Часть 6. Сашка (2/2)
Сашкины перепады настроения пугали. Минут назад его уверенность в том, что он прав была нерушима, а уже сейчас рыжий вдруг снова стал плохим. Санька мог смеяться, а через две минуты полоснуть себе ножом до крови. Он сам наказывал себя за проступки, если его не наказывал кто-то другой. Но проступок считался проступком только в том случае, когда Саньку отругают или просто намекнут, что он виноват.
Макар Игнатьевич не хотел пороть мальчишку за детскую глупость, за чернила, налитые в карман Марии Алексеевны, как маленькая месть за Ангу. Но если мужчина этого не сделает, Сашка выйдет из кабинета, возьмёт ржавый гвоздь и оставит на себе новый шрам, в напоминание о том, какой он плохой.
— Эй, Спичка. Ремня не будет, не заслужил. Ты мстил за Ангу, это, как бы я не хотел этого признавать, правильно. Наказание всегда соразмерно преступлению, — Макар Игнатьевич похлопал себя по коленям, предлагая Сашке улечься.
Мальчишка принялся стягивать штаны, но был остановлен и просто перекинут через колено.
Санька покраснел ещё больше. Его, здорового лба, собираются шлепать ладонью! Стыд и позор.
— Александр! Не ворчи, что стыдно. Стыдно должно было наливать чернила в карман, — Макар Игнатьевич редко звал мальчишку полным именем, но сейчас нужно было натянуть маску строгости.
Первый глухой шлепок опустился на ягодицы через штаны. Он вышел едва ощутимым, боль от него потухла почти сразу. Следующий удар вышел чуть сильнее, но все такой же глухой. Сильной боли не было, только неприятное покалывание пониже спины.
Как бы Макару Игнатьевичу не хотелось шлепать Саньку, бить нужно было если и не в полную силу, то по крайней мере, в две трети силы точно. Если он пожалеет мальчишку сейчас, то сам Спичка не пожалеет себя никогда.
— Лежи нормально, не дергайся, — мужчина вновь опустил ладонь на Сашкину задницу.
Санька закрыл лицо руками. Со стороны он напоминал вареного рака. Вот так, ладонью, перекинув через колено его не шлепали уже лет пять. Если в десять с половиной лет считали, что он достаточно взрослый для ремня, тогда почему его сейчас, почти в шестнадцать шлепают?!
— Терпи, боец. Терпи, — Макар Игнатьевич хлопнул ещё несколько раз.
Шлепков вышло едва ли больше сорока, да и больно почти не было, но Сашка укусил себя за большой палец.
Мужчина отвесил последний шлепок и заставил Саньку подняться.
Пряча мокрые глаза, он шмыгнул носом и утер слезы рукавом.
— Не рыдай. Я ж не сильно вроде выпорол. Садись, — Макар Игнатьевич усадил Саньку рядом с собой.
Мальчишка прятал лицо, закопавшись руками в рыжие волосы.
— Я плохой… Я же плохой… Почему мне не больно?! Я не заслужил! — голос Саньки был тихим.
— Цыц. Выверни карманы. И не вздумай что-то себе сделать. Если в твою бошку придет мысль наказать себя за что-то, то приходи ко мне. Выпорю, чтобы дурью не маялся. А за чернила наказан достаточно. Ровно столько бы я выдал тем, кто сделал бы то же самое, — Макар Игнатьевич протянул руку.
Санька нехотя сунул руку в карман и достал оттуда два ржавых гвоздя: один заточенный и острый, другой притупившийся и покрытый ржавчиной.
— Только попробуй ещё раз этим себя наказывать. Заражение же схватишь, дурак! И ты не плохой. Только не надо маяться дурью. И Марию Алексеевну не трогай. Считай, она свое получила.