Глава 11 (2/2)

— Возьми. Я добавила туда лекарство. Тебе станет легче.

— Спасибо, мэм, вы очень добры, — хрипло сказал Самсон, принимая бутылку из ее рук.

Он пил так жадно, что его кадык с шумом двигался верх и вниз. Когда бутылка опустела, Самсон вернул ее Элизабет.

— Спасибо.

— Хочешь есть? — спросила она, доставая из корзины сверток.

— Благодарю, мэм, не хочется, — ответил он и добавил: — А вы бы не могли оставить это для Люси?

— Конечно, оставлю, — кивнула Элизабет. — Но ты должен есть, чтобы набраться сил.

— Я поем, мисс Элизабет, обещаю.

— Хорошо. Я принесла мазь для твоей спины.

Элизабет достала из корзины оранжевую банку. И что теперь? Самсон не сможет сам намазать свою спину, а Люси вернется с поля только после заката. Может, Анна?.. Элизабет оглянулась на служанку, но та привалилась к косяку и выглядела такой бледной, словно собиралась вот-вот хлопнуться в обморок… Что ж. Придется сделать это самой.

Она стянула митенки с рук.

— Ты можешь встать? — спросила она Самсона. — Нужно очистить тебе раны.

— Да, мэм. — Он с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, встал посреди лачуги.

Элизабет принялась поливать водой носовой платок и осторожно промокать спину, смывая сукровицу и запекшуюся кровь. Самсон не шевелился, но всякий раз, когда влажная ткань касалась истерзанной плоти, было видно, как напрягаются его мышцы.

Промыв раны, Элизабет откупорила банку. Зачерпнув немного мази, она поднесла руку к ране, пересекающей спину выше лопаток. Ее пальцы дрожали, и когда она, как можно нежнее, прикоснулась к разорванной коже, Самсон выгнулся и со свистом втянул воздух ртом.

Она тут же отдернула руку.

— Больно?

— Пустяки, мэм… Немного щиплет.

— Наверное, так и должно быть. Тебя раньше не секли?

— Никогда, мэм.

«Мой муж — сволочь», — подумала Элизабет, но не стала высказывать это вслух. Как бы она ни презирала Джеймса, жена не должна на людях дурно отзываться о супруге.

— А кто был твоим прежним хозяином? — спросила она, набирая еще мази из банки.

— Мистер Чарльз Бэйли, — ответил Самсон и снова вздрогнул, когда она коснулась его спины.

— Он был хорошим человеком?

— Да, мэм, очень. Мы выросли вместе. Бок о бок прошли Мексиканскую войну. Я был его конюхом и личным слугой, но он относился ко мне скорее… как к товарищу, а не к рабу… Простите, что смею так говорить.

— Тебе не нужно просить прощения, — сказала Элизабет, продолжая легкими мазками наносить снадобье. — Но ты должен понять, что мой муж, к сожалению, не такой.

С губ Самсона сорвался горький смешок.

— Я уже это понял, мэм. Ощутил, так сказать, на собственной шкуре. Люси сказала, если бы не вы, он бы запорол меня до смерти.

Элизабет не ответила, но при воспоминании о вбивающемся в глотку члене, и вязкой сперме, противно заполняющей рот, желудок скрутило тошнотой. Поступила бы она так же снова, знай, чего именно потребует от нее Джеймс?

Взгляд упал на серебрящуюся от мази спину, перепаханную рваными черными бороздами. Да. Она бы сделала это. Не смогла бы допустить, чтобы человек погиб такой мучительной смертью у нее на глазах.

— Пожалуйста, не перечь ему больше, — попросила она, зачерпывая пальцами мазь. — Он очень вспыльчив, и я не уверена, что в следующий раз смогу тебя защитить.

Самсон немного помолчал, задумавшись, затем сказал:

— Постараюсь, мэм. Но если мистер Фаулер снова прикажет мне кого-нибудь выпороть… то вы не вступайтесь за меня. Пусть он засечет меня до смерти, но бить для него негров я не стану.

Элизабет вздохнула, чувствуя, что горло перехватило от подступивших слез. Какая несправедливость, что над хорошими людьми властвуют такие ничтожества, как ее муж! Неужели это Бог установил такой порядок? И чем же он тогда, скажите на милость, лучше дьявола?

