Часть 22. Безупречность (1/2)
Природа. Девственная, нетронутая человеком, живая – много ли кто мог похвастаться тем, что касался этого обыкновенного чуда? Люди уже слишком сильно привыкли к серым городам, к ярким огням и запаху выхлопных газов. Привыкли настолько, что чистейший воздух обжигал лёгкие, а шум леса оглушал отвыкшие от тишины уши. Именно тишина, хотя казалось бы – скрипят деревья, трутся друг о друга ветви, заливаются звонкими трелями птицы... Но этот шум казался музыкой. Бальзамом на истерзанную душу.
У Се Ляня редко выпадала возможность насладиться тишиной и спокойствием. Дом, в котором он снимал квартиру, был поистине необычным: там абсолютно всегда можно было слушать, чем живут соседи. Вероятно, дело в планировке, а может, в бумажных стенах, но факт оставался фактом. Этажом выше жила семейка, в которой вечно кто-то на кого-то орал вне зависимости от времени суток. Жена орала на мужа, муж на ребёнка, ребёнок на собаку – собака гавкала на кошку, и так по кругу, до тех пор, пока семейство либо не уснёт, либо не покинет квартиру. Собака явно не отличалась интеллектом и частенько скулила и лаяла без причины. Се Лянь очень любил животных, но, приходя домой после тяжёлой смены и слушая осточертевший лай, временами ловил себя на мысли, что с удовольствием бы посмотрел на то, как из этой твари сделают коврик в прихожую. Конечно, Се Лянь сразу себя одёргивал, ведь это плохо, но через какое-то время уже всерьёз задумывался о такой судьбе для всей семейки.
Но, к сожалению, они были лишь одной ячейкой, которая нарушала общественный порядок. Снизу жила старушка божий одуванчик, которая при малейшем чихе начинала стучать чем-то железным по трубам, но это, мягко говоря, тишине не способствовало. Ещё она обожала привечать всех кошек района, подкармливая и запуская в подъезд погреться, из-за чего ароматы стояли очень характерные. Однако, самым ”любимым” соседом Се Ляня, которому, скорее всего, хотели набить морду всем подъездом, был неприметный мужичок средних лет, который был всем хорош – и добр, и вежлив, но почему-то никак не мог закончить ремонт, и пол года что-то сверлил. Особенно любил он это дело по утрам. Се Лянь, глядя красными от недосыпа глазами в потолок, всерьёз раздумывал: чем там можно заниматься? Неужели он поставил перед собой цель насверлить тысячи маленьких дырок по всей квартире? Или, может, он получал от этого процесса какое-то удовольствие? Одной рукой держался за дрель, а другой за...
Да, дом был прекрасен для тех, кто любит уединиться с собой, нечего сказать. Чихнёшь на первом этаже – пожелают здоровья с десятого. Банально в ванную не обязательно было брать с собой телефон, так как в качестве развлечения вполне можно было слушать, как крутят новости в соседней квартире. Может, можно было даже попросить громкость прибавить или канал переключить, но на такое Се Лянь не решался. Так что побыть в абсолютной тишине ему удалось разве что тогда, когда он покинул ту квартиру навсегда.
- Гэгэ, о чём думаешь? - спросил Хуа Чэн, заметив, что Се Лянь уже достаточно долго молча смотрит в окно, погрузившись в свои мысли.
- О горах, - честно ответил Се Лянь, устроившись поудобнее на диванчике. Домик Хуа Чэна был небольшой, но очень уютный. Внутри приятно пахло лаком и деревом, а солнечный свет, который пробивался из огромных панорамных окон, подсвечивал каждую пылинку. Мебели было немного, и все комнаты казались невероятно светлыми и просторными. Был даже камин, и Се Лянь, замечтавшись, представил, как здорово было бы слушать потрескивание горящих дров и греть пальцы, глядя, как за окном бушует вьюга, наметая огромные сугробы.
- О горах... - хмыкнул Хуа Чэн, разливая чай по чашкам из прозрачного чайника, в котором было видно ароматные травы и бутоны цветов, - Выходит, я не ошибся, позвав тебя именно в горы?
