Часть 2 (1/2)

На улице только начинало рассветать. Птицы пели, солнце неспешно поднималось над горизонтом, город спал… Впрочем, всё это уже было. Хоть каждое утро Чуи и было похоже на предыдущее, и то, что было перед ним, и ещё раньше — боюсь, читателю это быстро наскучит. К тому же, кое-чем это утро действительно отличалось, но это был тот редкий случай, когда Чуя предпочёл бы сохранить всё таким, каким оно было раньше.

Сегодня он проснулся по-настоящему разбитым. Голова гудела, всё тело ломило, было обессиленным, а из постели помогла выбраться лишь ужасная жажда и мысль о том, что на кухне его ждёт вода. Стоило оставить её у кровати… хотя в таком случае он бы, наверное, вообще сегодня не встал.

От смены положения в пространстве голова заболела ещё сильнее — в висках пульсировало так, что, казалось, ещё немного, и черепная коробка треснет. Пиздец. Одной минералкой тут не обойтись — он пошарил рукой по столу, почти не глядя, и среди кучи каких-то бумажек нашёл пачку обезболивающего. Добравшись до кухни, выпил сразу две таблетки и уселся за стол, ухватившись за голову — так боль хотя бы немного отступала. Через несколько минут в спальне снова зазвонил будильник — проклиная всё вокруг, Чуя кое-как поднялся и кое-как добрался до него, чтобы выключить. Поборов огромный соблазн забраться обратно под одеяло и поспать ещё хотя бы пару часов, из спальни он отправился прямо в душ.

О том, чтобы пытаться взбодриться, не могло идти и речи. В первую очередь ему надо было унять ноющую боль и ломоту во всём теле, и с этим должна была помочь горячая вода — от неё ещё больше клонило в сон, но если выбирать между мнимой бодростью (в лучшем случае) и возможностью хотя бы немного облегчить своё состояние — он выберет второе.

Каждый раз, просыпаясь с похмельем, Чуя клялся самому себе больше не пить — по крайней мере, среди рабочей недели, и каждый раз благополучно об этой клятве забывал. Этот день исключением не стал: казалось, что просто добраться до работы — это уже настоящий подвиг, а предстояло ведь ещё и… работать.

После душа, кажется, стало немного лучше: теперь он мог хотя бы перемещаться без того, чтобы шипеть сквозь зубы. Разобравшись с оставшейся утренней рутиной, он вышел из дома, надев то же, что и вчера — и только в лифте, убирая ключи, в кармане он обнаружил визитку, полученную вчера. Точно… он уже и забыл, что обещал позвонить, чтобы договориться о встрече с тем журналистом.

Набирая номер, он прочистил горло и собрался с мыслями, насколько это представлялось возможным; освежил в памяти его имя. На ближайшие дни планов после работы не было, так что встретиться он мог в любой вечер.

— Доброе утро, Дазай слушает, — он взял трубку почти сразу, и голос его был таким бодрым, что даже противно стало.

— Доброе утро. Это гробовщик.

— О, приветики! Как настроение?

— Нормально, — Чуя нахмурился, — ты говорил позвонить, чтобы договориться о встрече.

— Да, помню. Ты занят сегодня вечером?

— Нет.

— Замечательно, тогда что насчёт… — на том конца провода Чуя услышал шелест страниц, — семи часов, в баре Люпин?

— Разве бар — подходящее место для обсуждений?

— Не переживай, он немноголюден.

— Ладно… тогда подойдёт.

— Отлично! До встречи.

Чуя не успел попрощаться, прежде чем Дазай сбросил звонок, но это его совершенно не оскорбило. На самом деле, сейчас он был в том состоянии, что его вообще ничего задеть не могло.

И если по пути Чуя хотя бы немного оклемался, то стойкий запах химикатов в мастерской воздействовал далеко не самым лучшим образом. Первым делом он распахнул все окна, чтобы впустить немного свежего утреннего воздуха, и только после этого открыл магазин. Общаться с клиентами в таком состоянии совершенно не хотелось — оставалось надеяться, что ещё хотя бы пару часов никто не объявится.

