? — слышится достаточно веселый голос Лёвы.
— Ну почти, — Попов сдержанно усмехается и слышит как парень по ту сторону трубки чуть ли не подавился от шока.
— Арсений Сергеевич, Вы решили поиграть в плохого отца и отобрали у Антона телефон? — тон Бортника стал немного спокойнее, но всё же не терял своего веселья. А мужчина поднимается с кровати и идёт уже к себе, прикрывая дверь, ведущую в комнату ученика.
— Ах, если бы. Но нет, — Арсений неопреденно пожал плечами и неловко улыбнулся. — А сейчас, дорогая моя Ларисочка Гузеева, ты расскажешь, что мне делать с твоим лучшим другом.
— Во-первых, почему это я — Гузеева? — возмущается младший, и тихо фыркает. — А во-вторых… Чё с ним?
— Ну как сказать… что и каждую зиму, — задумчиво тянет тренер, поглядывая на дверь. А потом делает голос ещё тише. — Он упал в обморок от одного только упоминания о его матери. Что мне делать?
— О-о… Это плохо. Очень плохо.
— Да ладно! — кричит мужчина, а потом снова переходит на шёпот. — Капитан очевидность, — шипит он, сильнее прижимая к уху телефон. — Что делать, скажи уже?
— Ну… я думаю, что стоит быть с ним как можно ближе. И, желательно, помягче, — мальчишка вздыхает, и тоже говорит чуть тише. — А то ещё начнёт загоняться и всё тогда. Пипец-капец.
— И всё? А более точных инструкций нет? — более раздосадованно спрашивает мужчина, опуская плечи вниз.
— Дайте свой номер. Пришлю Вам смс-кой всё, что надо знать, — увереннее говорит Лёва и, судя по скрипу кровати, встаёт. — Там много пунктов. Боюсь, не сможете запомнить. Но! Его обязательно нужно заставлять есть. Да, насильно. Да, с ложечки. Но надо. Иначе он откинется, я Вам отвечаю.
— Спасибо большое, — мужчина улыбается, сильнее сжимая телефон в руках. — Я даже не зна…
— Арсений Сергеевич, ну Вы прям как моя бабушка, которой нормальный телефон подарили! Успокойтесь, а. Я сугубо ради Антошки Вам помогаю.
— Умеешь же испортить настрой, ну… — наигранно обижается Попов, но улыбку на губах оставляет. — Но всё равно спасибо.
— Да не за что, пока что, — хмыкает Лёва и, сославшись на невероятную занятость в данный момент, прощается с мужчиной и сбрасывает звонок.
***</p>
Антон открыл глаза и сразу же об этом пожалел. Голову пробила тупая, давящая боль, что разлилась по всему лицу и затылку, но особенно чувствовалась в области лба и глаз.
Мальчишка шипит, стараясь хотя бы частично принять горизонтальное положение, ибо лежать было крайне не удобно. И первое, что он видит — Арсений Сергеевич, который стоял у окна, уперевшись руками о подоконник.
Мужчина, услышав признаки чужого движения, обернулся на подростка, разглядывая его достаточно помятое агрегатное состояние. Попов подошёл к уже сидящему на кровати парню и протянул стакан воды, который был взят с тумбочки.
— Как ты? — тихо спрашивает старший, сидя на корточках перед фигуристом. — Ты около получаса назад в обморок грохнулся. Хочешь чего-нибудь?
— Прикольно… — тянет Шастун, делая достаточно тяжёлый вздох. — Надолго?
— Ну… где-то минут двадцать пять — тридцать ты был в отключке. Голова болит? — он продолжает задавать вопросы, имеющие исключительно заботливый характер.
— Всё нормально, — отмахивается мальчишка, натягивая неуверенную улыбку на губы. — Но я бы не отказался от парацетамола.
— Секунду, — просит мужчина и, поднявшись с кровати, быстрым шагом идёт на кухню, чтобы найти там нужные сейчас таблетки.
А Шастун остаётся один. В голове куча мыслей, и все они пролетают с огромной скоростью. Причём, по смыслу они расходились между: «Я упал в обморок перед тренером. Я идиот» и заканчивая: «Он сидел всё это время тут. Он убежал за таблетками… Ему не всё равно?..»
Но мозг отказывается рассматривать одну идею дольше, чем она звучит в больной черепушке, из-за чего голова начинает сильнее болеть, и парень держит её руками.
Как будто напился в хламину.