- Ты попал в самое яблочко, - улыбнулся Се Лянь, наконец отвернувшись от окна. Они уже переоделись в домашнее, и Се Лянь невольно залюбовался Хуа Чэном, который даже в простой одежде и тапочках выглядел неподражаемо и притягательно. - Я всегда любил горы.
- Часто приходилось в них бывать? - спросил Хуа Чэн, и сел на диван, протягивая Се Ляню чашку. Се Лянь взял её в руки, вдохнул ненавязчивый аромат цветов и слегка подул на белый пар.
- Когда-то да, - сказал он, опустив глаза. - Родители очень любили горы. Точнее... Отец любил. Ему очень нравились лыжи. Мама любила море, поэтому мы катались по заграницам, чтобы отдохнуть, как им хотелось.
- А где гэгэ нравится больше? - спросил Хуа Чэн, заметив, что в светло-карих глазах проскользнула лёгкая тоска.
- Горы, - ответил Се Лянь. - Море быстро надоедает. Оно прекрасно и в спокойствии, и в буйстве, но на горы, мне кажется, можно смотреть вечно. Летом такие шумные и живые, а зимой... Эта заснеженная и холодная красота всегда вызывала во мне восхищение.
- Зимой в горах всё совсем иначе, - согласился Хуа Чэн, поставив чашку на деревянный подлокотник.
- Поездки в горы как-то сильнее всего запомнились, - хмыкнул Се Лянь. - В любое время года хорошо. Но самая моя лучшая и самая запоминающаяся поездка была именно зимой.
- И что в ней было настолько запоминающегося? - с интересом спросил Хуа Чэн.
- Ну... Я ногу сломал, - неловко почесал щеку Се Лянь, но тут же заверил:
- Если что, это отдых не испортило! Ну... По крайней мере, мне.
- Действительно, какая мелочь, - поджал губы Хуа Чэн.
- Мне было лет десять, - сглотнул Се Лянь, пряча взгляд за чашкой. - С родителями я редко проводил время. Я вечно был на кружках и занятиях, они – на работе. В горы на зимние каникулы меня не брали, так как из-за слабого иммунитета я едва ли мог прогуляться по улице без шапки и не подхватить какой-нибудь менингит. Поэтому мы ездили в основном на всякие моря, которые мне надоели, и я канючил, чтобы меня взяли в горы, кататься на санках. И меня взяли.
- Должно быть, гэгэ был счастлив.
- Не то слово! - рассмеялся Се Лянь. - Мы поехали с родителями покупать мне лыжный костюм. Обычно они были слишком заняты, но в этот раз мы выбирали мне одежду вместе, без третьих лиц. И поэтому этот костюм был для меня чем-то очень дорогим. Не просто одеждой.
Се Лянь замолчал и молча отпил из чашки. На языке разлилась сладость горного мёда. Почти удалось подавить горький ком в горле.
Почти.
- Мы поехали на родину скандинавской мифологии. В Норвегию, - продолжил Се Лянь. - Зима, снег. В столице, в Осло, всё было как на картинках – домики, витрины, узкие улочки. Я будто попал в сказку. А потом мы с отцом поехали на горнолыжку, оставив мать в отеле, так как она не очень любила холод. Я надел свой новый лыжный костюм, но... Кхм... Умения кататься на лыжах он не прибавил.
- Кататься на лыжах нелегко, если ты не подготовлен, - заметил Хуа Чэн, разглядывая трещинки на полу.
- Я так не подумал, и конючил всю дорогу, чтобы отец разрешил мне встать на лыжи, - грустно хмыкнул Се Лянь. - Он разрешил. И у меня даже получалось. Отец хвалил, что я такой смышлёный у него. У меня страшно болели ноги, но кататься мне понравилось. Меня не оставляли одного, присматривали, но никто не застрахован от несчастных случаев. Кто-то, кто ехал передо мной, по какой-то причине упал, а я, не зная как реагировать, не придумал ничего лучше, как срулить с трассы. То ли лыжей что-то боднул, то ли что – покатился я кувырком, и напоролся бедром на что-то твёрдое в сугробе. Оказалось, кусок льда, но был он твёрже камня.
- Ох, гэгэ... - выдохнул Хуа Чэн, покачав головой. - Вот тебе и отдых. Должно быть, больно.
