Жемчуг (1/2)
Предаться милому семейному разврату не удалось. Слуга сразу сообщил, что вечером в честь гостей будет пир, а потом повел в глубину дворца. Лекс оглядывался и сравнивал. С дворцом Шарпа их объединяли только габариты помещений и высота потолков. У Шарпа был белый гладкий мрамор, струящиеся драпировки, скульптуры и цветы в вазах. А здесь были песочно-желтые и красные стены, если не в резьбе, то в мозаике из цветных камней. Вместо светлых штор вышитые гобелены, вместо статуй замысловатые светильники с различными висюльками и сквозными дырочками. Цветов не было, но в воздухе все равно слышались запахи благовоний, сладких и тяжелых.
Сканд с каждым шагом был все смурнее и задумчивее, а перед дверью в комнату вообще остановился, как вкопанный.
- Не думал, что когда-нибудь еще переступлю порог этой комнаты, - сказал здоровяк и с интересом присмотрелся к двери, - помню, выбил ее плечом, аж щепки в разные стороны полетели!
- Оу, - восхитился Лекс, - мой многомудрый братик поселил нас в моих старых комнатах? Сказать, чтобы нам нашли другие апартаменты?
- Не стоит, - муж отмахнулся от воспоминаний, как от мух, - я не боюсь теней прошлого. Главное, чтобы тебя это не смущало.
- Я все равно не помню, что здесь было раньше, - Лекс подошел, положил руку на грудь Сканду и с интересом заглянул в глаза, - ты же понимаешь, о чем я говорю?
- Да, - Сканд будто очнулся и робко улыбнулся, - ты не прежний гадкий Качшени, ты мой Лекс, подарок богов для «дырявого сапога».
- Что ты, что Ламиль, - Лекс закатил прекрасные глаза и цыкнул зубом, - он тоже раз за разом нарывался на наказание, чтобы проверить, насколько хватит запасов моего терпения и любви. Так вот, хочу тебя предупредить, у меня бесконечный запас терпения для тех, кого люблю. Можешь не пытаться меня провоцировать, я не сорвусь и не буду кричать, доказывая то, что ты и так уже знаешь.
- И что же? - глаза Сканда заискрились лукавством, он подошел ближе и обнял Лекса за талию, - скажи тихо, я услышу.
- Ты самый грубый, жесткий, неотесанный, дерзкий, наглый, толстокожий, бесцеремонный, невыносимый, бесстыжий, нахрапистый, сиволапый ящер! Но я тебя люблю. И мне все равно, что говорят за нашими спинами, я тебе доверяю бесконечно и без оговорок. Ты – мой единственный родной человек в этом мире, и я всегда прикрою твою спину, потому что верю, что ты меня не предашь.
- Если я такой плохой, - Сканд нахмурился и надул губы, ну точно как Ламиль, - так за что ты меня тогда любишь?
- Я тебя люблю не за что-то, а просто так, - Лекс улыбнулся и прижался к мужу крепче, - ты моя половина. Ты – часть меня, а себя я люблю без раздумий. Просто люблю – и все. И не спорь со мной!
- Ладно, не буду, - рассмеялся Сканд и поцеловал вредину в лоб.
Тут слуги, кряхтя, затащили в комнату сундук. И все. Лекс прислушался, но в коридоре было тихо.
- Так, я не понял, а где еще два? И куда Ламиля поселят? А монахи где? - из-за двери показался человек в низком капюшоне и показал два пальца, - ладно, двое здесь, а где остальные?
Монах жестом показал куда-то за спину. Сканд с сожалением разомкнул объятия и поправил ремень с портупеей. Сразу послышался тихий шелест шагов и перед дверью замер слуга в обнимку с бутылью масла.
- О! - обрадовался муж, - нужная вещь, и, главное, с размером не промахнулись! Пойду разберусь, что и где. Пришлю слуг, чтобы помогли тебе переодеться к пиру.
