Часть 13 (1/2)

Порой бывает плохо настолько, что хочется умереть. Хочется исчезнуть, просто так, мгновенно, без рвоты немеющего тела, без надежд и страданий. В глазах лишь темнота, но сознание не отключилось, и я просто лежала на дне шахты, чувствуя абсолютное отчаяние. Бесполезная я или нет, сильная или слабая, куда идти и что делать, как спастись, сошла ли я с ума… Всё это просто не имеет значения. Я просто тело без прошлого и будущего. Я даже плакать не могу, и от этого лишь хуже.

Что-то внутри треснуло. Тихо, со скрежетом. Во всём не было никакого смысла. Всё просто закончилось смертью. Всё просто причиняло боль. Как очевидно. Почему до меня не дошло раньше? Я бы просто покончила с собой, и ничего этого не было бы.

Никакого паразита.

Никакого носильщика.

Никакой меня. Слабой, плачущей, разбитой.

Рядом что-то закопошилось. Что-то небольшое, неуверенное. Наверняка крыса, прибежавшая на запах крови. Я попыталась пошевелиться, чтобы спугнуть её, однако даже не смогла почувствовать, удалось мне это или нет. В любом случае, это не произвело на паразита никакого впечатления, и он стал медленно приближаться.

Подойдя достаточно близко, он несколько секунд не двигался, а затем… Затем раздался тихий звук частых щелчков.

Крысу жрёт крыса. Забавно.

Рядом появилось еще несколько крыс. Они приближались уже смелее, и после этого звуки пожирания плоти грызунами приумножились. А затем еще шорохи, и еще больше шорохов… Тело ощущает что-то мягкое. Каждым нервом. Это чувствуется даже на фоне бесконечных укусов. Я почти ощущаю, как меня растаскивают на миллионы кусочков. Как меня облепило море крыс. Как они сантиметр за сантиметром сгрызают мою кожу, пробираются к мышцам и костям, как жадно жрут еще живого человека; и я не могу даже пошевелиться.

Одна из крыс, протиснувшись в щель между зубами, пробралась в рот и принялась за язык. За ней последовала другая, которая отпихнула в первую, и та свалилась в глотку. Крысы лезут внутрь через уши, нос, рот, анус; обжирают всё, что могут, а могут они сожрать всё. Они прогрызают дыры в теле и заползают в них, продолжая есть. Уже невозможно чувствовать запахи и слышать, ведь они сожрали нос и жрут барабанные перепонки.

И вдруг я чувствую прилив кислорода.

Тело начинает заживать. Раны стягиваются, сужаются, замуровывая грызунов в себе. И пока они панически мечутся, их вжимает в плоть, которая начинает медленно срастаться с их телами. В конце концов, я начинаю дышать тысячами маленьких легких, а в тысячах маленьких желудков я перевариваю собственную плоть. Они пытаются вырваться, царапаются изнутри, но в конце концов теряют контроль над своими лапками и хвостами. И все эти тысячи конечностей начинаю чувствовать я. Некоторыми даже могу шевелить.

На этом парад отвращения не заканчивается. Внутри начинает копошиться что-то другое: тело пытается взять его под контроль, но не успевает, отвлекаясь то на одно, то на другое. Все они ощущаются по-разному: что-то большое, что-то маленькое, что-то щекочет, а что-то грызёт. Возможно, это насекомые, заползшие внутрь вместе с крысами, и паразит пытается разобраться со строением тела каждого вида. Конечно, от раза к разу получается всё быстрее, однако чувство врастающего в кожу хитина… Хочется отодрать, как запёкшуюся кровь на ране. Хочется вытащить, как грязь из под ногтей. Хочется жевать, как собственные обветренные губы, долго, наслаждаясь моментом.

Вокруг появились крысы снова. Их стало куда больше, они становились всё прожорливее, и ткань попросту не успевала регенерировать. Меня разрывало жуками изнутри и крысами снаружи. Боль… Она стихает. Становится легкой, более надоедливой, словно боль от усталости; это доставляет странное удовольствие, в котором тонешь после тяжелого дня. Где-то в глубине было понимание того, что скоро будет сон. Мозг чувствовал легкую эйфорию: всё закончится. Больше не будет больно.

Крысы стали разъедать веко. Уже плевать на глаз. Один потеряла, второй потеряла… Господи, какая это глупость. Хочется смеяться, но связки уже разорваны. Я просто дергаюсь, словно в конвульсиях.

— Госпожа! Госпожа, ты там как?!

Громкие шаги. Какой ужас, меня спасут…

Крысы разбегаются в стороны, а этот придурок подбегает и начинает задавать какие-то глупые вопросы. Тем, что осталось от лица, я слегка улыбаюсь: боже, блять, какой милый мальчик… Даже если он мне просто пиздит.

***

— Ёб твою мать, женщина, только попробуй сдохнуть…

Носильщик перекинул через плечо руку истерзанной до неузнаваемости, но всё еще живой госпожи, после чего поднял её. Господи боже, ему пришлось пробраться через несколько уровней лабораторий и камер, чтобы добраться на самый нижний, просто потому что эта слепая идиотка решила его спасти… Дура с синдромом спасателя.

По крайней мере, он хотел верить, что это был акт спасения.

— Давай, хорошая моя, тут немного… Держись и живи…

Ебаные кварталы, как же тяжело: шагать чуть ли не по крысам, кусающим лодыжки, тащить кусок мертвечины, чувствовать этот отвратительный запах. Ебаный ад…

Пять минут спустя он наконец сбросил ношу на пол, закрыв за собой дверь, и стряхнул с ног мелких вредителей. Хранилище было самым безопасным местом в фонде: спрятанное в самой глубине зоны, он должен был сохранить всю документацию событий, а также резерв основных данных в любых условиях. Здесь можно было спокойно перекантоваться, так что носильщик с тяжелым вздохом стянул с себя рюкзак: времяпрепровождение обещало быть веселым.

Наскоро обработав собственные раны, парень принялся за извлечение из тела подруги всей той мерзости, что в него вросла. Начал он с горла: заметив, что она уже даже не дышит, он повернул госпожу на спину и, раздвинув челюсти, принялся извлекать крыс.

— Двигаться можешь? Минимально хотя бы?

Не услышав и не увидев ничего явного, он оглядел женщину и наконец заметил легкое подрагивание кончиков пальцев.

— …всё настолько плохо?

Дернулись все пальцы, кроме среднего.

— Ладно-ладно, — вздохнул уборщик. — Так, смотри, я вытащил изо рта всех крыс, но не знаю, остались ли они еще в дыхательных путях. Если есть, дай два знака, если нет — три.