- Больно, - кивнул Се Лянь. - Открытый перелом. Пол года потом с костылём ходил. Но самое ужасное было, когда меня привезли в больницу, и мои штаны... Часть моего любимого костюма... Просто порезали ножницами, чтобы добраться до раны. Клянусь, я бы потерпел, пока их снимали! Но слушать никто не стал, понятное дело.
- А любом случае, это всего лишь вещь... Хоть и дорогая, - протянул Хуа Чэн, задумчиво глядя на ноги Се Ляня. Тот расценил это несколько иначе, и спросил:
- Думаешь о том, остался ли шрам?
- Нет... Но теперь да, - хмыкнул Хуа Чэн, и Се Лянь, чуть поколебавшись, приспустил штаны. На бедре отчётливо виднелся длинный шрам и следы от хирургических швов.
- Было больно, но первые недели родители не отходили от меня, - поделился Се Лянь, смущённо натягивая штаны обратно. - И работа на второй план ушла, и дела. Ребята приходили, навещали в больнице. Скажу по-секрету, Фэн Синь чуть сознание не потерял в больнице, увидев гипс, капельницы и отделение хирургии в целом.
- Ему бы стоило ещё раз там побывать, - спокойно сказал Хуа Чэн, и, не давая Се Ляню возмутиться, спросил:
- Хочешь ещё раз покататься на лыжах?
- Как показывает опыт, это не самая хорошая идея, - улыбнулся Се Лянь и, поставив чашку, легонько толкнул Хуа Чэна в плечо. - Гляжу, тебе смешно.
- Что ты, - абсолютно серьёзно ответил Хуа Чэн. - Как над таким можно смеяться. Наверняка гэгэ спустился с этой горы быстрее всех.
- Да ты...! - засмеялся Се Лянь и навалился на Хуа Чэна, - Издеваешься?!
- Ну, если только слегка... - прошептал Хуа Чэн, и, не давая Се Ляню опомниться, положил руки на его талию и легонько прижал к себе. Се Лянь чуть не подавился воздухом и уткнулся Хуа Чэну лицом в изгиб шеи, пряча горящие от смущения щёки.
- Всё равно мне понравилось... - пробормотал Се Лянь, чувствуя, что ему становится жарче от ласковых и нежных прикосновений.
- Хочешь, купим тебе новый костюм и поедем на лыжах кататься? - спросил Хуа Чэн, легонько целуя Се Ляня в висок. - Могу пообещать, что в этот раз ты ничего не сломаешь. Либо я сломаю того, кто чистил трассу.
- Норвегия – самая дорогая страна в Европе... - прошептал Се Лянь, который готов был нести абсолютно всё, что приходит в голову, лишь бы не молчать. Он чувствовал запах Хуа Чэна, чувствовал его прикосновения... И сходил с ума. Это было так странно, так непривычно. Чьи-то объятия, чья-то забота, внимание, любовь... Всё это ведь давно забылось. Исчезло вместе с осколками прошлого, сгорело в пучине прожитых лет, и осталось лишь отголоском в воспоминаниях. Так неужели небеса услышали его тихую мольбу, и позволили снова стать счастливым?
Они молча наслаждались объятиями друг друга, нежно касаясь рук, несмело проводя пальцами по спине, осторожно лаская шею. Хуа Чэн невесомо коснулся губами губ Се Ляня, и тот подался ему навстречу. Поцелуй был медленный и тягучий, как мёд. Такой же сладкий и желанный. Они понимали, что им некуда спешить, и что вся вечность подождёт, пока они насытятся друг другом. Никто из них не торопился. Каждое прикосновение, каждый жест буквально источал нерешительность, причём с обеих сторон. Се Лянь был зажат и несколько стеснителен по натуре своей и ввиду отсутствия опыта, а Хуа Чэн... А Хуа Чэн просто не мог поверить, что это действительно происходит с ним. Хотелось ущипнуть себя за руку. Хотелось коснуться любимых волос, услышать столь желанный голос. Хотелось верить, что вот он – тот, ради которого Хуа Чэн поднялся с колен. Что его возлюбленный реальный, а не сотканный из сновидений.
