Часть 2 (1/2)
Глава 1. Бытие младенца </p>
Очнулась я в какой-то тёплой и уютной субстанции, окружающей меня. Или… Я нахожусь сейчас в утробе матери?! КСООООООО!!!!! Черт тебя дери, Система! Я же должна была очнуться после родов, не? Нихрена не понимаю…
Великий Саннин, Вы пробудились после поглощения души ещё нерождённого младенца, как раз к моменту родов </p>
Запрос некорректен, попробуйте снова задать его</p>
Система, агрх, Система!
Я ж мир-то не увижу в первых парах рождения. Ибо буду слепа, почти как моя бывшая училка по математике. Да и… И… Лёгкие заболят от раскрытия и моего первого вдоха! Боль хоть и не долгая, но и нежелательная. А для человека, не терпящего боль, это ооооочень нежелательно!
Хооооо… Роды начались, наверное… Та странная субстанция начала покидать пространство, окружающее меня, и меня саму… Это как спишь в ванной и по великой СЛУЧАЙНОСТИ выдёргиваешь из слива затычку… Обида и боль. Буду я, как Учихи, — мстить. Но мстить за то, что меня посмели выдернуть из этого замечательного места!
И плевать я хотела, что моё желание отомстить будет более, чем иррациональное. Вообще, месть сама по себе является иррациональной вещью, но дающей мощную подпитку и желание подрывать горы. В общем, не так уж и важно.
Но это произойдёт лишь тогда, когда я вырасту. Кья, думать о мести, пока ты ещё не родился, — вот, что значит быть злобным с самого рождения. Ку-ку-ку.
Великий Саннин, Вы принадлежите к расе Неведомых Злобных Хреней (Тварей) </p>
Эм, каким… образом? Видимо, таких, как я, не любят. Сильно не любят. Ладно, это на потом. Сейчас надо успокоиться и перетерпеть боль от выхода из материнской утробы! Ксо! Лучше бы я не запоминала момент этого позорного процесса! Больно, грустно и мокро…
Больнооооо… Меня теперь тянут за голову и все, что я слышу извне, — практически не слышу и тем более не слушаю. Ещё не вылезла из матери. Как же больно. Конечно, проход расширяется, но… Но, чтобы выйти из тела, не чувствуя при этом ни боли, ни дискомфорта, этого пространства мало! Катастрофически!
Ладно там, обычные люди не запоминают этого. Но я-то не обычный человек… Я — Игрок с плюшкой идеальной памяти. И наконец познавший её главный минус: воспоминания нельзя отфильтровать на нужные, ненужные, те, что когда-то пригодятся, и необходимые. К сожалению, я вспомнила всю свою прошлую жизнь, не начав новую, да. Ну, скоро начну проживать её. Но это не отменяет того факта, что я не смогу забыть самые стрёмные моменты моей короткой и, на удивление, насыщенной жизни.
О! Я увидела свет в конце тоннеля! Ку-ку-ку! Во мне такой талант артиста, блять, пропадает! Ну и, помимо яркого света и еле различимого белого цвета родильной, почувствовала холод.
Такое ощущение, словно я купалась в речке и после вылезла вечером.
А потом меня жестоко ударили по жо… ягодицам. Заставили сделать мой первый болезненный вдох. Твари! Ироды! Тираны! Волюнтаристы<span class="footnote" id="fn_32617096_0"></span> недоделанные! Я позорно заплакала от боли в лёгких и ягодицах, наверное, оглушив присуствующих.
Зато слух чёткий. А он должен ли быть таким? А, неважно…
— Поздравляю, в
Вас, Киоко-сан, — услышала я чей-то женский голос. — У Вас родился сын.
Меня обмыли, обтёрли и завернули в мягкие бархатные пелёнки. М-ма, как мягко… и тепло… В общем, быть младенцем приятно, когда за тобой ухаживают! А не как у Узумаки Наруто было.
— Я хочу… увидеть своего малыша…
— Вот держите своего ребёнка… — промямлила некто. — Вес мальчика в пределах нормы — 3,800. И он достаточно высокий — 55 сантиметров. Ох, Киоко-сан, у Вас родился сильный малыш!
— Мой мальчик… Такой красавец! — я жо… шестым чувством почувствовала, что моя мать, любезно выданная для меня, улыбнулась. — Орочимару! Его зовут Орочимару!
Спасибо за имя, что так прекрасно меня описывает, что внешне, что внутренне.
Родилась. Оказалась мальчиком. Надеюсь, привыкну к морковке между ног со временем. Но это всё лирика. Предамся-ка я воспоминаниям последних двух дней перед моей нелепой смертью.
