78. Урок (2/2)
Не вскрикнул он только потому, что порка обрушилась на него на выдохе и воздуха попросту не хватило. Спина поневоле прогнулась, а зад вильнул в сторону, но бесполезно — убраться от вспышек боли не получалось ни на секунду.
Гурен намеренно не дал Юджи «разогреться», потому что намеревался наказать как следует. Не шутки — один придурок ускакал за ограду и там едва не убился, второй шатался вдоль ограды и ничего не предпринимал, а на прямой вопрос еще и попытался врать. Нет уж, такие вещи в отряде недопустимы. Это надо вколотить если не в мозги, так в задницу раз и навсегда.
Именно поэтому темп не стих даже на чуть-чуть. А задница под ударами щетки не то что порозовела — заалела очень быстро, полыхая ярким костром.
Где-то за границей боли промелькнула мысль о том, как, оказывается, деликатно обошёлся с ним Сатоши. А вот сердить Гурена явно не следовало!.. Блин!
Самостоятельно Юджи бы не улежал, но этого и не требовалось — держали его крепко. Он вздрагивал всем телом, вскидывал голову и издавал совершенно не мужественные писки вперемешку с приглушённым ойканьем. Хотелось только, чтобы наказание закончилась поскорее, а всё остальное перешибала боль.
Гурен на секунду приостановил порку, рассматривая нашлепанное место. Оно налилось, словно два спелых яблока, но пока это был всего лишь румянец. А проступок требовал гораздо более серьезного наказания.
Поэтому щетка, пару раз погладив воспаленную кожу, снова взлетела и стала опускаться с пулеметной частотой и звонкостью. Зад под ней алел все интенсивнее, пока краснота не начала отливать вечерней фиолетовой зарей.
А Юджи дрыгался уже вовсю. Если бы это ещё помогало хоть чем-то.
Ноги теряли опору и елозили по полу, а рот пацан заткнул себе собственным запястьем относительно свободной руки, той, которую Гурен не держал, но и прикрыться которой не представлялось возможным.
Прикусил, чтоб хотя бы не разораться в голос: в коридоре же всё слышно!.. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь вошёл на вопли.
Но по трясущейся спине наверняка было заметно, что лицо Юджи не удержал и самым позорным образом плакал на коленках у командира. Хорошо хоть почти беззвучно, если допустить, что во всём этом было хоть что-нибудь хорошее.
Только одного размазанный мальчишка не позволял себе из последних сил. Не просил пощады. Против этого восставали остатки курсантской гордости — сам же виноват, да и наверняка бессмысленно. Но чем дальше, тем сложнее было терпеть. Сколько продлится наказание никто не сказал, неизвестность пугала, и всхлипы становились всё громче, а погрызанное запястье уже почти не помогало не орать.
Синяки проступали на глазах, аккуратными овалами — по одному на каждой половинке. Гурен с сомнением поглядел на них и покачал головой — мало. Да, бедный котенок, которого все больше и больше жалко, уже трясется от слез. Но все равно — мало. За такие фокусы с угрозой для жизни, с осознанным враньем командиру — мало! И поэтому следующие фиолетовые овалы будут у Юджи на бедрах под самыми ягодицами, перекрывая складочку между ногами и задницей.
Отчаянное мысленное желание, чтобы «место приложения» жёстких ударов сместилось куда-нибудь в другое место — стало ошибкой. Юджи мгновенно пожалел о нём, когда очаги яростной боли переместилась ниже.
О стыде перед случайными свидетелями наказания, окажись те в коридоре в этот момент, он теперь попросту забыл. Как забыл и о том, как не хотел стать совершенно ни на что не годным сопляком, который даже шлёпанье выдержать не в состоянии.
А ещё Юджи забыл о курсантских погонах, сделавшись обычным провинившимся мальчишкой, которому просто очень-очень больно и никаких сил сопротивляться этому не осталось. Поэтому вскоре кабинет наполнили пронзительные вопли и прорывающееся сквозь всхлипы неотчётливые слова: «Простите!» и «Исправлюсь!»
— Думать надо вовремя, — Гурен вставлял расчетливо-короткие фразы в паузы между сериями шлепков и громкими воплями курсанта. — Врать командиру — плохо. Очень. Очень плохо!
Последнее высказывание было подкреплено особенно звонкой очередью ударов, фиолетовые синяки расцвели на заду и на бедрах четкими восьмерками, переливаясь лопнувшими под кожей сосудиками. Гурен снова сделал паузу и после нее наградил несчастный зад двумя последними шлепками. И отложил щетку.
Соображал Юджи сейчас мало. Восприятие сузилось до непрекращающихся, почти уже невыносимых больнючих вспышек пониже спины и строгого голоса Гурена. Фразы командира впечатывались в память мгновенно.
Мимолётные паузы не спасали вовсе. Юджи был готов вслух поклясться чем угодно, что не повторит сегодняшней дурости, но получалось только вопить.
