Глава 1. Холодно (1/2)

Каждый день я вижу много людей, друзей и даже тех кого я когда то звали близкими. Теперь слово ”близкий” слишком далеко от меня. Я уже давно забыл что это такое, и вспоминать не хочу.

Я чувствую это нагнетающее ощущение одиночества. Оглядываюсь в комнате, полной людей, и знаю что я совсем один. Это съедает меня изнутри, режет все органы невидимым ножом, поглащает словно в черную дыру, и тогда ты начинаешь понимать.

Я в судорожной надежде тяну руки в поисках помощи, но мне никто не отвечает, и тогда ты начинаешь понимать.

Я забываю как говорить, потому что мне не с кем, от этого мой язык начинает накапливать горький яд, а губы немеют, и тогда ты начинаешь понимать.

Начинаешь понимать что никто тебе не поможет. Ты всегда был предоставлен самому себе, и вся эта напускная привязанность была лишь лживым обманом. Никто не подаст тебе руку когда ты упадешь, никто не поддержит тебя когда тебе будет плохо, никто не залечит твои раны, даже когда ты будешь умирать от потери крови.

Я боялся этого чувства. Боялся что когда-нибудь я действительно останусь один. И этот страх медленно подступал к горлу, царапая его стенки и оставляя после себя острое послевкусие.

Я до сих пор помню свой крик, вперемешку с кровью, который резкой болью отдается и разливается по всему полу десткой спальни

-Мама!

Но мама уже не слышит. Я захлебываюсь в собственных слезах, но мама этого не увидит. Я задыхаюсь, но безнадежно пытаюсь глотать желанный кислород, но и он оставил меня.

Но я это выучил.

Выучил уже родное мне одиночество. Выучил этот недостаток воздуха и заботы, и научился жить без них. Выучил серые стены, окружавшие меня со всех четырех сторон. Выучил воду из под крана, с железным привкусом крови.

Выучил и подмял свои эмоции под себя.

Подмял, а после, скомкав в помятый, бумажный ком выбросил в окно гнить под леденящим дождем.

***

Я стою, уткнувшись лбом в холодную поверхность дверей. Мои руки слишком ледяные чтобы я мог их чувствовать, а ноги уже давно вросли в землю чтобы начать ими двигать.

По вискам бьёт как по барабану. В ушах звенит, я слышу там примесь сверления. Мои зрачки вперили свой взгляд в бледный коридор лифта. Это похоже на простуду.

Спина начинает чесаться. Этот зуд протекает с самого копчика до конца макушки. Хочется сорвать на себе всю одежду и порвать ее в клочья чтобы избавиться от него.

Люди начинают смолкать, а позже и вовсе исчезают. Их шепот мельком доносился до меня, но потом сливается с тихой тьмой, окутывая со всех сторон. Через пару минут стало настолько тихо что я услышал дыхание.

А потом понял что оно не мое.

Я разворачиваюсь так резко, что в глазах потемнело, а голова закружилась.

Вейлон. Снова он. Его белоснежные зубы сверкали в теплых лучах солнца, а светлые волосы слегка развивались на холодном ветру. Голубые глаза словно научились говорить. Его улыбка ослепляла до такой степени, что я едва сдерживался чтобы не отвернуться снова.

Это начало раздражать.

Сжимая ладони в кулаки, и судорожно скрипя зубами, я стал медленно подходить к нему. Мои ноги будто не слушали меня. Я говорил им ”Беги” но они лишь вальяжно сокращали ничтожное между нами расстояние.

Мне не терпелось. Чувствую как злость и раздражение накаляет изнутри и жгет все органы.

Вот он. Я подошёл совсем близко. Блондин все ещё улыбается как пластмассовый стэнд с рекламой. Вижу как мой кулак заносится над его лицом и...

Кровь брызжет во все стороны, наливая стены бордовым цветом. Я слышу как хрустят косточки на его лице, а недавно целые мышцы неприятно хлюпают. Кровь и слюни смешались на его лице, и теперь его черты было невозможно разглядеть.

Я бил и бил. Нескончаемая серия ударов наносилась на его тело. Как будто выплескивая всю свою личную неприязнь и злость на него, мои удары становились все сильнее и сильнее.

Может быть он и не виноват. Но отойдя на некоторое расстояние, я смотрел именно на Вейлона которого так ненавидел.

Его глупая улыбка все так же застыла на лице, а все зубы валялись на полу, уже не сверкая прежним светом. Его тело обмякло и превратилось в тряпичную куклу, развалившейся на кресле. Дыхания больше не было слышно, а сердце отдавалось своими последними, гулкими стуками.

Я посмотрел на свои руки, и увидел что они заляпаны кровью.

Вдруг дышать стало тяжело, мир вокруг поплыл забирая с собой тело Вейлона. Я все также смотрел на свои темно-красные ладони, с которых стекали ещё свежие останки программиста.

Органы внутри сдавило, а живот скрутило тугим узлом. В голову как будто начали вонзаться тысячи иголок. Внезапно наступила резкая слабость. Все напряжённость в мышцах ушла, и оставила за собой пустое место.

Начиная с концов, тьма окутывала его со всех сторон и лишала возможности зрения. Ладони перед руками то появлялись, то снова исчезали, сливаясь с темнотой. Голова закружилась и начала делать кульбиты.