Сидя в салоне гелика на заднем сидении, я тускло смотрела в окно и понимала, что ничем хорошим для меня эта поездка не окончится уж точно. Серые бетонные джунгли, что сменялись яркими рекламными вывесками и такими же яркими заведениями для предоставления услуг. Все равно это были те же самые джунгли, в которых я привыкла жить после переезда с деревни. Вскоре даже такие яркие и ослепляющие, но скучные пейзажи сменились серо-жёлтой пустошью вокруг трассы и деревьями вдали, танцующими свои особенные танцы для каждой проезжающей мимо машины.
— Волнуешься? — спросил меня мой старый знакомый, смотря на меня через зеркало на лобовом стекле. Нет, я не волнуюсь, я желаю прикончить вас всех из-за постепенно нарастающей паники. Но в ответ сказала лишь замученное, но уверенное «нет» с любимыми для меня нотками непробиваемой стали.
Он на меня посматривать через висящее зеркало не перестал, но больше вопросов не задавал. Если бы задавал, я бы его задушила! И плевать, что он за рулём сидит! Вообще, в машине царила какая-то убаюкивающая тишина. Но даже она раздражала на ряду с танцующими деревьями и ветром, слабо покачивающим их вершины. Словно так и надо. Но Я-то знаю, что все сидящие в салоне желают завалить меня тучами вопросов, но сдерживаются, понимая, что хрена с два я им отвечу нормально.
— Долго до твоего озера? — моя якобы подруга спросила… То есть, она не знала, куда нас везут?! С её стороны это был очень-очень-преочень опрометчивый поступок, блять! А вдруг нас хотят убить тайком и спрятать тела? Я тебя точно прибью!
Если живыми останемся, конечно…
Всё… Мое неуёмное чувство быстро нарастающей паники усилилось троекратно! Вдох-выдох, я спокойна… Спокойна… Я СПОКОЙНА, ЕДРИТЬ ВАС ВСЕХ ЗА НОГУ!
Но для большей конспирации я не буду показывать вида, что мне страшно. Хотя из-за моей гидрофобии¹ мне становится ещё страшней оттого, что они могут меня утопить — в случае запланированного убийства, а в случае отдыха — заставить поплавать или посидеть подле берега.
Осенью, блин, поплавать!
— Нет, — качнул он головой в сторону, — минут через двадцать окажемся на месте.
Слишком, слишком долго едем! Я не заметила, как беззаботно задремала.
У меня оказались две врождённые, но крайне полезные мутации. Первая или вторая — без понятия, но пусть будет первая… Так это прекрасное зрение, как у бьякугана и шарингана вместе взятых… Как такое вышло — не понимаю. Вроде ни в каких источниках об этом феноменальном явлении у любимейшего Орочимару не говорилось. Но по истечении всего лишь пары-тройки часов я все видел прекрасно. И вторая — слух. О да, он у меня настолько чуткий, что я умудрился расслышать разговор двух меднинов, находившихся в третьей палате слева от детской общей комнаты, в которой я и нахожусь сейчас на ряду с другими младенцами.
Не исключено, что слух и зрение только улучшатся со временем.
А говорили они о том, что скорее бы закончилась Первая Мировая война Шиноби. И странно, что имя и, желательно, фамилию Первого не говорили… Вроде бы, по моим скромным подсчётам, Орочимару в оригинальном «Наруто» родился примерно за четыре года до её конца и за четыре года до становления Обезьяньяньей Задницы Хокагой. Или Третьим Заведующим ЛесПромХоза — как угодно, но суть одна. Это хитрожопое недоразумение получит в свои загребущие лапки необъятных размерчиков власть и наделает неприятных делов.
И до Второй Мировой войны Шиноби, после окончания Первой, будет целых двадцать лет спокойной жизни. Прежде чем разобраться в этой всей хронологии более-менее сносно, я в прошлой жизни потратил не один месяц. И постоянно сбивался и путался. Хаширама говорил, что научил Цунаде играть в карты. А Цунаде говорила, что никогда не видела его. Возможно, она не помнила своего деда, что вполне логично. Дети такие забывчивые существа…
Короче говоря, я родила-… я родился ещё во времена правления Хаширамы. Тобирама-то ещё три года будет советником старшего брата, да и правил второй Сенджу только год.
И раз так выходит, то Первый застал рождение внучки. Рождение моей будущей сокомандницы, пышногрудой Цунаде — надеюсь на канон… Брат, я надеюсь, что ты ещё не умер смертью правых и Конохой не заправляет Мадара, а Изуна не является его советником!