Работа началась с того, что Чуя расположил у своего рабочего стола панели, заготовленные ещё вчера. Каркас всё так же был на месте, и теперь оставалось соединить их воедино: сначала днище, затем — стенки. Даже мысль о том, чтобы использовать дрель, тем самым создавая лишний шум, отдалась болезненной пульсацией в висках, так что сегодня он решил справиться отвёрткой — это дольше, конечно, и куда более энергозатратно, зато тише. Ради тишины Чуя сейчас был готов на всё.

Только вот добиться её на достаточно долгий период времени у него так и не вышло. Стоило ему закончить прикручивать ручки к боковым доскам, как с краю дороги, совсем рядом с входом в его бюро, остановился катафалк. Из него вышла молодая женщина в чёрном кимоно, за руку она держала ребёнка лет шести, облачённого в такие же чёрные одежды.

Увидев их через окно, Чуя быстро снял рабочий фартук, предварительно обтерев об него руки, и вышел в приёмную. Все трое низко поклонились друг другу.

— Добрый день, Накахара-сан.

— Добрый день, — Чуя кивнул, отпирая вторую дверь и распахивая обе из них. Спешно прошёл к катафалку и открыл багажник. Перенеся гроб из магазина в автомобиль, Чуя не спешил прощаться с покупательницей.

Следующим пунктом назначения катафалка был морг — забрав оттуда тело покойного, его должны были отвезти в храм, где с ним смогут проститься друзья и коллеги. Однако до этого его должны были видеть только близкие и работники похоронного агентства, укладывать в гроб и переносить обратно в катафалк тоже. Проблема была в том, что у умершего из родственников осталась лишь жена и маленький ребёнок, потому она заранее договорилась с Чуей о том, чтобы он помог. Ему было не трудно — к тому же, спрашивая об этом, она сразу обмолвилась, что готова доплатить.

О подобном его просили всего пару раз, и каждый из них он запомнил: первой была пожилая женщина, давно оставшаяся вдовой и хоронившая своего сына — парня чуть старше Чуи, погибшего в автокатастрофе; спустя несколько недель он помогал девушке, только-только достигшей совершеннолетия, справиться с телом её старшей сестры — молодой женщины, за пару месяцев сгоревшей от онкологии.

Тот опыт был не только в каком-то смысле интересным, но и весьма изматывающим в эмоциональном плане. И если в первом случае ему просто было тоскливо видеть женщину, расстающуюся с самым дорогим для неё человеком, то после второго он даже подумал о том, чтобы отказаться от работы напрямую с клиентами и принимать заказы только через посредников из агентства. Девушка, по-видимому впервые увидевшая свою сестру мёртвой только в морге, из-за нахлынувших эмоций потеряла над собой всякий контроль и в итоге проплакала Чуе в плечо добрых десять минут. Он её не осуждал: и сам не раз оказывался в такой ситуации, когда было настолько невыносимо больно, что он готов был просить поддержки у кого угодно — лишь бы её оказали. Будучи же по другую сторону этой ситуации, он запомнил лишь собственные бушующие внутри эмоции — вернее, целую смесь, самыми яркими из которой были растерянность и непонимание: стоит просто помолчать и позволить ей выпустить накопившуюся боль или сказать что-нибудь, а если сказать — то что? В голове тогда была каша из «Пиздец», «Бедная» и «А что делать-то?», сформировавшаяся в адекватную мысль только к тому моменту, как девушка уже успокоилась. После случившегося она, конечно, очень долго перед ним извинялась, но Чуя постарался донести, что вовсе не зол.

В машине он расположился на сидении у пустого гроба — через одно от женщины и её сына. Всю недолгую поездку мальчик болтал ногами, рассматривая то Чую, то его творение — совсем не понимал, что происходит. Конечно, в его возрасте трудно осмыслить, что вообще такое, эта смерть. Вряд ли он вообще осознавал, что больше никогда не увидит отца, не сможет услышать его голос или подержать за руку. Наверное, так даже лучше: пусть думает, что папа просто спит. А о том, что он никогда не проснётся, лучше не задумываться.