- Угу, - согласился в спину Сканду рыжик и задумался. Вся одежда и украшения были именно в том сундуке, который выпотрошил Ламиль. И что делать сейчас? Объявить всем, что у него нет одежды на смену? И тогда все зададут себе вопрос, а что же у него в трех оставшихся, если не наряды? И зачем смущать чужой мозг ненужными мыслями, они ведь нечаянно и до правды могут додуматься, и тогда сундуки точно умыкнут. А вот расставаться со своим сокровищем Лекс не собирался. Значит, надо как-то вывернуться. Он заметил замершего у двери слугу и поманил его ближе.
- Передай Чаречаши, что я хочу наряды местного фасона, пусть пришлет мне несколько на выбор. И не забудет передать мои украшения. И пусть не думает упираться! Я точно знаю, что Сканд их оставил здесь. Так что хочу видеть свою шкатулку здесь и сейчас.
Лекс прикинул, что если Качшени был младшим, примерно, как Ламиль, а у того уже есть внушительный ларец с украшениями, то у Качшени, который по словам свидетелей обожал драгоценности, шкатулка должна быть не меньше, чем у Ламиля. А это значит, что сегодня на пиру он лицом в грязь не ударит, и это будет даже пикантно. Чани поселил его в старой комнате, а он наденет старые украшения и по возможности оденется, как одевался его младший брат. Так что братцу прилетит бумерангом желание укусить. Пусть сам вспомнит, что потерял. Ведь Лину как-то спрятали, а его тушку защищали только старая кормилица с дочкой.
Слуга понятливо оставил бутыль у двери и молча бросился куда-то вглубь коридора. Лекс осмотрелся. Комната была большой и, естественно, застелена коврами. Ну да. Откуда-то ведь Сканд утащил свой боевой трофей, который уже не один год валяется на полу кухни во время штормов. Низенький столик, светильники по углам, подушки, разложенные вдоль стен и кругом вокруг столика. Широкое окно за тяжелыми гобеленовыми шторами. За окном замысловато выстриженные кусты. Высокие резные колонны, между которыми, к удивлению Лекса, натянуты большие полотнища вроде парусов, но только с орнаментом из цветов. Это у них что? Для тени что ли? А хотя, если представить, что у них здесь, считай, пустыня, то откуда взяться тени? Только что навесы делать для прохлады. Тогда молодцы, вывернулись…
Лекс подошел к окну и уже примерился к высоте подоконника, чтобы спрыгнуть на улицу и посмотреть на кусты вблизи. Похоже, они там в больших горшках, потому что вокруг каждого растения подозрительно одинаковые бордюры по периметру, как будто горшки притопили в землю. Но окно достаточно высоко над землей, и если спрыгнуть легко, то вот забраться обратно не факт, что получится. По крайней мере без того, чтобы снизу подсадили. Но это сейчас и не важно, он здесь как бы любимый родственник и сейчас важнее с нарядами разобраться.
С правой стороны находится еще одна дверь. Там, оказывается, еще одна такая же большая комната. А в ней громадная кровать, и опять светильники, от которых несет приторно-сладкими благовониями, подушки, и на кровати, и кучками просто по полу. Сундуки… в которых обнаруживаются явно куски ткани. Стоило достать один, как стало понятно, что один угол богато расшит стеклярусом и какими-то блестками. А сама ткань подозрительно тонкая, совсем как тот наряд, что как-то достался от Киреля и был благополучно разорван в куски ревнивым чудовищем.
Ага! Так, похоже, гардероб прежнего тела так и лежит в этих сундуках! Лекс с интересом открыл следующие два. Там тоже куски ткани, а еще маленькие топики. Точно! Помнится, когда он очнулся, на нем был именно такой топик. В голову сразу пришли картинки, как он мочил его из фляги и пытался накрыть голову. Все ткани и топики были белые или очень светлых оттенков. Кажется, на момент пленения на нем были какие-то голубенькие шароварчики. Он тогда так и не разобрался, как найти ширинку, и тихо разорвал между складок, чтобы помочиться, а когда оказался во дворце Шарпа, то с него попросту срезали те лохмотья, что остались к концу пути.
