Часть 28 (2/2)

— Господи, — выдохнул Баки, тыльной стороной ладони вытирая слезы и шмыгая носом. — Сколько времени? Какое… какое подразделение? Я имею в виду, знаю, что базы есть везде, бля, но я…

— В две тысячи девятом; меня с позором уволили за неподобающее поведение и поступки, когда моя сексуальная ориентация стала известна моей эскадрилье и командиру, поскольку это было во время гребаного «Не спрашивай, не говори»*. Я служил в спецслужбах, в третьем батальоне, занимался ночными и полевыми операциями. — Боже, голос Стива был монотонным, и от этого у Баки по спине пробежали мурашки. Он был слишком холоден, слишком сдержан, и чем больше он говорил, тем сильнее сжималось и корчилось существо и душа Баки.

— Блядь… блядь, прости, я знаю, что это будет нелегко, — пробормотал Баки, и Стив хохотнул, но голос его оставался пустым и ровным.

— Всё в порядке, Баки. В смысле, да, я правда не люблю говорить об этом. Честно говоря, ненавижу этот период своей жизни. Но я пришел в армию с личными мотивами — я сделал это, чтобы помочь защитить людей. Я терпеть не могу хулиганов, и больше всего меня расстраивало, что худшими хулиганами, с которыми я сталкивался, оказались люди, которым я должен был доверять свою жизнь, а не люди за границей, которых мне велели бояться и ненавидеть.

Закрыв глаза, Баки представлял; Стив в форме, расхаживающий по базе и отбивающийся от членов собственного отряда, другой, которому не посчастливилось стать объектом преследования; Стив, что устроил драку в обеденном зале из-за обидных, невежественных слов; Стив, который стискивает зубы, когда командир говорит ему, что это не его дело, что он должен оставить остальных в покое и позволить им быть самими собой, потому что «Стив, в глубине души все мы просто мальчики и девочки. Мальчики останутся мальчиками, а девочки девочками, так что заткнись и держись подальше от неприятностей». Как Стиву указывают на коричневокожего врага, пока человек, которому он меньше всего доверяет, стоит рядом; как Стиву велят превратиться в беспечную, пустую, апатичную оболочку вместо сострадательного, яркого, страстного, красивого мужчины, которым он является на самом деле.

Медленно дыша, Баки провел языком по нижней губе, по больному месту, которое пожевал и поцарапал зубами. Другая часть его видела Стива таким, каким он знал его, но в форме; Стива с горящими глазами и широкой улыбкой, шутливого, защищаюго близких; Стива, что с блеском в глазах притягивает в свою койку другого солдата, обхватив его за широкие плечи. Стива, что уединяется с другим добровольцем, потому что, блядь, никто не знает, доживут ли они до завтра, и зачем, чёрт возьми, отказываться перед уходом от хотя бы хорошего минета?

Баки сочувствовал и страдал вместе со Стивом, но в то же время больше всего хотел, чтобы этот ублюдок в форме возвышался над ним и называл его рядовым.

— Прости, — сказал Баки после долгой паузы, и Стив вздохнул.

— Это не твоя вина, Бак. Не ты превратил мою службу в ад. Кое-что хорошее тогда произошло: я встретил отличных людей, подружился с кем-то. Но никогда больше не повторю.

— Я тебя не виню, — Баки позволил себе грустную улыбку. — Спасибо, что рассказал.

— Не за что. Я… Я давно хотел тебе сказать, правда. У меня было такое чувство, что ты начинаешь все понимать, и, честно говоря, я удивлен, что ты не заговорил об этом раньше. Но, думаю, если бы ты спросил раньше, я бы не признался.

— Это еще почему? — Баки легко мог это представить и прекрасно понимал причину.

— Потому что не уверен, что был бы готов. Да, я служил и вернулся пять лет назад, но я все еще просыпаюсь в холодном поту и не могу дышать, я все еще вижу первого человека, которого.… застрелил. Он… он был плохим человеком, у него было оружие, и он сделал бы больно другим людям, но это было неправильно; я пришел в армию не потому что хотел убивать людей. Я просто хотел защитить тех, кто не мог защитить себя сам.

— Наверное, я хотел бы, чтобы ты был сейчас здесь, со мной… — задумчиво произнес Баки, и Стив хмыкнул.

— Почему, солдатик?

— Потому что я бы, блядь, тебя зацеловал бы, чтобы загладить свою вину. — Стив рассмеялся, искренне, легко, без прежнего холода и жесткости. Боль в животе и горле Баки ослабла от одного этого звука.

— Может, сделаешь это, когда мы увидимся в следующий раз. Видит бог, я жду хорошего, страстного поцелуя от моего любимого солдата.

Лицо Баки вспыхнуло:

— Поцелуй меня в зад. Какое у тебя было звание?

— Сержант разведки, — пробормотал Стив, — а ты, солдатик?

— Рядовой первого класса**, — тихо сказал Баки. Если бы он не стал военнопленным, то, возможно, поднялся бы еще выше.

— Вот это да, — усмехнулся Стив.

— Не так чертовски модно, как служить в спецназе, солдатик.

— Эй, — рассмеялся Стив, и Баки ухмыльнулся, — это мое личное прозвище. Придумай что-нибудь своё.

— Ну… Нет, не подойдет. Из-за звания.

— Что придумал?

— Если я солдатик, ты можешь стать капитаном.

— Капитан Роджерс. Звучит гораздо лучше, чем мистер Роджерс.

— Ой, не любишь, когда тебе напоминают о кардиганах и путешествиях?

— Не особенно.

Баки тихо хихикнул.

— Все в порядке, капитан, — сказал он. — Я тоже не особо.