Пролог. Майлз. (1/2)

То утро можно было сравнить с постыдной ситуацией из детства. Так хочется стереть из памяти, но оно отпечаталось на ней штампом, который хочется вырвать и выбросить в мусорку, а лучше в полыхающий огонь. Но все попытки будут тщетны, ведь даже мельчайшие детали яркими красками воспроизводились в его голове.

И он будет вспоминать это каждый день. Каждый божий день, он будет просыпаться и думать о том ”а что если бы”.

Частичка ”бы” сопровождает его весь день, не давая покоя. Что если бы не сработал будильник? Что если бы он заболел и остался дома? Что если бы. Он предполагал возможный ход событий, думал и не спал ночами.

Это становится традицией. Своеобразной привычкой, которая за столь долгое время стала обыденной, и даже... Родной?

Он до сих пор помнит ту завлекающую песню. Строчки этой песни, пританцовывал каждый раз как ее проигрывали на повидавшем жизни радио. Кантри весело разливался по всей квартире, начиная с кухни и заканчивая балконом. Под ее ритм хотелось жить.

Как там...

I see my red head, messed bed, tear shed, queen bee, my squeeze The stage it smells, tells, hells bells, knocks me on my knees.

Больше он радио не включал.

***

Яркие лучи солнца, обрамлявшие незаправленную кровать, упорно прорывались сквозь окна. От поступившего тепла появилось желание открыть форточку, но при виде минусовой температуры по новостям и ледяного ветра, эта внезапная прихоть тут же была отложена в сторону. Холодный пол и согревающие лучи создавали некий контраст между собой. Мурашки от утренней прохлады пробрали с ног до головы.

Майлз подходит к запыленному шкафу, и с противным скрипом открывает его. Десятки книг, с уже порванными местами обложками и пожелтевшими страницами, стопкой лежали на полках. Казалось если провести по ним пальцем, они тут же рассыпятся.

Пыль кружилась в воздухе и Апшер, после очередного вдоха, закашлял в рукав.

В самом низу в разброс валялись грампластинки. Все были очень старые, где то повреждённые и мало какие работали. Повертев перед собой пару работающих штук, Майлз понял что ему надоело.

Вся музыка, находившаяся в них уже приелась, стала раздражать и он порядком устал от нее. Каждый их миллиметр Журналист знал наизусть, мог без запинки пересказать каждую, ни разу не ошибившись.

Идея с грампластинками разбилась вдребезги.

Пора научиться ловить радиостанции.

Апшер долго что то вертел и пару раз даже поймал несколько волн, но от неумелых рук они в следующие секунды растворялись среди остального барахла. Майлз напрягся. Постаравшись проявить всю свою сообразительность для такого дела, ему в голову пришло решение. В этот момент над его макушкой должна была загореться лампочка. Но увы и ах, она сгорела, а собственная лень мешала поменять ее уже как года два.

Итак. Чуть приподнявшись на коленях, Майлз потёр переносицу и проницательно взглянул на устройство. Не торопливо осмотрев все кнопки и детали ”Симфонии 003”, он начал собирать у себя в голове пазл, который когда то так кропотливо выстраивал его отец, просвещая своего сына в науку радио.

Что мы имеем? -Спросил самого себя Майлз.

Антенна. Чем длиннее, тем лучше. В данном случае она была довольно высока, что значительно облегчало задачу.

Есть три ручки: большая слева - громкость; две маленькие. (тембровка) - регулировка низких частот и регулировка высоких частот. Большая справа - настройка на станции, производит вращение трёхсекционного воздушного конденсатора переменной ёмкости.

Неуверенно протянув руки к ручкам, Майлз покрутил одну, затем другую. Выстроил конструкцию. Внимательно проследил за регулировкой частот, и о чудо!

Он поймал станцию.

Чуть послушав начало песни, он слегка уменьшил громкость, сделав музыку фоном для начала нового дня. Ее слова не очень отчётливо доносились до него, но все же ритм был знакомый, и приятный на слух. Губы Майлза втянулись в трубочку, в попытке просвистеть мелодию, но эта попытка провалилась, Апшер не умел свистеть.

Окончательно встав на обе ноги, и отряхнувшись от крошек, он услышал глухой звук чуть поодаль себя.

С другого угла комнаты, на тумбочке зазвонил телефон. Он дрожал на твердой поверхности, подбираясь к краю, и был уже почти в полете на пол, но Майлз поднял его.

Сотка щекотала ладонь, вибрируя. На ней высвечивался уже давно знакомый номер его компании, где он работал последнее время.

Цифры двоились в глазах, и Майлзу понадобилось не меньше чем минуту, чтобы понять кто это, и не меньше ещё минуты чтобы додуматься поднять трубку.

-Слушаю

Его голос звучал хрипло и неубедительно. Губы, ещё не испытав свежести воды, были сухими и твёрдыми. Быстро облизнувшись и чуть кашлянув, Апшер собрался и со всей готовностью принялся за разговор.

-Майлз Апшер. Извиняюсь за столь ранний звонок, ещё и в выходной день... Но это касаемо вашей работы. Я... -Собеседник что то выговаривал с явным официозом, но его было не слышно.

Его голос мешал. Мешал слушать, подпевать под любимую песню и наслаждаться ее существованием.

Радио звучало слишком тихо чтобы перебить разговор, но слишком громко чтобы его продолжить. Он прижал трубку к левому уху, а правм он прибывал в эйфории от чудесного кантри.

Я буду в хорошей компании только в аду.

-Что простите?

Майлза будто обдали ледяной водой. Его шепот излюбленной строчки оказался вслух. Он отошел в другую комнату, закрыв дверь той, и сконцентрировал все свое внимание на собеседнике.

Его коллега продолжил говорить. Говорил много, муторно, и проглатывал слова. Такая дикция вызывала раздражение у Майлза, и он изо всех сил стараясь его скрыть отвечал коротко и ясно. ”Ага”; ”Хорошо”; ”Понял”; ”Доброго дня”;

Появилось нестерпимое желание кинуть пластмассу в стену, разбив ее об нее. Ограничившись броском на мягкую кровать, Апшер запустил пальцы в русые волосы. Он слегка встряхнул их, причесывая назад, тем самым оголяя уставшее лицо. Раздражение, злость, апатия, нервозность. Эти чувства часто посещали него, становились постоянными гостями. Странные перепады настроения стали уже привычными, а к отсутствию любых источников удовольствия Майлз приспособился давно. Единственной радостью в жизни была музыка, но и та сейчас раздражала настолько, что хотелось лезть на стену.

Господи, дай мне терпения

Майлз провел языком по ряду зубов и задумался. Мысли смешивались в одну кашу, меняя друг друга. В комнате было холодно и прохладный ветерок дул по полу, но кожу словно обдавало кипятком. Жар мгновенно перерос во все тело, и разливался по венам. Сердце бешено стучало от ярости. А брови сводились к переносице. В нервозном состоянии Апшер быстро защелкал пальцами и сложил их домиком.

Это было слишком неестественно.