Часть 13 (1/2)

Новое утро наступило не так скоро, как хотелось Амиции, но встретили они его относительно спокойно — насколько это вообще можно было представить. Действие обезболивающего начало проходить, только когда очертания леса начали проступать в серости предрассветного часа; почти всю ночь Гюго дремал, время от времени бормоча что-то в тревожном забытьи. Но только когда небо окончательно посветлело, а за стенами хижины наступила звенящая тишина, его дыхание стало ровным и глубоким.

Накрыв брата одеялом, Амиция спустилась на первый этаж дома. Она нашла в вещах ломоть хлеба и кусок вяленого мяса и, немного подогрев их в очаге, заставила себя проглотить нехитрый завтрак. Усевшись на лавку, она бездумно смотрела в тлеющие угольки и наслаждалась полной тишиной. Спать Амиции не хотелось, но и сил встать у нее тоже не было.

Сознание, истощенное тремя бессонными ночами подряд, молчало. Даже когда по дощатому полу с тихим шорохом поползли крысы, Амиция не шелохнулась. Крыс было так много, что пол исчез под ними, словно под живым ковром; они залезали на мебель, взбирались по стенам, сновали на полках между банками с неизвестным содержимым. Амиция чувствовала, как черно-серые существа взбираются по ее юбке, оттягивая мелкими когтями ткань. Она наблюдала за этим с легким удивлением, не понимая, как они смогли открыть дверь, которую она сама плотно закрыла на засов.

Внезапно странное движение на периферии зрения привлекло ее внимание. Не в силах повернуть голову, Амиция краем глаза наблюдала за тенью, притаившейся в неосвещенном углу. Невысокая фигура с кроваво-красными глазами, будто сотканная из крысиных тел, смотрела прямо на Амицию; она едва различала очертания, но, казалось, голова неизвестного была перевязана белой полоской ткани. От темного силуэта веяло таким безумием и неконтролируемой злобой, что Амиция едва могла дышать от ужаса. Она видела и не видела, как тень потянулась за чем-то за своей спиной. В тишине лязгнул металл и заскрипела тетива арбалета, натянутая отработанным движением. Амиция хотела сорваться с места, скрыться от глаз неведомого врага, который казался пугающе знакомым, но тело оставалось на месте, отказываясь повиноваться.

Призрачные пальцы легли на скобу; в тот же момент дверь громко хлопнула, и Амиция, освободившись от наваждения, подалась вперед. Арбалетный болт со свистом просек пустоту; с судорожным вздохом Амиция рывком проснулась.

Крысы исчезли, тень в углу тоже, но хлопнувшая дверь была не заперта.

— Гюго?

Амиция, пошатываясь, встала и поспешила к выходу.

Гюго стоял в паре шагов от порога и смотрел в лес. В его сутулой, угловатой фигуре, в том, как он обхватывал себя руками, Амиция заметила, как он был изможден. Подойдя к брату, она мягко коснулась его плеча.

— Я не хотел тебя будить.

— Ничего, — покачала головой Амиция. — Мне все равно ничего хорошего не снилось. Как ты? Захотелось на воздух?

Гюго неопределенно дернул плечом. Он продолжал напряженно всматриваться в лес, словно ожидал чего-то. Но под неподвижными деревьями не было ничего, только слабая утренняя дымка клубилась то тут, то там, обозначая сырые болотистые низины. Крысы, которые кишели у хижины всю ночь, бесследно исчезли. Но по взгляду брата Амиция поняла: они вернутся.

— Я чувствую их, — тихо произнес Гюго, словно прочитав ее мысли. — Они спрятались, но они все еще здесь.

— Они добрались до городка? — спросила Амиция.

Мальчик медленно покачал головой.

— Не думаю. Но они очень, очень голодны.

Он содрогнулся всем телом и повернулся к сестре. Глаза его были широко раскрыты в страхе.

— Я слышу их голоса, Амиция, — прошептал он. — Они… Оно будто зовет меня. Я не знаю, что это. Оно словно утягивает меня куда-то вниз. И ночью оно очень громкое. Я не слышу ничего, только этот голос, он кричит и кричит на меня, и это так больно...

Амиция порывисто обняла Гюго, и он зарылся в ее волосы, пряча мокрые глаза. У нее не было слов, чтобы поддержать его, она не могла заглушить проклятый голос, который так его мучил. Но она надеялась, что с ней ему хоть немного легче.

— Мне так страшно, Амиция, — пролепетал Гюго. — Я не хочу умирать, я столько всего еще не видел… Мне очень нравится жить здесь, с вами, я не хочу, чтобы это закончилось вот так…

Горькие слезы заструились по щекам Амиции.

Беатрис и Лука говорили, что второй порог может быть смертельно опасен для Гюго, но Амиция, даже услышав эти слова и даже произнеся их вслух, так и не смогла принять их. То, что Макула может уничтожить ее брата, было настолько немыслимо для нее, что теперь тяжесть этого осознания сводила ее с ума. А теперь, даже будь она самой сильной воительницей на свете, никакое оружие не защитило бы ее брата от этого страха. Она гладила его по худой спине, такой теплой и живой, чувствовала, как он дрожит в ее руках, и сердце ее рвалось на части от мысли, что однажды это тепло растает навсегда.

Но у Амиции еще были силы продолжать эту схватку. Надежда на то, что Лука успеет закончить эликсир и найти их до того, как станет слишком поздно, хоть была призрачной, но не покинула ее окончательно.