Испугавшись столь еретических мыслей, Элизабет невольно обернулась на Анну. Та стояла на страже, выглядывая наружу через приоткрытую дверь. Да, лучше бы не попадаться никому на глаза. Судя по всему, на этой плантации не принято, чтобы госпожа навещала своих рабов. Вряд ли Джеймс и свекровь одобрят этот поступок. Справиться о здоровье слуги, принести ему лекарство — это одно. Но собственноручно намазывать спину полуголому мужчине…

Взгляд невольно скользнул по телу Самсона. Могучая шея, широкие мускулистые плечи, затылок, покрытый бархатистой россыпью крохотных завитков… Элизабет вдруг бросило в жар.

— Ладно, Самсон, поправляйся, — пробормотала она. — Я оставлю мазь. Скажи Люси, чтобы завтра она снова намазала тебе спину.

— Спасибо, мэм, — тихо отозвался Самсон. — Да благословит вас Господь!

Закрутив банку, Элизабет принялась оттирать с рук жирную мазь.

— Поторопитесь, мадам! Кто-то идет! — встревожено сообщила служанка, выглядывая за дверь.

Элизабет вздрогнула. Если это Джеймс, то ей несдобровать! Она перехватила растерянный взгляд Самсона.

— Скорее, ложись! — велела она ему.

Если муженек застукает ее здесь, она соврет, что всего лишь приносила лекарство.

Самсон улегся на свой тюфяк, а Элизабет и Анна вышли наружу. К счастью, к колодцу подъехал не Джеймс, а Билл Браун. Судя по всему, он собирался напоить свою лошадь. Элизабет сдержанно кивнула ему и, не снизойдя до каких-либо объяснений, направилась к Большому Дому.

— Какая вы храбрая, мадам! — восхитилась Анна, когда они, оставив управляющего недоуменно таращиться им вслед, шагали через персиковый сад.

Ее пухлые щеки раскраснелись, и служанка больше не выглядела бледной тенью, готовой в любой момент лишиться чувств.

— С чего ты взяла? — с улыбкой поинтересовалась Элизабет.

— Я бы в жизни не отважилась дотронуться до чернокожего. Они такие…

— Какие?

— Ну… не такие, как мы.

Элизабет вспомнила свое первое утро в «Персиковой долине». Как сама не решалась прикоснуться к плечу Майка, чтобы его разбудить, а потом, когда все-таки осмелилась, то не умерла и не превратилась в лягушку.

— Нет, Анна. Они такие же, как мы, — твердо заявила она. — Они так же думают, чувствуют, страдают… Просто рабовладельцам удобнее считать их говорящими животными. Наверное, так им спокойнее спится по ночам.

***

Когда Джеймс вернулся домой, свекровь не преминула пожаловаться ему на Элизабет. Масла в огонь подлил и Билл Браун, поведавший господину, что застукал его жену выходящей из негритянской хижины.

После ужина Элизабет собралась подняться к себе, но Джеймс схватил ее за руку и поволок в свой кабинет.

— Потрудись объяснить свое поведение, дорогая супруга, — потребовал он, швырнув ее на диван.

Элизабет дерзко вскинула подбородок.

— Мне нечего тебе объяснять.

— Разве? — Муж угрожающе навис над ней, уперев руки в бока. — А кто ворвался к маме в спальню и потревожил ее покой?

— Я всего лишь попросила ключ от чулана с лекарствами.

— Зачем? — Джеймс окинул ее презрительным взглядом. — Ты больна?

— Ты прекрасно знаешь, что это не для меня, — огрызнулась Элизабет. — Просто я забочусь о твоем имуществе.

— Надо же! — Муж прошелся до каминной полки и наполнил из графина бокал. — Значит, ниггеры все-таки «имущество», а не люди? Быстро же ты меняешь свои взгляды, дорогая!

— И чем ты недоволен. Разве не этого ты хотел?

— Так я тебе и поверил! — Серые глаза прожигали холодом до самых костей. — Как-то уж слишком самоотверженно ты заступалась за это… «имущество».

По его губам пробежала сальная улыбка. Он отхлебнул бренди, поставил бокал на полку и подошел дивану. Элизабет отшатнулась, но Джеймс схватил ее за волосы и притянул к своему паху. В щеку уперся бугор, оттопыривающий сукно его брюк.

— Не трогай меня! — Элизабет попыталась оттолкнуть мужа, но ей это не удалось.

— Не дергайся, дорогая, — процедил Джеймс, расстегивая ширинку. — Иначе тот ниггер получит свои оставшиеся двадцать пять ударов.

Перед глазами возникла спина Самсона, вздувшаяся решеткой кровавых рубцов, и Элизабет, перестав сопротивляться, обмякла.

— Ты же этого не хочешь, любимая? — Муж достал член и провел влажной головкой по ее губам. — Значит, придется тебе снова как следует поработать ртом.