— Держи, — он протягивает заветную таблетку, что вот-вот должна облегчить страдания спортсмена и кидает её в рот, запивая большим количеством воды. — Потерпи пару минут. Скоро станет легче, — на губах Попова лёгкая улыбка, которая показывает всё его дружелюбие, что скрывалось последние пару лет за очень холодной маской безразличия.
— Мне уже лучше, спасибо, — кивает мальчишка, удерживая в тонких пальцах стакан воды.
— Всё в порядке? — в очередной раз спрашивает Арсений и забирает стакан из рук подростка. — Антош, тебе стоило бы мне доверять. Как никак, мы вдвоём идём этот путь к твоей главной победе. Понимаешь? — теперь он берет прохладные ладони в свои, поглаживая косточку рядом с большим пальцем на руке Антона, своим. — Я тебя не предам, правда. И я, и Лёва, и дедушка. Мы будем рядом с тобой до тех пор, пока ты сам не захочешь, чтобы мы ушли.
— Арсений Сергеевич, если Вы сейчас мне таким образом признались в любви, то у Вас это получилось даже лучше, чем у Павла Алексеевича, — усмехается подросток, сильнее сжимая своими пальцами чужие. — Но… Вы же сами знаете. И были правы тогда, в курилке. Это всё связано с матерью. Точнее, с тем, что я о ней помню…
— Ты хочешь поговорить об этом? — голубые глаза проникают своим светом в самую глубину детской, разбитой души, которую парень умудрился заморозить, чтобы вновь не чувствовать, как сердце разбивается на миллионы болезненных осколков.
— Пожалуй… да, — он несколько раз утвердительно кивает, прежде чем ответить. — А Вы правда хотите слышать? Или только из-за того, что Вам судьбой назначено?
— Мне судьба назначила тебя до золота довести. А разговаривать с тобой она меня не обязала, — улыбка, что всё это время оставалась на губах старшего, стала чуть шире, показывая, что Попов относится к своим словам с неким юмором. — Так что, моё предложение сугубо добровольное, Антош.
— Ну… в таком случае — слушайте, — он двигается на кровати, приглашая мужчину сесть рядом, и Арсений забирается на мягкий матрас, укладывая свою руку поперёк поясницы мальчишки. — Хотя, Вы и так знаете почти всё, что надо.
— Историю — да. А твоих чувств я не знаю, хоть и начинаю уже догадываться о них, — он прижимает подростка ближе к себе, наблюдая за его эмоциями, которые парень очень умело сдерживал. — Что чувствуешь, Антош?
— Честно? — Шастун положил свою голову на чужое плечо, глядя в какую-то точку на стене. Попов кивнул. — Мне обидно. Очень обидно за то, что она лишила меня детства. Знаете, все вот говорят, что хотели бы вернуться в то время, когда им было от шести до девяти лет. Что тогда всё было так хорошо и легко, — он на пару секунд замолчал, делая лирическую паузу. — Единственное, за что я ей благодарен, так это за то, что она просто исчезла из моей жизни, а не заставила меня жить с её будущим мужем. Этого бы я не перенёс уж точно. Но всё равно обидно, что после всех конкурсов и показательных ко всем, блин, детям подходили их мамочки, говорили, что они самые лучшие, несмотря на результат. А ко мне только Вы и Лёва. Иногда и его мама.
— Ты самый лучший фигурист, Антош. И даже твоя мать это знает, если у неё, конечно, есть глаза и уши, — мужчина мягко поглаживает парня, проводя рукой от локтя и ведёт до самого плеча и прижимает стройное тело ближе к себе. — И, если честно, то я горжусь тобой сильнее, чем любая мать своим ребёнком.
— Вау… Это реально открытие, — усмехнулся подросток, поднимая взгляд вверх. — Или Вы просто меня утешить решили?
— Я не очень умею утешать, ты же знаешь, — Арсений кладёт свою голову на голову мальчишки, чувствуя, как чёлка спадает на лоб Шастуна. — И это правда. Ты умница.
— Тогда спасибо, Арсений Сергеевич, — тянет Антон, обвивая чужую талию своими тонкими руками.
— Да не за что, Господи.
— Я не Господь, но за повышение спасибо.
— Ты слишком часто благодаришь, — усмехается мужчина и треплет ладонью кудрявые волосы.
— Я знаю, — гордо отвечает парень, весело глядя на мужчину.
— Вот и отлично. А сейчас пора спать, — уже в своей привычной манере выразился Попов, немного отсраняясь от парня.
— Но сейчас же только одиннадцать… — канючит младший, падая на кровать, так и не раздевшись.
