Часть 48. Живой дом (1/2)
Ранним утром дверь в «комнату для провинившихся» громко скрипнула, оповещая о конце дикого кошмара, через который прошёл Токонацу. Ему казалось, что не будет конца образам, которые кидались ему в глаза. Реки крови, безумные улыбки незнакомцев, крики.
Он шёл за той девушкой с чёрными волосами. Он смотрел на её спину, на то, как ветер треплет её распущенные, влажные от мелкого дождя волосы. Он восхищался ими, такими длинными, прямыми. Отчего же обладательница таких волос, так небрежно к ним относилась? Они ведь замёрзнут на моросящем дожде…
Ужасные мысли, ужасные видения. Словно побывать в своём самом страшном кошмаре и не иметь возможности отличить его от реальности.
Он сидел в луже чужой крови, а руки такие маленькие-маленькие. Он смотрел на чей-то искалеченный труп, на перевёрнутую банку, в которую сливалась кровь несчастного человека. Кто-то знакомый и до боли родной поднимает его с изгвазданного пола. Журит, ругается, но ласковые руки не причиняют вреда. И он смеётся удушливо, словно сумасшедший человек.
Резко родные руки превращаются в кричащего на него старика, скидывающего его в подвал. И он кубарем катится по лестнице вниз. Дверь, излучающая свет в этом тёмном и пугающем царстве, закрывается и ему остаётся только сидеть в самом низу со слезами на глазах. Ведь он знает, что никто не откроет её вновь. Он когда-нибудь сгниёт в этом месте. Точно сгниёт.
Контрастом оказывается большой-большой сад. За ним никто не ухаживает, но так даже интересней. Он чувствует себя так уверенно в «своих» владениях. За ним пытается бежать младший брат. Это раздражает, и Токо толкает ни в чём неповинного, слабого ребёнка на землю. Кричит на него, чувствуя себя на пике счастья, ведь он сильней, он может пнуть и не получить сдачи. Садистское удовлетворение приходит вместе с дрожью в теле невинного мальчишки на земле. У входа в дом стоит женщина. Она смотрит на происходящее с напуганными, загнанными глазами, вцепившись в деревянные перила крыльца. Усмешка расползается по лицу ещё неокрепшего тирана.
Образы сменяются подвалом. Тёмным и холодным. Никакое одеяло не спасает. И никакой надежды на спасение нет. Отчаяние, в котором утопаешь раз за разом. Кто-то спускается по лестнице, ставя на пол кого-то маленького и чудного. Глаза карие большие-большие, а пряди синие, прямо как у мужчины, который его принёс.
Руки тянутся к маленькому детскому горлышку, но что-то останавливает эти женские руки. Не этого она хочет. Этого хочет тот, кто принёс мальчика.
Цепь ледяная, перехватывает горло, перекрывая кислород, а в глазах постепенно темнеет. Перед самой темнотой у мальчика синеют большие-большие глаза. Очень красиво. И очень пугающе.
Токонацу кричал. Кричал минут двадцать, не меньше. Сорванным голосом, с рыданиями и мольбой остановить всё это. Он бы полжизни отдал, лишь бы больше не видеть, больше не чувствовать. Этот дом, этот наркотик, они сводили его с ума.
А когда его горло совсем осипло, и он закашлялся с жалостными хрипами, даже возможность выразить боль и ужас таким простым способом стала неосуществима. И он мог только наблюдать за происходящим. Потому что даже закрыв глаза, он видел эти образы. Он слышал, как дом скрипит, как что-то шуршит в его стенах, словно кто-то живой пытается двинуться, находясь буквально замурованным в стене, в полу, в потолке. Вся комната оживала воспоминаниями мертвецов и прошлых жителей. Они тянули свои руки к Токо. Воздуха стало резко не хватать. Он не мог снова вздохнуть, не мог почувствовать спасительного кислорода.
— …ко! Токонацу! — до боли знакомый голос заставляет открыть глаза. В комнате свет. Он не сгниёт. Не сгниёт!
Кто-то прижимает его к себе, гладит по голове и волосам. А после просит сделать вдох. Всего один вдох. И Токо в очередной панической попытке таки глотает кислород, сразу же закашливаясь от боли в лёгких.
— Всё хорошо… ты умница. Очень большая умница, — руки переходят на спину. Поглаживают, успокаивают, словно маленького ребёнка. — А теперь повторяй за мной. Глубокий вздох и медленный выдох…
Токонацу чувствует всем телом, как держащий его человек подаёт ему пример. Его грудь вздымается от воздуха, набранного в лёгкие, и очень-очень медленно опускается. Это успокаивает, хотя он даже не начал повторять. Токо прижимается к родному плечу, чувствуя с детства знакомый запах. Свежий, но с гнильцой. Как осенью после дождя. Листья гниют особенно. Они не вызывают отвращения. Когда-то Вальт сказал ему: «Осень отвратительна. Природа мрёт. Листья гниют под ногами. Разве ты не чувствуешь этого запаха? Особенно после дождя». С тех пор Токо не может выкинуть из головы такой странной ассоциации. Почему-то его брат пах точно так же, как осень. Но только теперь младший начинает понимать почему.
В душе он всегда знал, что с Вальтом что-то не так. Токо не видел мгновений его слабостей. Старший брат всегда казался невозмутимым. Даже когда о нём начали ходить отвратительные слухи. Вальт словно ничего и не слышал.
И он никогда не пытался огородить младших от внешнего мира, как это часто делают другие люди. Не говорил о прекрасном. Никаких романтических бредней о том, что когда-нибудь они станут счастливым, что законы начнут действовать, мир изменится, или они найдут себе тихое и милое местечко, где их никто не обидит. Порой Вальт и сам мог развеять его иллюзии насчёт счастливого финала. Ровно, как он испортил всю романтику осени. А ведь это было любимое время года Токонацу…
Старший брат не был из тех, на кого хотелось быть похожим. Не силач, далеко не гений, на защиту невинных не кидается, разборок ни с кем не устраивает. Он никогда не был крут. И Токо начал разочаровываться в нём. Разочаровываться в старшем брате, который никогда не смотрел дальше, чем на пару дней вперёд. По крайней мере, Токонацу всегда казалось, что не смотрит. Не думает. А если и думает, то не о нём и Нике уж точно.
Странное варьирование Вальта в обществе. Его ненавидели за дружбу с Ксандром и Шу. Ненавидели как другие знакомые Шакуэнджи и Куреная, так и левые люди. Но никто не стремился занять его место или убрать с пути. Говорили только за спиной, словно чего-то опасались. Хотя Вальт никогда не был ябедой, ни на кого не докладывал, даже если слышал или видел что-то. Но большинство шарахались от него.
Токо расспрашивал некоторых о том, что происходит. Однако объяснений так никто и не дал. У всех ответы разнились от: «Вдруг-таки скажет Ксандру» до «Не знаю, но другие сторонятся», порой доходило до смешного: «Я шёл в компании друзей. Твой брат вышел из класса. И я шёпотом шутканул о его заднице. В этот момент он посмотрел на меня! Посмотрел, когда я сказал о нём! Как он узнал?! Как?! До сих пор жутко от его глаз!». Токонацу не знал, что тот парень увидел в глазах Вальта, но… нечто подобное сам порой испытывал, находясь с братом наедине. Что-то жуткое и неприятное. Словно по телу скользили змеи или прямо под майкой копошились ядовитые насекомые. И, если ты пошевельнёшься, они ужалят тебя.