Как это вообще возможно? Почему он так жадно целует в ответ? Се Лянь же видел, он же знал... Он знал, каким Хуа Чэн был червём. Жалким, барахтающимся в грязи отбросом, который не способен ни на что, кроме как влачить своё жалкое существование, моля небеса о куске хлеба. Всё, что Хуа Чэн имел сейчас - это не цель, а средство. Средство, чтобы стать если не равным, то хотя бы достойным. Достойным того, чтобы стоять рядом, смотреть, говорить...
...целовать.
Се Лянь же видел всю подноготную. Знал о прошлом, которое Хуа Чэн разорвал, растоптал, раскрошил на тысячи кусочков и уничтожил без права восстановить. Искоренил из себя всё, что только могло напоминать о том голодном больном ребёнке, который не вызывал ни у кого даже жалости – лишь отвращение. Почему Се Лянь не отвернулся, не ушёл, а подарил жизнь? Жизнь во всех смыслах этого слова. Он ведь не ждал ничего взамен... Так зачем же спас того, кто был не способен видеть солнечный свет, и обречён на вечное гниение на обочине дороги?
- Сань Лан... - прошептал Се Лянь сквозь поцелуй, - Тут так... Жарко...
- Открыть окно? Включить кондиционер? - спросил Хуа Чэн и слегка прищурился. - Может... Помочь раздеться?
- А... Я... - Се Лянь, которому уже некуда было краснеть, залился румянцем по самую шею. - Я это...
Хуа Чэн тихонько рассмеялся и нежно погладил Се Ляня по голове, перебирая мягкие волосы. Мог ли он мечтать о том, чтобы его сокровище, его муза, вот так вот лежала сверху и смущалась от каждого прикосновения? Да никогда в жизни. Хуа Чэн и не ждал ничего большего, чем просто дружба. Но то, что происходило между ними, дружбой едва ли можно было назвать. Сердце бешено колотилось, кровь кипела.
И почему-то взаимно.
- Гэгэ... - выдохнул Хуа Чэн, и обеими ладонями обхватил лицо Се Ляня, поглаживая подбородок большими пальцами. Се Лянь внимательно посмотрел на Хуа Чэна, ожидая, что он скажет, но в ответ было лишь молчание.
- Что такое? - спросил Се Лянь, дотронувшись до ладони Хуа Чэна.
- Ты просто невероятный... - прошептал Хуа Чэн, глядя в любимые глаза. Зрачки Се Ляня расширились настолько, что радужка казалась тонким золотистым ободком вокруг бездонно-чёрных провалов. Се Лянь нежно поцеловал Хуа Чэна, и, осмелев, слегка приоткрыл губы, скользнув языком по чужой нижней губе. Хуа Чэн, посчитав это знаком, углубил поцелуй, прижимая Се Ляня сильнее к себе. Он сжимал его футболку, но не касался тела, боясь перейти черту. Он слишком долго шёл к своей мечте, слишком долго ждал и верил. И был готов ждать ещё столько же, если потребуется.
Торопиться некуда.
- Сань Лан... А у тебя тут есть электричество? - неожиданно спросил Се Лянь, слегка отстранившись.
- Генератор... Да, есть... - ответил Хуа Чэн, глядя на зацелованные и припухшие алые губы. Они горели двумя яркими свежими бутонами, так и манили прикоснуться, провести большим пальцем, и целовать. До исступления, жадно, пока не кончится воздух.
- Темнеет, - коротко заметил Се Лянь и неожиданно вскочил с дивана, едва не перевернув чашку. Он подошёл к окну, словно любуясь видами, но от Хуа Чэна не скрылась причина его побега, которая ощутимо выпирала из-под тонкой ткани штанов. Но Хуа Чэн деликатно промолчал, потянувшись за своей кружкой.
Чай давно остыл.
- Мне... Мне надо закончить разбирать вещи, - пробормотал Се Лянь, и скрылся на втором этаже, взлетев по ступенькам бесшумной тенью. За окном действительно темнело, и Хуа Чэн, не переставая улыбаться, вышел на улицу, чтобы завести генератор.
Се Лянь же ввалился в просторную светлую комнату, большую часть которой занимала огромная деревянная кровать, и упал на неё, уткнувшись лицом в подушку. Свежее постельное белье пахло чистотой и лавандой, и эти ароматы слегка привели в чувство. Допустим, Се Лянь при близком... общении с Хуа Чэном догадался, что та часть тела, которую он сам давно считал не функциональной, оказалась очень даже хоть куда, но вот что теперь с этим делать, он не знал. Рот предательски наполнялся слюной, а внизу живота заворачивался сладкий узел от одной мысли, что всё может зайти дальше, чем просто поцелуи и объятия, но Се Лянь боялся даже одних только подобных мыслей. В конце концов... Опыта у него не было. Никакого. Вообще. И что делать он не знал.