Майлз не выдерживал. Вот вот и он лопнет на тысячи частей и улетит в некуда. Он не может сделать вдох, выдох тоже. Застрявший воздух в горле заставлял нервно скручиваться и хвататься за шею.

Майлз попытался встать. Оперся руками о пол и сделал рывок.

Раз. Два. Три.

Холодный пот стекал с его плеч, марая кровать. По коже прошлась волна мурашек. Апшер затресся, натягивая на себя теплое одеяло обратно.

Оглядываясь, он понял что находиться в собственной квартире. Вон та старая станция, вон ещё не постиранный ковер, стоящий в коридоре. Стены были ещё на месте. Чистые и невредимые.

На нем была надета тонкая футболка, а сверху такое же тонкое одеяло, едва утепляющее при сильных холодах. И то, оба были мокрыми от ледяного пота, стекающего с волос и тела Майлза.

Протянув руки к батареям, он провел по ним рукой. Холодные. Отопление все таки отключили. Конечности начали подрагивать, и Майлз укутался ещё сильнее, поджимая колени к животу.

Внезапно журналиста осенило. Он перевел свой взгляд в конец комнаты и обнаружил там нараспашку открытое окно. Шторы приподнялись и тянулись от холодного ветра в сторону.

Превозмогая некомфорт, Майлз встал с кровати и по босиком по ледянному полу дошел до окна. Мурашки лежали колос поверх его тела, а мокрая футболка вскоре неприятно начала прилипать к телу, отдаваясь холодом.

Вдруг он почувствовал что то хрупкое у себя под ногами и благополучно наступил это, сминая бумагу. Из за торчащей лямки рюкзака, зацепившийся за ногу, Майлз едва не оказался в объятьях твердого ламината, но вовремя спохватился и удержался на своих двух.

Посмотрев вниз, он убрал свою ногу с коробочки и осмотрел содержимое.

С красными краями, где то потёртая и мятая, в его руках располагалась полная пачка Мальборо.

Воспоминание недавно купленных и ещё не использованных сигарет навеяло лёгкую улыбку на лице Апшера. Закрыв наконец окно, он присел на кровать и приступил открывать коробку, доставая белую палочку. На тумбочке валялась неприметня зажигалка синего цвета в некоторых местах с отошедшей от нее краской.

Парк взял никотиновую палочку, зажав ее между указательным и большим пальцем, и подставил чуть ниже зажигалку.

Пару раз чиркнув ее над сигаретой, она загорелась секундным огоньком и подожгла кончик. Огонек тут же стих, а Майлз, облакотившись о колени локтями, сделал короткую затяжку, смакуя никотин.

Одна короткая, дальше две чуть побольше, а потом идут длинные, большие затяжки. Прошло всего пару минут, а пространство вокруг Майлза погрязло в густом, белом дыму. Он почувствовал как лёгкие расслабились, вдыхая каждый миллиметр сигареты. Бледные губы то и дело что открывались за очередной затяжкой, а потом приоткрывались снова, выпуская клубок дыма.

Вспомнив один нехитрый трюк, Майлз вдохнул немного дыма, стараясь не пропускать его в лёгкие, растянул нижние губы в стороны, прижав к ее середине верхнюю, в результате чего его губы разошлись в уголках рта. Он выдохнул одновременно через ноздри и рот, создавая эффект драконьего дыхания.

Этот навык прижился к нему, и остался даже спустя столько лет.

Чувствуя как в горле начинает пересыхать, а ноги уже болят от поступающего с пола холода, он выкинул сигарету за кровать и отряхнул руки.

От прошлого ”Инцидента” в лифте у Майлза осталось призрачное чувство нехватки кислорода внутри, и он все ещё глубоко вдыхая, пытался насытится свежим воздухом. Концы пальцев замёрзли и передвигать ими было достаточно сложно, поэтому Апшер сжал ладони в замок, нагревая их своим едва теплым дыханием.

По привычке тот нажал на пыльную, круглую кнопочку на процессоре компьютера и ушел на кухню.

Майлз налил в чайник ровно кружку воды и поставил его кипеть. Красная кнопочка, наклоненная в правую сторону на нем означала его работу, и Майлз с облегчением сел за стол, поставив колено на стул.

Это неприятное чувство тяжести в руках когда они замерзают. Становится тяжело печатать и делать что либо, не прилагая особого труда.

Вот и сейчас, с телефоном в руке, Апшер печатал ничтожное смс в пару слов уже как минимум минуту, исправляя ошибки и расставляя знаки препинания. Пальцы будто бы не слушались его и ещё прибывали в состоянии сна, не до конца оклемавшись.

Когда он наконец то дописал это сообщение, не забыв поставить точку в конце, он нажал на кнопку ”отправить” и тут же прижал руки к нагретому телу.

По коже пробежались мурашки, а чуть рядом с ним раздалось громкое бульканье воды. Прикрыв глаза, он наслаждался паром, шедшим на него с чайника.

Телефон завибрировал, сопрождаясь назойливым звуком уведомления.

***

-Помнишь Майлза Апшера? -Вейлон говорил вполголоса, не желая разбудить сладко спящих детей в соседней комнате.

-Ну и?

-А ты знаешь что он недавно опубликовал статью о ситуации в Афганистане? ...