Новая жизнь (2/2)
После чего подошёл ко мне сзади, и столь же резко, как и в первый раз, вогнал мне член во всю длину. Я закричал от боли, просто завопил. Проклятье! Может я и извращенец, может есть у меня в натуре какой-то мазохизм, но это было далеко за любыми пределами. Меня будто на части разрывало! Это было мучительно. Это было долго. И главное, боль ни капельки не ослабевала.
И потом — тоже было не сахар. У меня ещё неделю задница болела, и одной болью последствия не ограничились. Впрочем, о решении своём я не пожалел даже тогда. Ибо сначала я не понял, что именно происходит. А потом... Потом мне это слишком понравилось, чтобы возмущаться.
Дело в том, что я и Даша были ни разу не в одинаковом положении. Она, пусть и была рабыней, но при этом скорее в статусе жены. Лёня целовал её, часто сажал себе на коленки, исполнял редкие просьбы. Я же был в статусе служанки, в лучшем случае. И статус этот со временем только понижался.
Когда мы были в пыточной, с ней он был более-менее нежен. Ласкал, поддразнивал, пытался сделать приятно. Со мной же он был груб, будто я вообще не живой, будто какой-то предмет для его удовлетворения. И мне это просто чудовищно нравилось!
Он лишил меня многих прав, и я от этого просто тащился. Он решал за меня всё на свете. Использовал для своих капризов. Ему хотелось, чтобы я выглядел как можно женственнее, чтобы изгнал из себя всё мужское. И я старался... Но Лёне этого было мало. Он буквально владел моим телом, и мог делать с ним всё что захочет. Вносить любые изменения. И он этим пользовался.
Спустя два года я изменился до неузнаваемости. Нет, серьёзно, меня никто из знакомых бы не признал. Совсем другое сложение — результат приёма гормональных препаратов и пластических операций. Немножко подправленное лицо, грудь третьего размера, силиконовая. И главное... У меня больше не было яиц. По воле моего господина, я согласился на их удаление. Якобы из-за какого-то страшного заболевания.
Лучше отношение ко мне не стало. Для Лёни я так и остался где-то между служанкой и мебелью. Он даже особо не опускался до того, чтобы унижать или мучить меня вне Пыточной. Кто станет мучить табуретку или диван? Ему хватало послушания и благоговения. Но так оно и было, притом с самого начала моего добровольного рабства.
А вот отношение сестры ко мне изменилось очень сильно. Поначалу она сочувствовала, и вообще вела себя, будто ничего не происходит. Мы мило болтали, делали всё вместе. Но постепенно отношение Леонида стало передаваться и ей. Я уже не был любимым братом. Просто очередной рабыней её господина. Низшей по статусу. Она больше не просила, она приказывала. А потом и вовсе стала жестокой. И если Леонид сам меня не мучил, то Даша с лихвой делала это за него. От наших прежних доверительных отношений не осталось и следа. Презрение и ненависть чувствовались в ней. Всё чаще она меня била, а порой и вовсе почти пытала. Правда не в Пыточной, это было местом нашего господина. Нет, она придумывала свои способы...
Я не мог уйти. Не хотел уйти. Чёрт, да я просто уже не мог представить себе иной жизни, хотя и понимал, что дальше будет только хуже. И хуже действительно стало. Ибо настал момент, когда я Леониду наскучил.
И мне дали выбирать свою дальнейшую судьбу. Впервые за долгие месяцы. Но право, этот выбор был ещё тот. И варианта просто уйти мне не предоставили, нет. Леонид сказал мне, что может отдать меня другому хозяину. Или же я могу остаться... на особых условиях. И жизнь моя тогда изменится неимоверно. Как обычная рабыня я ему уже не нужна. Но есть много фантазий, которые он раньше не решался испробовать. Но если я соглашусь, то выбора у меня уже не будет. Или всё-таки отдать меня другому?
Я разрыдался. Я на коленях умолял не делать этого, соглашался на всё. Вообще на всё! Леонид удовлетворённо кивнул. Он расплылся в такой улыбке, что мне стало не по себе. Но я всё равно не хотел, чтобы меня отдали! Он был для меня всем! Он и Даша!
В тот же день я был выселен из своей комнаты и переехал жить в Пыточную. В ту самую клетку. Правда, господин мне сказал, что надолго я там не задержусь. Так, на пару месяцев, пока мне новое место не подготовят. Фактически, он уже тогда низвёл меня до статуса эдакого домашнего животного. Но и это был далеко не предел. О нет, это было бы слишком хорошо, слишком милосердно. И место которое он для меня готовил... Я даже и представать себе такого не мог.
Через названные пару месяцев я оказался в особом ящике. Довольно хитрая конструкция, из которой мне было уже не выбраться. То, что он со мной сделал — это за гранью жестокости. За гранью понятий о здравом смысле... И я порой пытаюсь думать: неужели кто-то согласился это делать для него? Сам бы он вряд ли это сумел провернуть.
Мне окончательно удалили волосы на голове, но это сущие мелочи. Ведь ещё мне удалили глаза, под корень обрезали руки и ноги, и поместили в тот самый ящик. Который представляет собой весьма своеобразный, но всё-таки по цели своей самый обычный туалет. И я — его часть, в нём всё продуманно до мелочей. Крышка открывается, и я узнаю об этом только по слуху. Леонид делает свои дела. И Даша тоже часто их делает. А мне должно всё это выпивать и съедать. Для этого я предназначен...
В моём агрегате всё продумано до мелочей. Ко мне поступает воздух. Есть что-то вроде смыва, который убирает остатки того, что я упускаю. Сильный поток воды омывает моё тело. Её же я и пью. А ещё мне иногда дают поесть нормальной еды — тоже бросают её внутрь. Объедки, но без них мне просто не выжить. Впрочем, я и так понимаю что обречён, и вряд ли протяну очень долго. Я уже не человек, я воистину вещь. Но порой со мной разговаривают. Даша приходит посмеяться надо мной. Она тащится от моего положения, от моих страданий. Я мог бы её предупредить... Леонид сказал мне: когда я умру, он посадит сестру на моё место. У него давно уже поехала крыша. Но я ничего не скажу Даше. Я живу ради своего хозяина, и если он чего-то решил, то так тому и быть. А мне остаётся лишь дожидаться смерти...