Он даже не сразу понял, что порка, кажется, кончилась — подумал, что это пауза перед новой волной. Потому лишь обессиленно повис на коленях мужчины и продолжал всхлипывать, часто вздрагивая от неприятного ожидания продолжения боли.
Первым делом Гурен отпустил заломленную на поясницу руку Юджи. Потом выждал буквально секунд тридцать, давая мальчишке осознать это движение. И только после всего этого сам поднял легкое в своей хрупкости тело, придав ему вертикальное положение.
— Наказание закончено, курсант Такеда. Вы держались хорошо. Надеюсь, больше повода для подобных внушений не появится.
И он встал, прошагав в угол кабинета за пледом, небрежно брошенным в кресло для отдыха.
«С поводами вы и правда ни разу не повторились, в следующий раз будет другой», — мысль догнала уже на обратном пути.
Гурен накинул плед на все еще дрожащего мальчишку и снова отошел к столу, чтобы налить в стакан воды из графина и взять из держателя салфетку.
Стоять и то было больно. Юджи всхлипывал, а на слова подполковника смог лишь отчаянно закивать. Менее всего на свете он хотел бы дать повод для ТАКОГО снова.
Накинутый будто мимоходом на плечи плед вызвал волну удивления пополам с благодарностью и Юджи завернулся в мягкую ткань, наконец осознав, что в кабинете ощутимо прохладно. Одеться, по крайней мере быстро, он сейчас точно бы не смог, да и медленно — не факт что. Слишком тряслись от схлынувшего напряжения руки, а после плача и всхлипов мальчишка начал икать.
Если это называется «хорошо держался», то Юджи боялся представить, как выглядит «держался плохо». Впрочем, ему было приятно получить похвалу, а задумываться над подтекстом Юджи не стал намеренно. Хорошо так хорошо. И точка. Даже если глаза всё ещё на мокром месте, а дурацкая икота никак не проходит.
Стакан Гурен вручил котенку после салфетки, которой можно было вытереть лицо.
— Пейте, курсант. Я рад, что все позади. Можно успокоиться и выдохнуть.
— Спасибо, с-сэр, — принял Юджи стакан чуть подрагивающими пальцами. Руку для этого пришлось высунуть из-под пледа. Во рту пересохло и вода оказалась сейчас очень и очень нужна.
Больше трогать котенка подполковник не стал. Пусть отдышится, напьется и потихоньку одевается под прикрытием пледа. За это время можно успеть собрать все те материалы, с которыми через пятнадцать минут, — Гурен бросил мимолетный взгляд на часы и вздохнул, — предстояло вылететь в штаб, чтобы устроить там такой скандал, чтобы вампирам в своем гнезде жарко стало.
На фоне облегчения, что испытание завершилось, Юджи почти не испытывал неловкости. Не по поводу отсутствия одежды уж точно. А заворачивался, в основном, потому что не любил мёрзнуть, особенно если можно не мёрзнуть.
Когда он пришёл в себя настолько, что перестал так трястись, то убрал плед на кресло, а сам стал одеваться. Времени на это нехитрое дело потребовалось чуть больше обычного, всё же согнуться-разогнуться и то вызывало болевые импульсы, а уж если вспомнить про необходимость натянуть на пострадавшее место бельё и штаны… Бррр. Хорошо, хоть можно было придерживаться за кресло для равновесия.
Закончив с одеждой и застегнув как полагается все ремни, Юджи повернулся к занятому делами командиру. И отвлекать вроде как не с руки, но не стоять же как баран, пока на него не обратят внимание.
— Разрешите вопрос? — внезапно почувствовал он знакомый огонёк разгорающегося любопытства.
Гурен поднял взгляд от бумаг и… почти улыбнулся. Именно почти — на самом деле он слишком устал и был все еще страшно зол, но не на Юджи. Ему он подарил чуть приподнятую бровь, означавшую, несомненно: «Спрашивай, несчастье мое».
— Сэр, не то чтобы я знал, где находится Ишачья Пасха, но сейчас — это было до неё или не совсем?
Представив такой звездец, как только что, да на построении, Юджи невольно впечатлился и потёр браслет-ограничитель. Снимать его без особых причин точно не стоит.
Гурен, который как раз нашел у себя на столе остывший кофе, поперхнулся и едва не залил к чертям особо важные бумаги для штаба.
— Чего?! — вот такого вопроса подполковник точно не ожидал. — Ишачьей пасхи? А при чем тут…
И в этот момент он вспомнил собственное вскользь брошенное обещание этому несчастью, если оно, несчастье, вздумает самовольно магичить где-то мимо полигона.
— Курсант Такеда, — подполковник изобразил смачный фейспалм, за которым спрятал отчаянные попытки не заржать на весь кабинет. — Нет, это еще не оно, но уже почти! А теперь брысь отсюда, морковка хвостатая!