35. Заклубочились (1/2)
— Вот ты придумывать-то горазд! Делать Гурену больше нечего как тебя лапать. А мне тем более! Ты себя переоцениваешь. А вот Ю мы будем лечить обязательно. К тому же… — Сатоши плавно сместился ближе, — надо же выяснить причины его внезапных пряток под одеялом, — с этими словами Сатоши отбросил край одеяла и потянул штаны Юджи вниз. — Сопротивление бесполезно, ты нам здоровый нужен, Ю!
— Эй! Ну вы чего? — со смехом забарахтался Юджи. Да-а, конечно, дали ему увильнуть от лечения, аж десять раз. Однако и отбиться от излишне заботливых друзей, в коконе из одеяла, в который сам же и завернулся поплотнее — не представлялось возможным. — Я же и сам могу раздеться! Ну бли-и-ин!
— Сам ты мог и раньше, — промурлыкал ему в то место, где под одеялом наверняка было ухо, Казуо. — Заодно увидел бы, что не только у тебя на заднице нет следов от розги. И не дёргался бы так.
— Гурен приказал молчать, что влетело не по уставу, — из-под одеяла отозвался Юджи. — Я не мог ни соврать, ни признаться. Ну что, убедились, что там особо нечего лечить? Только мазюкалку зря переводим.
Смысл последней фразы друга дошёл до Юджи не сразу, и он облегчённо заулыбался, пользуясь тем, что лица не видно и можно свободно гримасничать. Так с Зу тоже обошлись мягче, чем могли? Ф-фух, отличные новости.
— Это ты поэтому молчал что ли? — удивился Сатоши, — Так бы и сказал сразу — приказ. Просто и понятно. А за мазюкалку не волнуйся, стратегические запасы теперь имеются, — Сатоши хмыкнул. — По виду тут лечить и правда особо нечего, несколько синяков. А по ощущениям как, не болит?
— Тоши, гордись! — фыркнул Казуо. — Смотри как он хорошо приказы исполняет. Ну что, будешь лечить или отпускаем жертву карательной медицины?
— Поэтому. Не догадался, — признался Юджи и добавил, подумав, что терять ему в полуупакованном виде уже нечего. — Раз запасы есть — мазюкай. А то сидеть всё же неудобно, да и бегать, хм… тоже, а нам физо скоро сдавать.
Невольно вспомнилось перелезание через забор. На болевые импульсы, правда, был положен горький овощ, он же хрен, поскольку азарт как обычно перевесил. Но для нормативов на время боль не отмазка.
— А «жертву» можно развернуть, пока не задохнулась, — обратился Юджи уже к Казуо. — Брыкаться не буду, обещаю.
Отпускать умильный свёрток из объятий Казуо не спешил. Но помог стянуть одеяло до плеч, показывая миру немного раскрасневшуюся моську Ю.
— Точно не будешь брыкаться? — пользуясь тем, что Сатоши в таком положении не очень видны его руки, он забрался пальцами в недры ткани, нашел там защищённый теперь только рубашкой бочок Ю и бессовестно его пощекотал. Усиленно при этом делая вид, что ничего не происходит. — Совсем не будешь?
Терпел Юджи примерно секунды две, после чего заизвивался и, смеясь, попытался что-нибудь сказать, но выходило плохо.
— Так… блин, не честно! — Юджи дёрнулся, без особого, впрочем, успеха. — Пере…стань!
— Кто обещал не брыкаться?! — делано возмутился Казуо.
Сатоши выгнул одну бровь.
— Ну в прошлый раз я понял, он за тебя извинился без спросу, а в этот-то за что?
— А просто из любви к искусству, — философски возвестил Казуо, не отрываясь от своего занятия. — Ты мажь, мажь…
— Жестокое какое-то искусство, — отреагировал Сатоши, подцепляя немного мази. — И есть риск, что полечу твою кровать, вместо его синяков.
— Чем это жестокое? — Казуо свободной рукой растрепал Ю волосы. — Я же не делаю ему больно.
Чем дольше щекотался Казуо, тем сильнее трепыхался Юджи. А так как ноги были свободны, хоть и несколько скованы спущенными штанами, то, кажется, Сатоши достался пинок пятками.
— Я буду мстить! — от непрекращающегося смеха слова звучали слегка неразборчиво. — Я щас спою и у вас отвалятся уши!
— Тогда пострадает Сатоши. А это, друг мой, будет покушением на старшего по званию.
— Однако пощады он просит. И… Эй! — Сатоши прижал к кровати беспокойную конечность. — Вы решили, что я один не пострадавший и это несправедливо? Казуо, сделай перерыв хотя бы. Ю мне, конечно, тоже нравится, а вот пяткой в нос — нет. Вот правильно, одежду лучше подержи. И одеяло. Я не знаю как эта ерунда отстирывается.
Ухмыльнувшись, Казуо прекратил издеваться, и, бессовестно чмокнув младшего в висок, улегся, дисциплинированно подложив ладошки под подбородок и всем своим видом являя образчик благонравия.