Часть 3 можешь ли ты поверить? (1/2)

Юнги проходит свой первый арт-блок за многие годы.

Возможно, его первый настоящий арт-блок. Ему всегда удавалось превратить свои эмоции в нечто творческое, но последнюю неделю он просто... опустошённый. В его сердце нет ничего, что могло бы превратиться во что-то новое. Юнги думает, может быть, просто может быть…

Нет. Он отказывается даже закончить эту мысль. Может быть, он мог бы исправить это, разрисовав Чимина.

Он внезапно понимает, что Чимин улыбается ему. Скорее, смеётся над ним.

— Что, у меня что-то на лице?

Юнги моргает, отряхиваясь. Он сидит за стойкой на одном из новых табуретов, которые они купили, а Чимин готовит. Судя по всему, Юнги смотрел на него.

— Гм. Прости. Я просто задумался.

— Я буквально наблюдал, как ты следил за тем, как я ходил по кухне. — Чимин выглядит так, будто вот-вот расхохочется.

— Трудно сосредоточиться, когда ты проходишь мимо пустой стены, на которую я пытаюсь смотреть. — Юнги опускает голову на руки.

— Ты был похож на потерянного щенка. Я собирался попросить тебя сделать трюк и дать угощение. — Чимин пожимает плечами, сосредоточив внимание на сковородках.

— Я не похож на щенка. — хмурится Юнги.

— Ты правда похож. — Чимин смотрит через плечо, приподняв брови. Хмурый взгляд Юнги становится глубже. — Ладно, ладно, на кота. Котёнка.

— Думаю, теоретически я могу понять, почему ты так говоришь. — Юнги неохотно сдаётся.

— Тебе не кажется, что ты милый? — спрашивает Чимин так, будто говорит о погоде.

Юнги даже не знает, как на это отвечать.

— Не похоже, что я испытываю желание быть собственной музой и писать автопортреты. Я рисую то, что считаю красивым. Себя я не рисую.

Чимин снимает сковороду с огня и поворачивается со странным взглядом.

— Ты не видишь в себе красоты? — он ставит сковородку на стол, погружённый в свои мысли. — Кажется, я забыл, что ты не такой, как я и большинство моих друзей. Мы сами становимся нашим искусством, а ты создаёшь что-то отдельное от себя. Хм, — Юнги смотрит на Чимина, пока у второго происходит какой-то ментальный прорыв, — я никогда не задумывался о том, что мы по-разному относимся к искусству. Не то чтобы у меня были дни, когда я не чувствовал себя красивым, но я также знаю, что могу сделать что-то красивое. Или сказать что-нибудь красивое, — он фыркает, — или надеть что-нибудь красивое. И по натуре я красивый, — его брови взлетают вверх, и он ухмыляется Юнги. — Послушай, «по натуре» здесь что-то вроде Шекспира.

— Да, я никогда не чувствовал необходимости украшать себя. — Юнги мягко улыбается.

Чимин кладёт в рот кусочек брокколи, чтобы проверить на приправы. Он говорит с набитым ртом.

— Ты бы мило смотрелся с подводкой для глаз.

Юнги пристально смотрит.

Чимин чувствует напряжённое молчание и снова кидает взгляд на Юнги, задыхаясь от замешательства на его лице.

— Дай угадаю, ты и твои друзья обычно вскользь не заигрываете друг с другом.

— Не могу сказать, что да. — Юнги моргает, не понимая, что именно происходит.

— Это просто актёрская фишка. Или модельная. Называй как угодно. Мы все буквально модели. Наша работа — быть горячими. Помогать друг другу быть сексуальными и давать советы или подсказки по поводу внешности — это просто... часть работы.

— Ты только что сказал, что твоя работа — быть горячим.

— Именно. — Чимин пытается сдержать улыбку, когда раскладывает лосося и брокколи по тарелкам и ставит одну перед Юнги, но получается плохо.

Юнги даже не может точно вспомнить, как они решили не разделять продукты и готовить друг для друга, но он сразу понимает, что это очень по-домашнему.

— Ты согласен?

— С чем? Что это твоя работа? — задыхается Юнги.

— Что я горячий. —  Глаза Чимина сверкают озорством и капелькой любопытства.

— Здесь для меня нет правильного ответа, Чимин. Я либо говорю «нет», и это как будто я говорю тебе отказаться от своих стремлений, либо я говорю «да» и… — предложение Юнги резко обрывается. На самом деле он не уверен, чем должна закончиться эта мысль.

— Либо ты говоришь «да» и…? — Чимин ест стоя на кухне, наблюдая за Юнги через стойку.

— Ты даже не знаешь, гей ли я. — Юнги вспоминает свой сон. О росписи тела и коже Чимина, разложенной и обнажённой перед ним, как чистый холст.

Выражение лица Чимина на секунду становится пустым в попытке понять, откуда взялся этот ответ. Он осторожно отвечает:

— Я никогда не видел девушек в твоём скетчбуке.

Это правда.

И он знает, что Чимин видел его скетчбук, потому что, например, сейчас он лежит открытым на столе, пока Чимин на кухне, и Юнги не чувствует необходимости его прятать.

Чимин добавляет:

— Не обязательно быть геем, чтобы понять, как кто-то может считать меня сексуальным. — Он выглядит смущённым.

Юнги может понять почему, потому что он сам загнал себя в угол и выдал, заняв оборонительную позицию по поводу своей ориентации. Чимин не хотел ничего намекать этим вопросом. Друзья-натуралы называли Чимина горячим. Он не думал о том, как это может звучать агрессивно для того, кто не привык к подобным шуткам.

— Есть я, и есть ты. Вот и всё. — Юнги говорит так быстро, словно кто-то ускорил запись. Он просто хочет, чтобы этот разговор закончился. Он доверяет Чимину и был бы готов поговорить о своей ориентации, но то, как это вышло, было неловким.

Брови Чимина снова взлетают вверх, и Юнги ненавидит то, что он, очевидно, не может сказать ничего, что не было бы шокирующим для Чимина прямо сейчас.

— Гм, на самом деле я пан.

Юнги становится совершенно красным и роняет голову на стол.