У морга их уже ждал работник похоронного агентства, высокий и крупный. Даже, пожалуй, огромный; Чуе стало немного неловко. По его виду было ясно, что это один из работяг — тот, кто таскает гробы с надгробными камнями и обустраивает могилы. Он помог Чуе перетащить гроб из катафалка в сам морг, и на этом относительно простая часть задачи заканчивалась.

Только зайдя внутрь, Чуя сразу поёжился от жуткого мороза, стоящего в помещении — пробирало до мурашек. В нос сразу ударил стерильный запах, а холодный свет и тихий треск ламп только нагнетал ещё сильнее. Их троих (ребёнок остался сидеть в машине) встретил патологоанатом, проводил в нужную комнату, где на столе уже лежало тело, готовое к тому, чтобы его забрали.

Несмотря на то, что работники морга уже придали телу надлежащий вид для похорон, спутать его со спящим человеком было невозможно. Пустое выражение лица, сероватая, сухая кожа и самое незаметное, но в то же время бросающееся в глаза — полная неподвижность. Грудная клетка не поднималась с каждым вдохом, глаза не бегали под веками, ни одна мышца не дрогнула. В этом теле, лежащем на столе, совершенно не было жизни.

Молчаливо убирая слёзы с глаз платком, жена покойного наблюдала за тем, как Чуя со своим помощником расстелили в гробу белую простынь и осторожно переложили на неё тело. Они накрыли гроб крышкой и перенесли его обратно в катафалк, где Чуя вернулся на своё место, а работник похоронного агентства сел напротив.

— Мамочка, почему ты плачешь?

Чуя вздрогнул, когда в тишине неожиданно раздался детский голос. Он покосился в сторону: мальчик тянул мать за рукав кимоно, обеспокоенно заглядывая в лицо, которое она отчаянно пыталась спрятать.

— Не плачь, мамочка, не надо, — он продолжал дёргать её за руку.

— Всё в порядке, Тоши-чан, — женщина улыбнулась, осторожно убрав слёзы, — просто мамочка соскучилась по папе.

— Но он же скоро вернётся!

— Конечно, малыш. Он обязательно вернётся.

Чуя тихо усмехнулся сам себе.

Интересно, вспомнит ли он об обещании матери, когда подрастёт? Будет ли злиться из-за обмана? Когда она планирует рассказать ему, что папа не вернётся, и планирует ли вообще? Однозначно, затрагивать вопрос смерти с детьми — всегда сложно, но стоит ли так открыто лгать? Впрочем, всё это его не касается.

Вскоре они вернулись к его бюро, где женщина отсчитала Чуе пару тысяч йен, после чего он выбрался из машины и кивком попрощался с ней. В храме их уже должны ждать остальные работники похоронного агентства, а с ними и друзья усопшего — там разберутся без него.

У него же сейчас была другая задача — закончить, наконец, с этим гробом. После поездки Чуя немного оклемался. Не сказать, что полностью пришёл в себя и мог забыть о похмелье — находиться в постели сейчас было бы куда приятнее — но теперь голова не трещала по швам, и он мог работать в штатном режиме.

Раньше он и подумать бы не смог, что сможет так легко забыть об увиденном только что трупе. Видя смерть совсем близко ещё в юности, он долго собирал себя по кусочкам после, а теперь… Он не только постоянно ощущал её рядом, но и связал с ней свою жизнь. Иронично.

По правде говоря, он и сам не заметил, как легко впустил в свою жизнь то, от чего пытался сбежать как можно дальше и уберечь себя и (безуспешно) своих близких. Как стал непосредственным соучастником процесса, принёсшего ему так много боли. Если бы он задумался, то пришёл бы к выводу, что это, наверное, помогало победить страх. Подпустив то, что он ненавидел, ближе, он не только бросал себе вызов, но и из раза в раз одерживал победу. Всё полнее осознавал смерть как неотъемлемую часть жизни и прекращал её бояться.