Точнее, интереса ради он, разумеется, подробно изучил данный вопрос в интернете, но от этого легче не стало. Хочет ли этого сам Хуа Чэн? Или... Или эта часть отношений совсем не важна, и её можно пропустить? В конце концов, чтобы выражать любовь, заниматься сексом совсем не обязательно, верно?
Се Лянь перевернулся на спину.
Может, и не обязательно, но... Но в этом же нет ничего такого, верно? Если бы это было плохо и неприятно, люди вряд ли бы придавали постели такое огромное значение. Кто-то мог смело построить отношения на сексе или прекратить их из-за его отсутствия. Стало быть, всё же важно?
Хотелось поговорить об этом с Хуа Чэном, но от одной мысли об этом Се Лянь стал по цвету лица напоминать одну из рубашек возлюбленного. Наверняка нужно... Или нет?
Думая об этом, Се Лянь закрыл глаза. Пахло свежим постельным, лесом и чем-то деревянным. Из чего доски? Сосна? Приятно... Так приятно.
Когда Се Лянь снова открыл глаза, то понял, что умудрился уснуть, и за окном было темно. Стрекотали цикады, трещали сверчки. Где-то угукал сыч или филин. Се Лянь поднялся с кровати и спустился вниз. Хуа Чэн не спал, а что-то рисовал, сидя за столом. Услышав шаги, он обернулся и отложил блокнот.
- Выспался? - ласково спросил Хуа Чэн. У него были мокрые волосы. Видимо, сходил в душ и уже готовился ко сну. Се Лянь вяло помотал головой. С растрёпанными волосами и в помятой одежде он выглядел так, что Хуа Чэн едва заставил себя усидеть на месте, чтобы не подскочить и не зацеловать каждый сантиметр тела.
- Цикады... Они шумные, - сонно произнёс Се Лянь, и пошёл в сторону душа. - Мне нравится.
- Будешь пить? Или есть? - спросил Хуа Чэн. Се Лянь остановился в дверях, задумался и с улыбкой качнул головой, скрывшись в душе.
Сидя в струях горячей воды, он бессознательно пытался отковырять этикетку от банки с шампунем, раз за разом возвращаясь к одному и тому же вопросу. Даже если Се Лянь захочет этого... Как? Как вообще это происходит у людей? Они как-то договариваются?
Он уткнулся лбом в стену. Сложно, всё слишком сложно. Можно было бы вечно целоваться и обниматься, подавляя в себе все свои желания. Но ведь он чувствовал, что Хуа Чэн... Тоже этого хочет. Но ничего не говорит. Ждёт? Боится? Или есть какая-то другая причина?
Можно было бы оставить всё как есть. Но Се Лянь давно был готов переступить черту. В сумке лежал небольшой тюбик, который Се Лянь с самого начала отношений с Хуа Чэном старался держать под рукой.
Стоит ли? Или не стоит...
И всё же, Се Лянь решился на более смелый шаг, задержавшись в душе несколько дольше, чем положено.
Се Лянь вошёл в комнату, вытирая волосы полотенцем. Хуа Чэн в это время уже убрал карандаши и тушь, расстилая покрывало на диване.
- Ты будешь спать здесь? - спросил Се Лянь, сглотнув.
- Да, - кивнул Хуа Чэн и нахмурился. - Кровать наверху неудобная?
- Удобная. И большая, - ответил Се Лянь, чувствуя, что лицо тронул румянец. - Пойдём наверх, мы там и вдвоём поместимся.
Взгляд Хуа Чэна потемнел. Они смотрели друг на друга, и слова становились не нужны.
- Ты... Уверен? - спросил Хуа Чэн. Он явно спрашивал не о том, что лежало на поверхности.
- Да... - тихо выдохнул Се Лянь. - Да, и... Не могу я допустить, чтобы ты на диване спал. В спальне кровать явно удобнее, чем здесь.