— Антошка, у нас лёгкие деньки наступят через добрых месяца два. Так что давай хотя бы режим соблюдать, —
Арсений треплет фигуриста по голове, ероша мягкие волосы. — И ладно я. Я-то переживу, а ты — вряд ли.
— Не честно, — вздыхает он и поднимается с тёплой постельки, чтобы переодеться.
— Я своё уже отработал. Мне можно, — тренер тихо смеётся, а из-за широкой улыбки у него появились небольшие морщинки в уголках глаз, что расположены ближе к виску.
— Ну да, ну да, — Антон закатывает глаза, перекидывая футболку и пижамные штаны через плечо, направляясь в сторону ванной. Что удивительно, Арсений пошёл следом. — Арсений Сергеевич, я в душ один пойду.
— Да ради Бога. Дай мне на кухню зайти, будь человеком, — он мотает головой, делая лицо, мол, нормальный ты человек, Антош, или нет.
— Ночной жор напал? — Шастун уже в открытую стебет своего преподавателя, прекрасно осознавая, что расплачиваться будет не скоро.
— Ага. Скорее, жажда, — вполне серьёзно отвечает мужчина и покидает пределы коридора. — Иди уже мыться.
— Да иду я, иду.
***</p>
К утру Антон уже полностью отошёл от ежегодного приступа, что накрыл его вечером прошедшего дня. А сейчас просто наблюдает за тем, как Арсений искренне старается порезать несчастные помидоры нереально тупым ножом.
И, если сначала парень старался скрыть вечно ползущую на губы улыбку, то в тот момент, когда помидор плюнул в Попова своим ярко-красным соком и семечками прямо на белую футболку, Шастун уже не смог скрыть свою глупую улыбку, заливаясь смехом.
— Что? — мужчина смотрит на своего ученика слишком уж гневно, удерживая пятно подальше от себя. — Ничего смешного.
— Арсений Сергеевич, взяли бы другой нож. Ну в самом деле, — он старается отойти теперь от приступа смеха, который никак не хочет превращаться. — Боже, лучшая нарезка овощей за всю мою жизнь.
— Какие мы умные, — Попов выгнул одну бровь дугой, глядя на подростка, как на дурочка. — Сам тогда готовь.
— Окей, — спокойно согласился мальчишка и уселся на место старшего. — Идите лучше футболку постирайте.
— Ну ладно, — обескуражннно тянет мужчина и покидает просторы ненавистной кухни.
— Вот что за человек, — вздыхает парень, стараясь найти менее тупой нож, чтобы нарезать несчастный овощ.
Он снова садится на стул, делая достаточно узкие разрезы вдоль томата, а потом берет половину помидора, нарезая его сначала брусочками, а потом и кубиками. Причём, достаточно ровными.
Фигурист скидывает кусочки помидора в салатницу, пару секунд любуясь своим творением. Собственно, такая же учесть постигла и оставшиеся помидоры и огурцы.
— Да ты прям хозяюшка, — усмехается старший, глядя на миску готового салата. — Не знал, что ты готовить умеешь.
— А вот. Марафон открытий объявляется открытым, — улыбается Шастун и открывает кран, дабы сполоснуть ножик. — Я, допустим, не знал, что Вы мной гордитесь. Вы не знали, что я готовлю как крутой повар. Что ещё мы узнаем друг о друге?
— Даже не знаю, — он говорит слишком уж задумчиво для обычного себя. Но Антон пропускает этот мимо своих ушей и, тем более, мозга и убирает нож туда, откуда его берут все нормальные люди. — Ладно. Давай есть.
— Не-не, я не хочу, — парень снова завёл свою старую песенку, в попытках покинуть кухню. Но ловкая рука Арсения обхватывает запястье подростка, предотвращая попытки к бегству.
— Лёва говорил тебя с ложечки кормить, если ты сопротивляться будешь. Так что выбирай: поесть самому и не ныть, либо быть накормленным мной, — спокойно предлагает мужчина вынимая из ящика ещё одну тарелку. — Заметь: ты полностью свободен в своём выборе.
— Афигеть как свободен, ага, — вздыхает мальчишка, всё ещё не веря в слова тренера. — Вы же блефуете?
— А ты проверить хочешь? — мужчина приподнимает брови вверх, показывая, что говорит серьёзно.
— Арсений Сергеевич, ну можно я пойду, а? Не хочу я есть, — ноет спортсмен, стараясь выбраться из чужой хватки.
— Нет, нельзя, — спокойно отвечает мужчина, и, усевшись на стул, резко тянет руку подростка на себя, заставляя последнего буквально упасть на колени собственного тренера. — Я ж не шутил.