Хотя через время он и перестал ставить себя на место людей, справляющихся с потерей близкого, мысли об этом уже не вызывали такого ужаса. Он прекрасно понимал, что ещё не раз окажется на месте своих клиентов, а однажды и ляжет в такую же коробочку, что изготавливал сейчас для кого-то другого, но именно несколько месяцев работы помогли принять это как данность, а не наказание. Это случается со всеми, и он, такой обычный и совершенно не особенный, не станет исключением. Но это совсем не страшно — скорее, наоборот, только подпитывает желание жить и успеть как можно больше.

Этот день оказался одним из тех немногих, когда новых заказов совсем не поступило, даже по телефону. Существовала, конечно, вероятность того, что он пропустил клиента, находясь в морге, но будем честны — она была довольно маленькой. Да и заказов сейчас хватало, так что волноваться об этом не приходилось.

Ближе к вечеру заказчики забрали у него вчерашний гроб. В этот раз ехать никуда не пришлось, мужчин в семье было достаточно, так что в морге они справятся и без него. Завтра ему предстояло отдать гроб, который он всё-таки домучил сегодня, а сейчас… начинать работу над новым не было ни сил, ни настроения. К тому же, опаздывать на первое в своей жизни интервью Чуя совсем не хотел.

Выйдя с работы, он привычно закурил и достал телефон, дабы узнать, что это за бар такой — этот Люпин, и где он вообще находится. Оказалось, что не так уж близко.

Через некоторое время, проведённое среди толп людей, Чуя выходил на нужной ему станции. Бар располагался в каком-то пустынном, тёмном переулке; пришлось немного поплутать, чтобы найти нужный. Заметив вывеску с названием и старомодным изображением человека в монокле и цилиндре, он спустился по лестнице в подвальное помещение.

Как Дазай и говорил, бар оказался совершенно безлюдным. Играла тихая, спокойная музыка, горел тусклый, тёплый свет. По правую сторону от себя Чуя увидел длинную барную стойку; пожилой мужчина в рубашке и строгом жилете за ней поприветствовал его кивком. Слева, вдоль стены, тянулись ряды небольших столиков. Оставив свои вещи у одного из них, Чуя заказал себе бокал вина, наугад выбранного из скромного ассортимента бара, и вернулся на место.

Связь в подвале не ловила, поэтому время коротать пришлось рассматриванием интерьера. Всё в помещении так и кричало о том, что бар этот старый, но своей старинностью гордится. Вся мебель была деревянной, и только стены украшали фартуки из тёмной плитки. Некоторые лампочки в немногочисленных светильниках перегорели, но, похоже, менять их не спешили. Стена позади бармена была уставлена бутылками, из одной из которых он и наполнял только что отполированный бокал. В углу на стене висел штурвал, чёрно-белые фотографии и простые статуэтки. Было жарковато — конечно, ни о каком кондиционере тут и не слышали.

Пожилой бармен поднёс Чуе его бокал и поставил на стол.

— У вас всегда так пусто?

— Наш бар не пользуется популярностью, — он кивнул, убрав руки за спину. — Могу я спросить, как вы о нас узнали?

— У меня тут назначена встреча.

— Понятно. Приятного вечера, — бармен учтиво поклонился, после чего удалился к своему рабочему месту.

— У вас можно курить?

— Это не запрещено, но я бы попросил не злоупотреблять, — он покачал головой, сделав неопределённый жест рукой — в баре не было ни одного окошка. — Вентиляция работает не очень хорошо.

— Понял.

Чуя едва успел докурить сигарету и выпить половину бокала вина, как со стороны каменной лестницы послышались шаги. Он обернулся, и в проходе сразу заметил его. Всё та же глуповатая улыбка на лице, взъерошенные волосы и коричневое пальто нараспашку.

— А вот и ты, — он помахал ему рукой, быстро заказал что-то у бара и сел за столик. — Уже освоился?