— Я буду рядом, что бы ни случилось, — сказала Амиция так твердо, как могла. — Не сдавайся, Гюго. И я не сдамся тоже.

Какое-то время Гюго продолжал обнимать ее, не произнося ни слова. Но когда он отстранился, Амиция увидела, что глаза его немного прояснились.

— Идем, — она взяла брата за руку и крепко сжала. Он пожал ее ладонь в ответ. — Найдем для тебя что-нибудь поесть.

***

После скудного, но необходимого завтрака Гюго крепко уснул, едва опустившись на свое жесткое ложе. Амиция тоже осторожно позволила себе немного вздремнуть, однако все, что ей удалось ухватить — пару часов дремы: ее сознание все время было наготове и отказывалось расслабиться хотя бы на миг. Сон не принес никакого облегчения, усталость все еще давила на Амицию, словно на шее ее болтался тяжелый камень.

Остаток короткого дня Амиция посвятила подготовке к ночи. Она нашла родник и принесла воды для питья и холодных компрессов. На части принесенной из дома колодезной воды она смешала обезболивающее для Гюго и тщательно закупорила пузырек. Наконец, она заранее заготовила побольше дров и с удовольствием отметила, что масла для лампы хватит еще на одну ночь.

Дом все еще был в порядке, дверь крепко держалась на петлях, и у Амиции еще оставался запас факелов. Но этого было слишком мало для того, чтобы тревога отступила. Гюго явно становилось хуже, и упомянутый им голос в его голове необъяснимо пугал Амицию. Она знала, как отогнать рой плотоядных крыс и как убить человека одним ударом, чтобы он не издал ни звука. Но борьба с невидимым врагом была ей незнакома, и бессилие выводило ее из себя.

Закончив приготовления, Амиция поднялась к Гюго, напоила его снадобьем и, усевшись у изголовья кровати, стала ждать.

Ночь медленно, но верно скрадывала те немногие лучи света, которые давало низкое хмурое небо. Амиция сжалась в углу, почти физически ощущая, как с каждой минутой тяжелеет воздух, пропитываясь черным ядом. Пульс ее все учащался, и она зажмурилась, пытаясь подавить беспокойство. Она судорожно шарила в задворках сознания воспоминание, в котором она была бы спокойна — и оно пришло.

”Я просто очень боюсь за тебя”.

Прикосновение к щеке — теплое, осторожное. Вспомнив его, Амиция словно почувствовала его снова, и на сердце стало немного легче.

Она цеплялась за это чувство до последнего — пока земля вновь не завибрировала от наступающего ужаса, а мир за пределами хижины не наполнился тьмой и оглушительным писком бессчетной армии крыс.

Глаза Гюго закатились, и он снова провалился в забытье — но не в глубокий сон больного, а в вызванный Макулой кошмар. Лоб его горел, руки и ноги напряглись, как от боли, а дыхание стало неглубоким и прерывистым. Мокрое полотенце, которым Амиция пыталась хоть немного сбить жар, нагревалось за считанные мгновения, и она чувствовала, как страх подступает к горлу колючим комком. Она метнулась вниз, к огню, в поисках сама не зная чего — и вновь вернулась к брату, с пустыми руками, дрожащими от едва сдерживаемого гнева. Звуки крысиного полчища сводили Амицию с ума; она затыкала уши, но казалось, будто их визг звучал внутри ее головы.

Она пыталась разговаривать с Гюго — вспоминала их игры в детстве, в шато д’Омбраж, рассказывала про животных, которых встречала в лесу во время охоты, перечисляла его любимые растения, но мальчик не слышал ее. Чем темнее становилась ночь, тем хуже он выглядел: в какой-то момент он принялся тихонько стонать и беспокойно ерзать на постели. Гюго словно пытался очнуться от страшного сна, но тот не отпускал его. Не выдержав, Амиция схватила брата за плечи и с силой затрясла его.

— Гюго, проснись! — взмолилась она. — Очнись, ну же!

Но глаза его оставались закрытыми, и лишь голова безвольно болталась на тонкой шее, как у тряпичной куклы.

Ужаснувшись самой себе, Амиция отпустила брата и отшатнулась от его постели.

Конечно, она не могла ничего противопоставить древнему проклятию. Кровь не победить пращой или мечом, не выжечь огнем и не излечить противоядием. В этой борьбе Гюго был один, и все, что могла Амиция — быть рядом, пока не наступит исход.

Крысы, вспомнила она. Гюго всегда становилось плохо и страшно, когда они подбирались слишком близко — ведь он мог чувствовать их, даже управлять ими. Может, если отогнать их подальше, то Гюго полегчает, подумала Амиция; в конце концов, хуже не будет точно.

Оказавшись снаружи, она увидела, что крыс стало больше, чем прошлой ночью — Амиция совсем не различала земли под их угольно-черными спинами и голыми хвостами. Она медленно двигалась вдоль стен дома к одному из “сюрпризов”, которые одна подготовила днем.

— Горите в аду, — пробормотала она и швырнула Игнифер в кучу черной грязи.

Яркая вспышка озарила лес, и торф, узкой полосой насыпанный вокруг хижины, начал постепенно разгораться. Крысы взвыли, заметавшись, и схлынули, не выдерживая пламени и жара. Амиция издала победный вопль.

— Это вам за Гюго, мерзкие твари! — крикнула она в черноту.