Лекс достал ближайший отрез, и разобравшись, что к чему, приложил к бедру, чтобы определиться с длиной, а вернее, с шириной отреза. Сразу выяснилось, что ноги у Качшени были явно короче, и это правильно, ведь он основательно вырос после третьей линьки. И если те шароварчики были прежнему телу до щиколотки, то теперь едва достигали середины икры. За этими примерками его застукал монах, который вежливо похмыкал, привлекая к себе внимание, а потом показал за свою спину. Там толпились миловидные юноши, одетые как слуги, и испуганно таращились карими как зерна кофе глазами.
А вот у него, например, голубые глаза… И у Чачи голубые, кстати, и у Лейшана тоже. Он как-то раньше считал, что у всех рыжих здесь голубые глаза. Хотя, если вспомнить кузнеца Броззи, то у него глаза и не поймешь сразу какого цвета. Не голубые, но и не карие, это точно. Ну, неважно…
- Прежние наряды мне явно малы, - заявил капитан Очевидность и бросил отрез в сундук, а потом достал из соседнего топик и, развернув, приложил к широкой груди, - и это тоже…
Слуги сразу заприседали, залепетали и, благоговейно пришепетывая, стали объяснять, что они все понимают и принесли новые наряды и шкатулку с драгоценностями. Лекс вышел в гостиную и увидел два сундука. В одном лежали отрезы ткани, а вот второй оказался той самой «шкатулкой». Хе-хе! Оказывается, Ламилю далеко еще до Качшени! Хотя тот был старше к тому моменту, как с ним все случилось. У Ламиля еще и первой линьки не было, а у Качшени было уже две. Так что, если судить по скорости выбивания драгоценностей от родни, то шкатулка Ламиля ко второй линьке как раз сравнится с этим сундуком.
- Разложите новые наряды на кровати, хочу видеть, что мне прислал брат, - Лекс показал на широкое ложе, - а с драгоценностями разберемся позже. И еще, я хотел бы помыться с дороги.
- Помыться! - испугались слуги. И ровно как мыши стали шнырять по комнате от ужаса.
- Мы поможем любимому сыну Саламандры привести свое тело в порядок перед пиром, - набрался смелости и заявил один из парней.
- Ладно, как тебя зовут?
- Как вам будет угодно, - потупился парень и, кажется, покраснел.
- Э-э, - Лекс растерялся. Иди знай, какие здесь заморочки, может, свое имя нельзя называть, - какое имя мне назвать, чтобы слуги поняли, что я зову именно тебя.
- Рики, - паренек стек на колени и уткнулся носом в ковер, - о, Сиятельное и надменное солнце, встающее над пустыней и дарящее благодать всем мелким и недостойным людишкам.
Все слуги как подкошенные упали на ковер и уткнулись носом, ожидая распоряжений, а Лекс опять завис, соображая с натугой. Это они его что, сейчас по имени назвали и сами испугались своей дерзости, что сейчас свернулись в клубочки в ожидании, что их отругают или отпинают? Мда-уж, как все запущено-то…
- Теперь меня зовут Лекс, - Лекс остановился над Рики и постучал сандалией в раздумьях. Кстати, вся обувка тоже была в приснопамятном сундуке. - Так, быстро все встали и помогли мне разобраться со всем! Скоро пир, а я грязный с дороги!
Рики сразу поднялся и, похлопав в ладоши, стал командовать. Людей добавилось. Кто-то притащил еще бутыльки с маслом, кто-то куски ткани и какие-то мешочки. В спальню затащили несколько деревянных столиков, которые сложились в подобие стола для массажа. Потом добавилось еще два по бокам и это стало выглядеть буквой Т. По всей видимости, для рук, и только приставное изголовье имело выемку с непонятным языком. Белый монах невозмутимо наблюдал за всем, время от времени останавливал слуг и засовывал везде свой нос, проверяя, насколько все безопасно.
Лекс разделся и вдруг впервые заметил, что у него очень специфический загар – голова, руки по локоть, ноги в районе лодыжек и ступни. Помнится, отец такой загар называл рабоче-крестьянским. Сканд, к примеру, был загорелым везде, только ягодицы более светлые, а Кирель был беленький везде. Рики, скорее всего, был старшим из присланных слуг, потому что он попросил Лекса лечь, чтобы они смогли «за ним поухаживать».