Часть 56 (1/2)

Когда Баки проснулся (почти в семь, блядь), то, как и советовала сестра, вылез из постели, тепло оделся и вышел на прогулку.

На улице падал снег, образуя мягкие пушистые холмики на тротуарах. Должно быть, начался ночью, а может, и раньше, потому что ботинки Баки оставляли на нем отчётливые следы. Он плотнее закутался в пальто, засунул руки в карманы и зашагал по снегу, низко опустив голову. Холод просачивался между кожей и шарфом, обернутом вокруг шеи и ушей, и всё это время Баки говорил себе, что ничего страшного, что ему совсем не холодно.

Солнце ещё не успело подняться над далекой чертой города и пробиться сквозь пелену облаков, когда Баки почувствовал, что телефон тихо жужжит под пальцами. Он неохотно убрал ладонь от тепла и взял мобильник: на экране высветилось имя Наташи. Тихо вздохнув, Баки нажал на иконку трубки, принимая вызов. Он уставился на экран, наблюдая за цифрами на нём: 00:01, 00:02 и только потом поднёс к уху.

— Доброе утро, — тихо сказал он, продолжая идти. Какое-то мгновение Наташа молчала, но когда она заговорила, её голос был тихим, почти потрясенным.

— Джеймс, — шепотом проговорила она. — Я… Честно говоря, не ожидала, что ты ответишь.

— Что случилось, Нат? — Он решил не отвечать на ее комментарий. Не нужно держаться за слабую нить, пытаясь не дать ей порваться.

— Солнце видишь? Нет? Почему ты не спишь?

Он тихо фыркнул, сдерживая легкую улыбку.

— Ты же знаешь, я плохо сплю, — ответил он, переложив телефон в левую руку, чтобы засунуть правую обратно в теплый карман. — Прошлая ночь не была исключением.

— Мне очень жаль, — тихо сказала Наташа. — После всего произошедшего я думала, что ты будешь лучше спать. Я бы так и сделала, будь я на твоём месте.

— Ну, ты не на моём месте, — возможно, он и пожалел бы о своей прямоте, но внутри словно гноился нарыв, зудящий от желания взорваться. Баки хотел честности. И если Ребекка была права, что он слишком часто скрывал то, что хотел сказать, то ему нужно было бороться с этой привычкой. Даже если это будет немного больно. — Иногда спать приятно, иногда нет. Так что я проснулся и иду.

— Куда?

— Разве это важно? Я люблю гулять.

Снова молчание. Баки почти слышал, как она сглотнула.

— Джеймс, послушай, я... я знаю, что облажалась. Сильно. Я знаю, что Стив многое тебе наговорил, и я знаю, что, возможно, и ты ему. Но мы оба сделали тебе больно. И… блядь, Джеймс, мы три недели тебя не видели и не слышали. Я только от твоей сестры узнала, что ты вообще жив.

— Конечно, я жив, — прервал Баки, прикусив внутреннюю сторону щеки.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — твёрдо сказала Наташа, — она рассказала, в каком состоянии нашла тебя вместе с родителями: подавленным, безразличным ко всему. Ты хоть представляешь, как я испугалась? Бекка, благослови ее господь, дала мне знать, что с тобой всё в порядке и тебе лучше, но я не должна была слышать это от твоей сестры.

— А моя семья не должна была услышать о работе моего парня и лучшей подруги так, как услышала, Наталья. Но наши желания не всегда сбываются, — рявкнул Баки, стиснув зубы и остановившись на тротуаре. Он не хотел злиться, но злился. Наташа хотела как лучше, и он знал, что должен был связаться с ней раньше, но её очевидное чувство вины за его психическое и эмоциональное состояние слишком давило.

Наташа колебалась, и Баки услышал долгий, тяжелый вздох. Ее голос звучал измученно.

— Я знаю. И каждый день ругаю себя за это, Джеймс, правда. Ты должен был поговорить с семьёй сам. Но ситуация была слишком запутанной.

— Да, — согласился Баки, пиная покрытый инеем камень. — И я точно не улучшил её, когда начал всех перебивать, но… бля, я не знал, что делать. Я просто хотел… Я просто хотел, чтобы ваше знакомство прошло правильно и комфортно, и я не знал, что делать, ладно? Я запаниковал. И психанул, а потом ты сказала то, что сказала, Стив разозлился, я испугался, и все полетело к чертям. Это было ужасно, я как в аду побывал, и чувствую себя теперь похоже.

Неудивительно, что Баки захотелось заплакать. Он чувствовал жжение в уголках глаз и жар, который угрожал вырваться наружу. Под пальто, шарфом и свитером быстро колотилось сердце, лёгкие болели, в горле пересохло от свежего декабрьского воздуха, но кожа горела, как обожженная. Он вытер глаза рукавом и сунул руку обратно в карман.

Наташа вздохнула. Баки прикусил язык, желая, чтобы стук в ушах прекратился, перед глазами прояснилось, а желание свернуться калачиком и закричать ушло, потому что он запаниковал, и из-за этого Стив ушёл. Боже, Баки просто хотел, чтобы он вернулся. Но именно эта мысль и эта потребность вернуть Стива, чтобы всё исправить, чтобы жизнь снова стала идеальной, а каждый её миг счастливым, заставили Баки подавить это навязчивое, приторно-сладкое желание, похожее на лекарство от кашля. Он хотел вернуть Стива и Наташу, и он хотел всё сделать правильно. Но сначала хотел стать лучше.

— Мне так жаль, — наконец прошептала Наташа через несколько мгновений, — правда… мне очень жаль, Джеймс. Мы все ужасно повели себя в тот день, и я не могу оправдывать ни себя, ни Стива. Я не могу говорить за него и не буду даже пытаться. Но за себя… думаю, я просто хотела быть честной и открытой, и с моей стороны это было эгоистично. Я многие годы слышала, как осторожно люди говорят о моей профессии, и, думаю, просто психанула… не подумав. И мне очень жаль.

Баки облизал губы, шаркая по снегу и стряхивая белые хлопья с пальто, прежде чем глубоко вдохнуть.

— Я прощаю тебя, — пробормотал он. Он был не совсем честен. Но рано или поздно это произойдет. И он должен был простить ее. Она просто пыталась быть честной, пыталась поступить правильно. С семьёй всё обернулось к лучшему, и теперь предстояло разобраться им троим.

— Спасибо, Джеймс, — выдохнула Наташа, и облегчение в ее голосе почти заставило его улыбнуться. — А ты… уже поговорил с ним?

— Нет, — от того насколько простым был собственный ответ, болезненно заколотилось сердце. — Он звонил... один раз.. несколько недель назад, примерно тогда же, когда и ты впервые. Но не оставил сообщение. С тех пор он не звонил, не писал сообщений и вообще никак со мной не связывался. Честно говоря, я тоже не пытался.

— Не ты один, — мягко сказала Наташа. — Мы с тех пор тоже мало разговаривали. Он… странно увлечен работой, делая, я думаю, что-то вроде нового проекта каждые несколько дней или около того. Может, пытается отвлечься? Я не знаю. Но знаю, что он несчастлив. Я бы поняла это, даже если бы не знала его так долго.