Часть 76. Опустошение. (Наш нефрит ощущает, что нет смысла дальше жить) (1/2)

Лань Ванцзи спускался с горы, ноги не шли, пару раз, наступив на камни, он чуть не споткнулся и не упал, настолько тяжело было уходить. Сердце как сумасшедшее кричало: «Не уходи! Останься! Это он! Он! Вернись! Не бойся, спроси! Ты 13 долгих лет до боли в глазах вглядывался в темноту, до боли в ушах вслушивался в тишину, до боли в сердце надеялся, неужели ты так просто отступишь? Лань Чжань, ты трус! Ты только телом вырос! А в душе ты тот же сопливый подросток! ”

Лань Ванцзи мысленно отвечал ему: «А если он не хочет меня видеть? Он ни за что не признается. Что толку тогда? А если это вовсе не он? Я не хочу больше обманываться! Не хочу! Глупое мое сердце, успокойся, зачем я опять пошел у тебя на поводу? Зачем? Чтобы снова испытать эту невозможную боль и пытку разочарованием! А так хотя бы у меня еще остается надежда. ”

Лань Ванцзи сходил с горы, но все-таки какая то часть его все же ждала, что Вэй Ин не выдержит и окликнет его, он готов был в любую минуту немедленно развернуться и кинуться наверх в гору, назад туда к нему. Но была тишина. Незнакомец по прежнему не издавал ни звука, судя по шороху листвы, он скрылся в чаще леса.

Лань Ванцзи не предоставлял для него абсолютно никакого интереса. Мало того, он хотел от него поскорее отделаться. И от этого становилось еще страшнее.

Он добрался до небольшого трактира тут же у подножия горы. За дальним столиком уже сидел глава Цзян и ждал, когда к нему подойдет слуга. Он с порога одарил второго нефрита злобным взглядом.

Лань Ванцзи, не глядя на него, тяжело опустился на низкую табуретку за свободным столиком, чувствуя себя глубоким стариком. Да и как он должен был себя чувствовать? Все эти 13 лет он жил только надеждой и она придавала ему сил жить дальше. Теперь он понимал, что каждый год вытягивал из него жизненной энергии лет на 10. Теперь он чувствовал, что жизнь закончена и пора умирать. А зачем теперь жить? Для чего и для кого? Для своего клана, в котором уже 4000 правил? Они и без него проживут.

Он так был погружен в свои тяжелые мысли, что не сразу услышал, как подошел слуга, спросил что господин будет заказывать. Только после третьего вопроса он поднял голову и посмотрел пустым взглядом, не сразу понимая где он и что слуге надо. Наконец, сообразив он заказал себе чаю.

Слуга смахнул несуществующие крошки со стола и принес фарфоровый чайник и чашку.

Цзян Вань Инь продолжал сверлить его полным ненависти взглядом, но Лань Ванцзи было совсем не до него, он сидел словно в оцепенении, уставившись невидящим взглядом в стол перед ним, перебирая в памяти все что только что произошло там на горе Дафань.

Вспоминал этого незнакомца, парень явно не был сумасшедшим, но по какой то причине скрывал свою сущность. Если это Вэй Ин, то причины вполне понятны, он остается для всего мира самым опасным преступником в истории человечества. И только Лань Ванцзи знает его настоящего, но он не хочет перед ним открываться, более того, он явно показал, что совсем не рад их встрече.

А может Лань Ванцзи и есть та самая причина, по которой Вэй Ин скрывает лицо под гримом и статусом сумасшедшего?

Лань Ванцзи думал до головной боли, почти до сердечного приступа, но так и не смог найти адекватного обьяснения столь странного поведения.

Он так и не налил себе чаю, сидел смотрел на пустую чашку и думал: «А я? Что сделал я сам? Как себя повел? Лань Чжань, ты что думал, что после 13 лет разлуки он тебе на шею кинется от радости? Да он уже, наверняка забыл тебя, а возможно и знать и вспоминать не хочет! А почему я сам молчал? А мне самому было трудно спросить напрямую? Лань Чжань, 13 лет прошло, ты уже не тот подросток, которого можно было смутить парой фраз, ты изменился, Вэй Ин тоже изменился, какая у него есть причина доверять мне? Наверняка он еще помнит мой постоянный нудеж и попытки вразумить его, которыми я его доставал несколько лет кряду, не думаю что он горит желанием послушать старую песню. Но ведь тогда в пещере я ему все хорошо обьяснил, сказал что беспокоюсь за него, потому что он дорог мне, дороже всех на свете, дороже всего в жизни, что он самое лучшее, что было у меня когда-то, что никто и ни при каких обстоятельствах не может заменить мне его. Возможно, что его состояние не позволило меня тогда нормально услышать и адекватно понять. А может, наоборот он хорошо понял и теперь сторонится меня, презирает, ему настолько я теперь противен, что он не желает больше иметь со мной дело. Ведь он же не совсем такой непомнящий. А сейчас? Мы же были одни, почему я не спросил? Почему опять молчал? Пусть он не хочет видеть меня, но по крайней мере поговорили бы. Пусть я теперь противен ему, лучше бы он сам мне это сказал, чем вот так сидеть теперь и строить догадки. Все выяснили бы. Чего метался? Лань Чжань! Твое молчание и вечные колебания уже довели до страшной катастрофы. И ты опять? Неужели так трудно спросить? Чего боялся? Ты какого ответа боишься? Положительного или отрицательного? Да какая уже разница! Лань Чжань, ты и так наломал достаточно дров! Как бы твое молчание не обернулось катастрофой как тогда! ”

Лань Ванцзи неслышно вздохнул, чувствуя как резкая боль пронзает сердце.

Вдруг молнией пронеслась в воспаленном мозгу тревожная мысль: «Он там один! Что я делаю здесь? Сижу лелею свою непонятную гордость и нерешительность? Страдаю и жалею себя? Строю из себя жертву? Испугался видите ли он? Чего испугался? Опять занимаюсь пустым делом, а он там возможно в опасности! Что я здесь делаю? Почему я бросил его? Почему я не рядом?»